​Тетради из прошлого

В конце октября не стало моего дяди, последнего близкого родственника и обитателя старой казанской квартиры, из которой в 1974‑м уедет работать в Загорск моя мама, а в 2000‑х сначала мой дед, а потом моя бабушка отправятся в свой последний путь. У дяди, как и у мамы несколько лет назад, был рак, но в отличие от нее не стало его довольно быстро – только в начале сентября он узнал о своей болезни, а полтора месяца спустя я приехал на его похороны.

В старой квартире – залежи сохраненных вещей, свидетелей прошлого. Дедушкина книжка красноармейца с отметкой о сдаче оружия в апреле 1945‑го, открытка с видом Австрии, которую он посылает тогда же своей сестре в деревню Черемухово, альбомы семейных фотографий, письма, школьные дневники и институтские тетради мамы и дяди, коньки и грампластинки из 60‑х – дед не выбрасывал ничего… Однако искал я, кроме всего этого, несколько тонких тетрадей, мамин дневник, который однажды, лет пятнадцать-двадцать назад, показывала мне бабушка: в моем диалоге с мамой, продолжающемся после того, как ее не стало, не хватало этих слов. Искал, делал разные открытия – письма, отправленные польской девочкой, подругой мамы по переписке, альбомы дядиных рисунков, навсегда запертые чемоданы, от которых уже не найти ключей, – но только не эти тетрадки. Может, примерещились они мне или бабушка потом отдала их маме? Так и уехал из Казани с двумя старыми чемоданами писем и фотографий, но без маминых тетрадей: возможно, они просто не дались мне в руки…Через пару дней позвонила дальняя родственница, убиравшая в опустевшей квартире. На антресолях, где кроме дедушкиных конспектов с курсов повышения квалификации, как мне показалось, ничего не было, она нашла лиловую папку, а в ней – две тонкие тетрадки, заполненные маминым почерком. Открыла – и поняла, что это те самые дневники, которые я безуспешно искал. Заказное письмо из Казани до Петербурга вместо обещанных трех дней шло без малого две недели, но вот за день до маминого дня рождения я открываю почтовый конверт и достаю из него небольшую потрепанную папку с коричневым шнурком-завязкой…Полторы обычных школьных тонких тетрадки – с августа 1968‑го до сентября 1971‑го мама, студентка химико-технологического института, вела в них свои «тайные записи»: так и написано на обложке первой тетради ее аккуратным и совсем не изменившимся с тех пор почерком. Безумно странное чувство – читать написанное 40 лет назад 19‑летней девочкой о том, как она живет, о чем думает, в кого влюбляется. А ее адресатом оказался сын, который родится 15 лет спустя, а прочтет это, когда ее уже не будет…Время овеществляется и проходит сквозь меня. Это та девочка, с которой я прежде не был знаком. И мы говорим с ней впервые о том, как она ездила в вечернем троллейбусе и смотрела на город, как отмечала с подругами свое двадцатилетие, как безуспешно пыталась дозвониться до студента консерватории, с которым познакомилась в колхозе «на картошке»… О том, что переживает из-за своего невысокого роста и считает себя некрасивой, что ждет своего человека, своего счастья и никак не может дождаться…Я знаю о ее будущем то, чего не знает она. Что через несколько лет она уедет в Загорск, где проработает и проживет больше сорока лет, что так и не выйдет замуж, что, наверное, так и не случится с ней того счастья, о котором она мечтала… Что эти две тетрадки будут так бесконечно нужны сейчас ее сыну, чтобы просто побыть с ней рядом, посидеть поздним вечером в ее комнате, увидеть маленькую фигурку, склонившуюся над тетрадными листами, и попытаться заговорить с ней – вдруг это возможно, что она услышит?..