А вы читали?

ОТ АВТОРА

Ах, какое удовольствие что-то произнести или написать в рифму, даже говорят иногда: “Смотри, получилась рифма!”

Написать эпиграмму очень трудно, потому что ценность ее в том, что, чем она полнее по содержанию, тем должна быть лаконичнее по форме.

Жаль, что в последнее время появилось много ходячих списков так называемых эпиграмм Гафта – это сборная солянка неизвестных авторов, но все почему-то приписывается мне. Может быть, кто-то думает, что Гафт – это не фамилия, а издательство.

Очень рад появлению этой книжечки. Здесь все только мое. Я не профессионал и никогда не думал печататься. Если бы я думал об этом, у меня ничего не получилось бы.

С уважением к моим читателям, В.ГАФТ

Стихи

ОГОНЬ

Есть у огня свои законы.

Огонь войны – в людей вселяет страх.

Покоем дышит он в каминах и кострах.

Но есть огонь невидимый – иконы.

О, как блаженно жгут лучи твои,

Сжигай меня, икона, я не струшу,

Я знаю, ты сожжешь грехи мои,

Чтоб отогреть измученную душу.

ТРАГЕДИЯ

Платок потерян и браслет,

Нет Дездемоны, Нины нет,

Сошел с ума Арбенин, и Отелло

Кинжалом острым грудь себе рассек.

Несовершенен человек,

Хоть Ум есть, и Душа, и Тело,

И есть Язык, и Слово есть,

И, к сожалению, возможно

Попрать Достоинство и Честь,

И Правду перепутать с Ложью.

Эпиграммы

З.ГЕРДТУ

О, Необыкновенный Гердт,

Он сохранил с поры военной

Одну из самых лучших черт –

Колено он непреклоненный.

Н.НЕГОДЕ

Всю обнажить себя в искусстве –

Такая у Негоды страсть.

В картине оголила чувства,

В “Плейбое” – остальную часть.

И.МИРОШНИЧЕНКО

В таланте у Мирошниченко

Все краски есть и все оттенки,

Но самая большая краска,

Когда лицо почти как маска.

Т.АБУЛАДЗЕ

(На фильм “Покаяние”)

Душили слезы и брало отчаянье,

Но становилось на душе светлей.

Спасибо, Грузия, за покаяние,

За то, что дожили до этих дней.

(Из книги “Стихи и эпиграммы”. ВТПО “Союзтеатр”, Москва)

Закладка в книге

“Мы с сестрой полагали, что драгоценный иллюстрированный журнал в нашей нищенской жизни – почти неприличен. Это же касалось и лишней комнаты. Разве нельзя обойтись без журнала, без комнаты? Разве это предметы первой необходимости?

Но мы не понимали тогда, что у нас и у матери были разные взгляды на то, что считать первой необходимостью. Мы-то не помнили, не знали иной жизни, кроме эмигрантской. Мать сложилась и выросла в условиях совершенно других. И знала то, чего мы знать не могли: человеку, развившему свой интеллект, легче переносить невзгоды, ибо обеспечен тыл, куда можно уйти. Жизнь не удалась, рухнуло то и рухнуло это, но остаются книги, музыка, живопись, и тот, кто способен этим наслаждаться, – выстоит, не пропадет. “Пока есть книги, жизнь еще хороша!” – писала мать в дневнике. Этот тыл она стремилась обеспечить и дочерям. Сунула меня в Ориентальный институт именно для “общего развития”.

Наталья ИЛЬИНА

“Дороги и судьбы”, Москва, “Московский рабочий”, 1991 г.

* * *

Бабочки хохочут, как безумные,

Вьются хороводы милых дур

По лазурному нагромождению

Стереометрических фигур:

Учит их всей этой математике

Голенький и розовый амур.

Хореографическим училищем,

Карнавальным молодым вином

Отдает июньская сумятица

Бабочек, играющих с огнем,

Перебрасывающихся бисером

Со своим крылатым вожаком.

И уносит их ватагу школьную,

Хрупкую, бездушную, безвольную,

Ветер, в жизнь входящий напролом.

Арсений Тарковский

1978

Разбегается смутное время…

На Высших литературных курсах при Литературном институте им. Горького учатся молодые и зрелые поэты из самых разных точек бывшего Союза.

Сегодня очень многие говорят о потере читательского интереса к подлинной литературе. Киоски и книжные магазины завалены боевиками, триллерами, дешевыми любовными романами, легковесными журнальчиками. Да и художественные-то книги, претендующие на высокую культуру, мало кого привлекают. В этом случае припоминается полузабытая притча…

Один святой увидел входящего в храм беса в образе священника. Подумал: вот он начнет говорить богомерзкие речи, и я его обличу, покажу людям подлинное лицо лукавого! Но бес говорил все верно: о любви к ближнему, о покорности Божьей воле, о покаянии. При выходе святой поделился с ним своими мыслями и удивился словам: “Речи-то, может, говорились правильные, да вот только душевного жара я в них не вкладывал…”

Вот, пожалуй, и главная разгадка потери читательского интереса к иным произведениям: когда нет душевного жара – нет и литературы! Для оценки творчества нами ставится высочайшая планка. А учиться еще всем нам ой как нужно!

Леонид Сидо╡ов из Сургута. Бывший морской пехотинец больше десяти лет живет в Сибири, родители же его – в Белоруссии. Любимым поэтом называет Александра Блока. Основные темы – любовь, чувство сопричастности к жизни поколения, поиск своего пути:

По моим полнокровным сосудам

Разбегается смутное время…

Как человек действия, он нуждается в душевном равновесии и упорядочении мыслей. Автобиографично и ярко написано стихотворение “Прощание с парашютом”:

Последний взлет. Прыжок.

В душе озноб,

И ощущенье неба –

как вначале.

Благодарю

Все двадцать восемь строп,

Что с высотою жизнь мою связали.

Благодарю…

Прощай, мой друг, мой свет.

Я ухожу,

Счастливо оставаться!

Ты небесам передавай привет

И не забудь,

Взлетая, раскрываться.

Ярко заявил о себе и поэт из Самары Евгений Се╝и╖ев. Автор трех поэтических сборников словно еще раз пытается всем доказать, что “нынешнее смутное время минет, и Россия – небесная крепь – вновь воссияет от Земли до Неба”, как написано в предисловии к его книге.

Не обижайся, мой художник,

Такой я странный человек.

Сегодня я – печальный дождик,

А завтра – странствующий снег.

Не получаются наброски

Отнюдь не по твоей вине.

Лиловый дым от папироски

Расскажет больше обо мне…

Издатель из Луганска Владимир п╡окопенко (псевдоним Владимир Казьмин) редактировал у себя на родине книгу памяти “Афганская голгофа”. Он сам воевал в Афганистане и поэтому книгу о воинах-интернационалистах, погибших на этой войне, считает главным делом своей жизни. Пишет стихи и песни. Особенно запоминается песня “Зеленая зона”:

…Зеленая зона, зеленая зона,

И крики: “Патронов, патронов, старик!”

Зеленая зона далеко от дома,

Далеко от дома, от нашей земли!

Владимир Ульянов (пишет под псевдонимом Демурин) живет в Оренбурге. Работал электриком, дорожником, штукатуром-маляром, журналистом. Человек сложной судьбы и непростой биографии, он и в Москве не падает духом: помимо учебы подрабатывает на рынке, материально поддерживает семью. Продолжает лучшие традиции Бунина и Рубцова:

Прощай, прощай! Оборваны

свиданья,

А все глаза во след тебе глядят.

Уже не петь, а жить воспоминаньем,

Не возвращая ничего назад.

А гривы рощ так огненны, так желты,

И шорох, шелест, лепетанье, стон…

Как будто недосказанное что-то

Еще во мне, еще со всех сторон.

Особенно близка уральцу тема родной природы.

Угор. В низине плещет бойкий лист.

Пяток осинок ветками сплелись.

А все уж лес! И мило, и люблю.

Торжественно под сень его ступлю…

…Но, как ни больно за былую Русь,

Я эту виноватить не берусь…

Холодным льдом и металлическим блеском хоккеиста отличаются стихи Андрея Ско╡инкина из Белоруссии. Его творчество, как отмечено в предисловии к сборнику “Ночной певец”, “…создает впечатление какого-то бесконечного трагикомического карнавала…” Внешне довольно строгий и подтянутый, мастер в смутном и противоречивом мире страстей живет непросто. Его метания между Светом и тьмой порой заводят в тупик самого автора. Для выхода из таких тупиков и нужна многим из нас Москва, школа мастерства и взаимопонимания:

Что ты смотришь с завистью,

прохожий,

Как взмывают птицы в небеса,

Души человеческие тоже

Могут испаряться, как роса…

В чем-то близка поэзии Скоринкина и творческая школа Владимира Со╡о╖кина. Та же холодная расчетливость, оторванность от жизни, снежность и льдистость. И не случайно, видимо, поэт назвал свой сборник “Луна”. Живет он в Брянске. Наиболее характерными можно назвать строчки из стихотворения “Сумерки”:

Темнеет – выпукло и круто,

Сплетая вместе, заодно

Деревья, стены… и округа

В сплошное сходится пятно.

И различаешь, вновь не к месту,

Случайный взгляд, лицо из тьмы,

Где нет уже различья между

Сошедшей тенью и людьми.

Владимир окончил Брянский технологический институт, публиковался в коллективных сборниках “Любовь моя – Россия”, “Напев”, “Острова”. Очень скрупулезно разбирает рукописи собратьев по перу.

Молчалив и сдержан в оценках пермяк [[smpbold]]рий Калашников. Бывший сельский житель, он драматично переживает противоречия между городом и деревней, ностальгически заполняет свое творчество видами природы:

Кирпичные трубы дымили

В убогий уездный покой:

Мы жили…

Да разве мы жили

В сгоревшей избе за рекой.

Неприкаянная, многоцветная Россия, как в прозрачном затоне, отражается в стихах слушателей ВЛК. О трудной женской доле скорбит уралочка Диана Канн, снежная Якутия снится Варваре даниловой.

Полнит свои откровения Сылдыс донгак из-под Тувы:

Слезы мои, что во сне проливаются,

В море бушующем растворяются.

Слезы ночные – молчанье озер,

Омут бездонный меж грозных гор.

Слезы мои чисты и беспечны,

Словно река любви бесконечной.

(перевод с тувинского В.М.)

Владимир МАКСИМЦОВ, поэт, член Союза писателей России