На чтение: ≈ 21 мин.Продолжение. Начало в №36, 37, 39, 40-52 за 2021 год; №2
Вот, к примеру, выписка из одной методической книги для учеников: «Молодому человеку часто очень хочется спорить, отстаивать свою позицию, порой самую неожиданную. Однако давайте вспомним следующее: в подавляющем большинстве текстов утверждаются очевидные истины, которые вряд ли целесообразно оспаривать. Помните, что экзамен – это не место для неожиданных и смелых экспериментов».
Тут возникает очень важный вопрос: а что, на экзамене для сочинений нужно предлагать только бесспорные истины? Если так, то это всего лишь проверка знаний, а не сочинение. Мне вспоминается Блок: «И вновь – порывы юных лет, // И взрывы сил, и крайность мнений». Я уже не говорю о том, что сегодня, хотя это и не сегодня началось, преобладает в научной мысли стремление познать литературное произведение глубже, уйти от примитивных и давно себя изживших штампов, стереотипов и догм, осмыслить всю сложность авторского слова, вписать прочитанное в контекст нашего времени.
Я уже рассказывал о жестких и однозначных требованиях к экзаменационному сочинению 1958 года на тему «Идея гуманизма в пьесе А.М.Горького «На дне». Там было девять пунктов. «Важно, чтобы ни один из них не выпал из поля зрения выпускника, ибо это неизбежно повлечет ущербность в раскрытии темы». Напомню только два пункта:
5. Ложь – религия рабов и хозяев, оружие пассивного, мнимого гуманизма, основанного на снисходительной жалости к страдающему.
8. Задача подлинного гуманизма – воспитание Человека с большой буквы; борца против общественного строя, порождающего «дно», творца новой жизни.
И ничего иного. Шаг вправо, шаг влево считается побегом.
Но вот проходит всего десять лет, и я читаю в журналах размышления двух актеров, которые сыграли Луку уже не канонически-разоблачительно. «Я играл человечность, доброту мудрого человека, который находит способ утешить умирающего. Он единственный в пьесе деятельный герой, единственный, кто занят не собой, а другими». «Я считаю Луку прежде всего человеколюбцем. Он любит человека, страдает, видя его задавленным социальной несправедливостью, и стремится ему помочь чем только может». И мы тогда предложили ученикам московских школ подумать над такой трактовкой.
Но в том же 1968 году «Современник» ставит пьесу Горького на своей сцене. И Сатин – Евгений Евстигнеев начисто убирает высокую патетику монолога Сатина о Человеке. Слова «Человек – это звучит гордо!» он произносит как-то невнятно, к тому же все видели, что весь монолог – это монолог человека в сильном подпитии.
Что же говорить о днях сегодняшних… Вот только три взгляда.
- Дмитрий Быков, «100 лекций о русской литературе XX века. Время потрясений. 1900-1950 гг.»:
«И вывод Горького предельно прост – нет никакого бегства, нет никакого утешения, человеку нужна правда – и самая жестокая, и человеку нужно только одно – сознание своей гордости, достоинства, величия; человек ни с чем не должен примиряться…
Лука Горькому особенно отвратителен потому, что для него это хуже самой отъявленной лжи: для него это мещанство, даже предательство, потому что для Горького задача человека – это не примиряться к обстоятельствам, а бороться любой ценой…»
- Олег Лекманов, «Ключи к Серебряному веку»:
«О роли Луки в пьесе хорошо написал в своем очерке о Горьком Ходасевич (в 1936 году. – Л.А.)…
Лука наделал хлопот марксистской критике, которая изо всех сил старается разъяснить читателям, что Лука – личность вредная, расслабляющая обездоленных мечтаниями, отвлекающими их от действительности и от классной борьбы, которая одна может обеспечить им лучшее будущее. Горький… в виде корректива, противопоставил Луке некоего Сатина, олицетворяющего пробуждение пролетарского сознания. Сатин и есть, так сказать, официальный резонер пьесы… Но стоит вчитаться в пьесу, и мы тотчас заметим, что образ Сатина по сравнению с образом Луки написан бледно и – главное – не любовно. Положительный герой менее удался Горькому, нежели отрицательный, потому что положительного он наделил своей официальной идеологией, а отрицательного – своим живым чувством любви и жалости к людям».
Монолог Сатина в четвертом действии начинается с защиты Луки, и если не апологии, то уже точно – оправдания утешительной лжи («из жалости к вам», «из жалости к ближнему»). Однако по мере разворачивания своей страстной речи Сатин почти неуловимо для читателя переходит от оправдания к ее обвинению… отчетливым маркером внезапной смены идеологической позиции Сатина становится проникновение в его речь слов и выражений из марксистского митингового жаргона… «Ложь оправдывает ту тяжесть, которая раздавила руку рабочего», «кто живет чужими соками», «кто… не жрет чужого». И, наконец, «Ложь – религия рабов и хозяев…». Все это в конечном счете приводит к многомерности пьесы «На дне» и вольной или невольной стереоскопичности позиции автора. Что не в последнюю очередь и превращает пьесу в одну из лучших вещей Горького, лишенную плакатной трафаретности, которая отвращает многих читателей, например, от горьковской «Матери».
Нужно ли говорить, что в советской школе стереоскопичность пьесы не была услышана и она идеологически выпрямлялась…»
- Павел Басинский, «Горький. Страсти по Максиму. 2021»:
«Лука и Сатин – не оппоненты, но два философа, которые не знают об истине, но знают о правде и делают из нее противоречивые выводы. Собственно говоря, это две ипостаси Максима Горького.
«Правда» заключается в том, что для этики будущего, этики XX века, «люди» перестанут быть индивидуальными, духовно цельными единицами. Попытка самоубийства нового Алеши Пешкова уже не всколыхнет огромный город, не заставит Церковь заниматься практическим вопросом его духовного спасения. Жизнь человеческая вообще не будет стоить ломаного гроша. В грязные окопы пойдут миллионы людей, став пушечным мясом, пищей для вшей. Их будут травить ядовитыми газами, как крыс и насекомых. Потом будет красный террор, голодомор тридцатых годов на Украине, на Кавказе, в Поволжье. Потом – печи Бухенвальда, массовое истребление целых наций и даже рас. Хиросима. И многое другое, что станет этикой будущего. Вот от чего убегает со своей последней жалостью Лука и над чем в глубоком отчаянии, хлопнув для храбрости стакан водки, пытается утвердить знамя «уважения» к Человеку богоборец Сатин».
Со всеми этими размышлениями можно соглашаться, не соглашаться. Можно их обсуждать. Но нельзя не принять эту живую пульсацию мысли. Ведь дело тут не только в занятиях литературой. Все это формирует полноту творческой личности, которая необходима во всех сферах нашей жизни.
«На дне» триумфально шла на сцене Художественного театра, триумфально в Берлине. А вот Лев Толстой ее не принял. Но тогда не было ни Рособрнадзора, ни ФИПИ. И ему не поставили ноль за то, что авторская позиция искажена. Но теперь порядок будет наведен. Авторские позиции всех произведений русской литературы наконец-то будут приведены в полный порядок и сведены к единственной одинаковости. Хорошо бы при этом издать справочник по всем авторским позициям. Ведь по аргументам такие справочники уже есть.
К чему приводит такая борьба за чистоту риз, показал в своей книге, на которую я уже ссылался, Павел Басинский:
«Вообще, с точки зрения правды жизни «Мать» – емкое произведение. Но в судьбе Горького «Мать» сыграла роковую роль, явив собой первый образец партийной художественной литературы. Будущих разрушителей России она изображала святыми, на долгие годы канонизировав их. Это было духовное поражение Горького, от которого он не смог оправиться до конца жизни. Наконец, вспомним, что проповедовал «апостол» Павел и чему в течение десятилетий учили школьников.
Вот его знаменитая речь на суде.
«- Мы – социалисты. Это значит, что мы враги частной собственности, которая разъединяет людей…»
Допустим, что это позиция социального идеалиста.
Но дальше Павел говорит:
«…мы хотим иметь столько свободы, чтобы она дала нам возможность со временем завоевать всю власть».
Какой же это идеализм? Это слова политика.
Вспомним начало речи Павла:
«- Человек партии, я признаю только суд моей партии…»
Нет другого суда, ни юридического, ни человеческого, ни божеского – кроме суда своей секты.
«Мы стоим против общества, интересы которого вам приказано защищать, как непримиримые враги его и ваши, и примирение между нами невозможно до поры, пока мы не победим».
И за все это Павел получил высылку на поселение, откуда в любой момент мог убежать».
Прочтя все это, я обратился к изданным в 1969 году методическим рекомендациям «Преподавание литературы и проверка знаний учащихся». Эти рекомендации написал я, они были изданы тиражом в 10000 экземпляров и доведены до каждого учителя литературы Москвы. Рассказываю о своем опыте проведения сочинений.
Разбив класс на группы, которым было поручено подготовить сочинения-доклады о романе «Мать», я особо выделил двух учеников, которым по плечу были более сложные задания. Один из них должен был сопоставить рабочих в романах Куприна «Молох» и Горького «Мать». Другая ученица – сравнить сцены суда в «Воскресении» Толстого и в романе «Мать». Приведу последнюю из названных здесь работ…
Это огромное и сделанное добросовестно сочинение оканчивалось так: «Главный мотив в ожидании суда у Толстого – разоблачение старого; у Горького – утверждение нового, приходящего на смену этому старому».
Я еще раз открыл книгу «Экзамены на аттестат зрелости и награждение медалями». В 1958 году среди других была тема «Как показывает А.М.Горький рост революционного сознания рабочего класса в романе «Мать». Читаю:
«В большинстве работ выпускников, представленных к награждению медалями, раскрытие темы сводится к анализу роста революционного сознания Павла Власова и его матери. Рабочая масса, рост сознания народа совершенно не находят отражения во многих сочинениях, что свидетельствует о непонимании вопроса, поставленного в теме.
Говоря об изображении роста революционного сознания рабочего класса в романе Горького, нужно вспомнить слова К.Е.Ворошилова, что «замечательная повесть «Мать» поистине является автобиографией рабочего класса». В сочинении необходимо было показать, как стихийный протест рабочих перерастает в протест политический и осознанный. Следовало бы показать руководящую, воспитывающую роль партии, ее органическое единство с народом, веру в правильность избранного пути – пути социалистической революции».
А когда я писал свои методические рекомендации, я уже семнадцатый год работал в школе и седьмой год – в институте усовершенствования.
Я уже не говорю о поэме Маяковского «Хорошо!», «Поднятой целине» Шолохова, поэме Багрицкого «Смерть пионерки». Мы на уроке пишем сочинение по картине Репина «Отказ от исповеди». А на уроке анализа сочинений – цитирую свою первую книгу «Уроки, литература, жизнь» – «читаю «Смерть пионерки», поэму о «девочке, перед лицом смерти не изменившей присяге, красному галстуку».
Мог ли я тогда подумать, что не православный, не христианин, вообще человек неверующий, я переживу сильнейшее потрясение в Гефсиманском саду?!
Обо всем этом я знаю «не понаслышке, не из книжки», как сказал Твардовский.
Я давно ушел от себя тогдашнего, хотя уже тогда искал и даже находил и иные пути.
После операции, на которой убрали мою катаракту и поставили новый хрусталик, меня привели в темную комнату, резким движением раздвинули черные шторы. «Что вы видите?» – «Я вижу все». Во всем остальном прозрение было долгим и трудным.
А сейчас мне вспоминается Блок: «И вновь – порывы юных лет, // И взрывы сил, // И крайность мнений».
Но Блок не знал того, что знаем мы. Большинство заданий ЕГЭ по русскому языку проверяет компьютер. А сочинительную часть – эксперт. Но перед экспертом лежит «информация о тексте». И там написано, что и как должен ученик написать, отвечая на поставленные вопросы. Естественно, что и в пособии по подготовке к экзамену тоже есть «информация о текстах» всех вариантов. У меня в пособии они занимают 18 больших страниц. Об их качестве мне уже приходилось писать. Не говорю уже о том, что выполнить, готовясь к экзамену, все эти 36 вариантов ЕГЭ по русскому языку и 30 вариантов ЕГЭ по литературе и при этом не обалдеть – это почти что подвиг.
Но самое главное вот что: а если ученик ответил интереснее, умнее, талантливее, чем то, что написано в этой «информации о текстах»? Его покарают. По просьбе учителя я сам занимался одним таким сочинением. И писал об этом в «Учительской газете». Бесполезно, сняли шесть баллов (правда, один верно – за орфографическую ошибку). Тем самым ученица лишилась права поступить на бюджет. Но, к счастью, этой проблемы не существовало для родителей.
Готовя выпускников двух классов, в которых я литературу не преподавал, к первому итоговому сочинению, я задал им на первом же занятии (перед этим я предупредил их, что наши занятия добровольные, бесплатные и что я ничего не буду говорить о том, как именно нужно писать на ту или иную тему, репетиторством я заниматься не буду, моя задача – напитать их живыми впечатлениями и переживаниями) два вопроса. «Представьте себе, что молодого Менделеева на улице города сбила чья-то вельможная карета и он погиб. Что будет с периодической системой?» Кто-то сказал, что ее тогда не будет. Но большинство понимали, что она будет, хотя, возможно, к ней придет ученый из другой страны, да и в другое время. «Но теперь скажите: а если бы в юности погиб Пушкин, что было бы с «Евгением Онегиным»?» И класс дружно ответил: «Его не будет». «Не помню, кто сказал: «Произведение искусства отличается от фактов жизни на величину души автора». Сказанное относится и к сочинению, которое вам предстоит писать. Оно всегда должно быть о времени и вместе с тем о себе».
Для меня самого исходное сказано в Евангелии: «Ибо от избытка сердца говорят уста», – по-своему повторенное потом Борисом Пастернаком:
О, знал бы я, что так бывает,
Когда пускался на дебют,
Что строчки с кровью – убивают,
Нахлынут горлом и убьют!
От школьников нельзя требовать строчек с кровью. Хотя и такое приходится читать. Однажды в домашнем сочинении на тему «Потрясение» я прочитал огромное сочинение о свидании с отцом в тюрьме. И большое сочинение о смерти отца. Но строчки с сердцем, душой, мыслью, я в этом убежден, может написать каждый наш ученик. Помните Булата Окуджаву?
Каждый пишет, как он слышит.
Каждый слышит, как он дышит.
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить.
Разве это не главное и для пишущего школьника? А если он дышит неглубоко? Если у него проблемы в легких, бронхах, трахеях? Тогда его надо лечить, а в нашем случае тогда его нужно учить.
Результат этого учения зависит не только от учителя и от ученика, но и прежде всего от того, какие темы мы ему предлагаем и по каким критериям его сочинение проверяем.
Лев Айзерман
Окончание следует
Выбор читателей
Комментарии