​Сироты России. Что изменилось через два года после принятия «закона Димы Яковлева»?

Ребенок по-прежнему товар. Не на международном, так на внутреннем рынке

Прошло два года с момента принятия «закона Димы Яковлева». По этому поводу Андрей Исаев, зампредседателя Госдумы, написал в «Российской газете»: «Для оппозиционных лидеров дети оказались только поводом для борьбы с режимом. Вся их жалость по отношению к детям-сиротам и страшная озабоченность, которую они проявляли во время организованных ими шествий, немедленно улетучились, когда появились новые темы в этой борьбе. Вы что-нибудь слышали о помощи детям, оставшимся без попечения родителей, которую оказывают Касьянов, Немцов, Гудков, Ахеджакова или другие организаторы марша против «закона Димы Яковлева», о поддержке ими детских домов и приемных семей? Вместе с тем ненавистная им «Единая Россия» образовала рабочую группу, которая в течение этих двух лет занималась решением конкретных проблем».

Правда, о том, чем помогает детским домам лично Андрей Исаев, тоже мало кто слышал. Кроме Ахеджаковой, против закона одним из первых выступил министр образования и науки РФ Дмитрий Ливанов. Также к числу «оппозиционеров» можно отнести вице-премьера Ольгу Голодец, написавшую по этому поводу письмо Президенту, и Елену Мизулину, главу комитета Госдумы по вопросам семьи, женщин и детей, которая проголосовала против принятия закона. А заодно – Совет по правам человека при президенте РФ, который счел «закон Димы Яковлева» противоречащим конституции.

Впрочем, не будем о логике. Важнее цифры, которые приводит зампред Госдумы: «Если на момент принятия «закона Димы Яковлева» в федеральном банке данных было 119 тысяч детей-сирот, сейчас их 93 тысячи, это существенное снижение, ничего подобного не было в истории современной России».

Россияне действительно стали активнее брать в семьи чужих детей. По данным омского министерства образования, 90% из 10114 детей-сирот, которых насчитали в регионе, в 2013 году переданы под опеку, в приемную семью, на усыновление.  В Новосибирской области, по статистике регионального Минсоцразвития, тоже растет доля детей, находящихся на воспитании в замещающих семьях: 2011 год – 77,4 %, 11 месяцев 2014 года – 85%. При этом по официальным данным, за последние годы численность детей-сирот в Омской области сократилась более, чем на 17%. В Новосибирской области – на 25% от уровня прошлого года.

Каким образом уменьшается численность детей-сирот при общем подъеме рождаемости? Уточню: при подъеме рождаемости ненужных детей, появившихся на свет ради материнского капитала. Акушер-гинеколог Борис Клебановский, работающий в Омском роддоме № 6 почти 30 лет, говорит, что такого наплыва неблагополучных рожениц, как в последние годы, не было никогда. По данным омского Минздрава, увеличилось число детей до года, умерших по причине плохого родительского ухода. Полиция сообщает, что растет количество преступных посягательств в отношении маленьких жителей Омской области – в этом году от взрослых пострадало 727 детей, из которых 16 погибли. Причем главная причина – недостаточное внимание и контроль со стороны родителей и тех, кто их заменяет. Это похоже на повышение сознательности мам и пап? С чего вдруг они перестали оставлять детей? Улучшился уровень жизни? Повысились детские пособия? Нашлись жилье и работа, которой, вопреки официальным данным, в селах просто нет, потому что нет сельского хозяйства?

Еще более странная цифра – «вторичные возвраты», когда ребенок из замещающей семьи возвращается в организацию для сирот. Она тоже внезапно уменьшилась после принятия «закона Димы Яковлева». Новосибирцы в 2013 году вернули 146 детей, нынче – 83 ребенка. Омичи и вовсе отличились, в прошлом году сдав обратно 63 ребенка, а в этом – только 55.

– Скорее всего это дети, которые уже помотались по разным семьям, и больше их брать категорически не хотят, опекуны о них уже наслышаны,- рассказал мне сотрудник опеки и попечительства на условиях анонимности. – Каждый возврат чреват скандалом со стороны руководства, вплоть до увольнения. Подразумевается, что возвратов вообще нет, мы их и не фиксируем, просто по-тихому устраиваем ребенка в другую семью, бывает по 10-12 раз.

Так действительно государственные структуры стали лучше работать с неблагополучными семьями? Или лучше научились писать отчеты?

– Я не заметила никаких изменений, – говорит Марина Аксенова, директор Новосибирского фонда «Солнечный город». – Наша задача как раз делать помощь системной, фокусируясь на серьезных программах поддержки сопровождения семей, а не разовых мероприятиях. Можно было бы объединить усилия, но у органов опеки и попечительства другая функция – раздаточно-контролирующая. Больше всего, конечно, от «закона Димы Яковлева» пострадали дети-инвалиды. В России не выстроена система ранней помощи детям с отклонениями в здоровье.

Дорогу в жизнь детям с ОВЗ «закон Димы Яковлева» перекрыл. Американцы брали не только инвалидов. Но они не боялись брать детей с самыми тяжелыми недугами. Они охотно усыновляли даунов, которых мистически опасаются россияне. В США другое отношение к «солнечным детям», а также большой опыт их социализации. Запрет на усыновление российских детей американцами, вступивший в силу 1 января 2013 года, приостановил усыновление 12 детей в Новосибирской области, трое из которых – 4-летний мальчик с ВИЧ, 5-летняя девочка с синдромом Дауна и 3-летний мальчик с тугоухостью. Большинство ребят к тому времени уже познакомились с будущими мамами и папами, а один собирался воссоединиться с родными, которые теперь живут в Америке. Новый закон не позволил передать детей в зарубежные семьи. Впоследствии 11 детей были переданы на воспитание в замещающие семьи, но «солнечный ребенок» по-прежнему живет в интернате.

В 2013 году на воспитание в новосибирские семьи передано 15 детей-инвалидов, как сообщил местный Минсоцразвития в ответ на запрос. Замечу, что 11 из 15 – наверняка те, которые собирались уехать: дело чести! Данные о 2014-м годе министерство упустило, хотя положительные цифры по другим вопросам за этот период продемонстрировало. О трудностях при устройстве детей-инвалидов говорил и омский министр образования Сергей Кануников на недавнем совете при губернаторе, не уточняя, впрочем, количества принятых в семью: 30,5% оставшихся без попечения родителей имеют инвалидность, 25,4% воспитываются в школах-интернатах для детей с ОВЗ.

По данным Андрея Исаева, которые он приводит в «Российской газете», в 2012 году в российские семьи был устроен 971 ребенок-инвалид, в 2013 году – уже 1465, то есть на 51% больше. 2014 год он почему-то тоже обошел вниманием.

–  Не могу спорить с государственными данными, – сказала мне Маргарита Семикова, исполнительный директор и куратор Сибирского движения «Созвездие сердец», которое работает с «тяжелыми» сиротами. – Из наших – умственно отсталых, в сочетании с ДЦП, эпилепсией, шизофренией – все на месте.

Год назад Маргарита Семикова еще могла спорить с государством, утверждая, что до сих пор не предложены меры по комплексному решению проблемы сиротства, которая заключается не в отсутствии желающих усыновить, а в длительном неблагополучии российских семей. Видимо, у зампреда Госдумы свой взгляд на благополучие, поскольку он с гордостью говорит, что с 1 января 2013 года до 100 тысяч рублей увеличен размер единовременного пособия при усыновлении ребенка-инвалида, ребенка в возрасте старше семи лет, а также кровных братьев и сестер. Одновременно была увеличена ежемесячная выплата лицам, осуществляющим уход за ребенком-инвалидом.

100 тысяч – хорошие деньги, но маленькие. Даже «бесплатные» лекарства в нашей стране стоят дорого. Хорошее многофунциональное кресло моему старому знакомому Максу Филиппову обошлось в 350 тысяч, помогли спонсоры. На том, которое выделено соцзащитой по разнарядке, он ездить не мог, не рассчитано оно на особенности недуга, которые есть у каждого инвалида. И при этом стоит недешево. Как раз около 100 тысяч рублей. Правда, добивался его Макс лет пятнадцать! А «повышенная» ежемесячная выплата ухаживающим за ребенком-инвалидом составляет 5500 рублей, и Пенсионный фонд РФ предупреждает, что «в случае выхода на работу гражданин, осуществляющий уход, обязан самостоятельно в течение 5 дней известить об этом, поскольку право на ежемесячную выплату имеют только неработающие лица».

– Семьи с детьми-инвалидами сталкиваются с массой проблем, в первую очередь, финансовых, – рассказывала год назад Семикова. – К нам обратилась бабушка-опекун, она воспитывает внука, его мать умерла, отец-наркоман. Несмотря на букет заболеваний, не удалось получить инвалидность на ребенка. Бабушка обратилась в соцзащиту за консультацией и запросом на профессиональную психологическую помощь, поскольку у ребенка проблемы поведения, из-за чего их попросили уйти из садика. Бабушке сказали: «Не справляешься, тогда мы его у тебя заберем». Получается, что семьи с детьми-инвалидами находятся между двух огней: с одной стороны, их всё время запугивают карательными мерами, с другой – вместо профессиональной помощи предлагается псевдопомощь: билеты на утренник и бывшую в употреблении одежду. Многих родителей наших подопечных терзают мысли о старости и судьбе детей после их смерти. Если о ребенке некому будет позаботиться, а «сопровождаемого проживания» по закону у нас нет, его судьба предопределена – он лишается дееспособности и попадает в интернат.

С относительно здоровыми детьми, которых россияне все же берут в семьи, проблем не меньше. 80 процентов из них – отпрыски людей, здоровьем не отличающихся: алкоголиков, наркоманов, маргиналов и …сирот. Компенсационная выплата на ребенка после 1,5 лет – 57 рублей 47 копеек, устроить его в ясельную группу практически нереально. Матери-одиночке, не имеющей поддержки родственников, проще отказаться от чада и завить горе веревочкой. Американцы, как и прочие иностранцы, этих детей усыновляли, воплощая в жизнь наш лозунг: «Чужих детей не бывает». В России он так и остался пока лозунгом – усыновление случается крайне редко, потому что не обещает даже билетов на утренник. Зато обещает работающим женщинам, усыновившим ребенка младше трех месяцев, отпуск длительностью до 70 дней, и те же выплаты, что и всем. В Новосибирской области, к примеру, из 1311 устроенных в семью – 76 усыновленных. По словам сотрудников опеки, как правило, это не дети из сиротских учреждений, это сыновья и дочери, появляющиеся в результате очередного замужества или женитьбы. Самая распространенная форма устройства детей у нас – опекунство, на втором месте – приемная семья. Приемная семья дает финансовые преимущества – кроме 6 тысяч рублей, выделяемых на содержание ребенка в месяц, «родителю» выплачивается вознаграждение от 4 тысяч. Россияне же предпочитают становиться опекунами, хотя вознаграждение за это – всего тысяча в месяц.

– Ответственности у приемных семей больше, требования к ним выше, проверки чаще, вернуть ребенка сложнее. Опекуну достаточно написать заявление, а приемная семья может и статуса лишиться, – объясняют сотрудники опеки и попечительства, имен которых я обещала не называть. – Они должны помочь ребенку устроиться в жизни, мы спрашиваем с приемных семей отчеты и за 18-летних, хотя законодательно ответственность после совершеннолетия не установлена, это наша инициатива. Приемных родителей учат, хоть и немного – 72 часа, даже тестирование после курсов проводят. А опекуном может стать, в принципе, кто угодно – только от совести сотрудника зависит. Как правило, на следующий день после 18-летия опекаемый оказывается предоставлен самому себе, и чаще всего повторяет судьбу своих непутевых родителей. С приемными подобное происходит все же несколько реже.

О чем больше заботилось государство, принимая «закон Димы Яковлева» – о душах детей или о собственном кармане? Перед его принятием Павел Астахов в интервью РИА «Новости» сообщал, что за 20 лет на усыновление в США было вывезено 60 тысяч детей, с 1996 года 17 детей погибли по вине усыновителей. На одного ребенка больше, чем умерли в 2014 году в Омской области, напомню – из-за недостаточного внимания и контроля со стороны родителей и тех, кто их заменяет. То есть примерно по той же причине – Диму Яковлева приемный отец забыл на солнцепеке в закрытой машине. Тогда же Павел Астахов называл средние нормативы расходов на одного ребенка в стационарных учреждениях: от 300 тысяч до двух миллионов рублей в год. Больше двухсот детдомов в России уже закрыто, а такие деньги опекунам и приемным мамам и не снятся.

– Приняв людоедский «закон Димы Яковлева», государство убило двух зайцев – сэкономило на детях и начало создавать образ внешнего врага, который, как теперь оказалось, очень пригодился, – уверен Василий Мельниченко, преподаватель Омского государственного института сервиса, отец четверых детей. – Тогда, впрочем, с врагом вышло не очень – народ принял закон в штыки, потому был немедленно принят другой: о запрете гей-пропаганды. Он переключил недовольство людей с государства на отдельные группы граждан.

По мнению Александра Коваленина, исполнительного директора Новосибирского отделения Родительского Всероссийского сопротивления, «закон Димы Яковлева» был нужен, чтобы прекратить превращение детей в товар. Но изменил мало:

– Идет компания по ликвидации государственных детских домов. Под реорганизацию или сокращение попадают не только запущенные, но и прекрасные учреждения со сложившимися коллективами, «семейными» формами проживания, традициями и опытом воспитательной работы. Уходя таким образом от призрения сирот, государство остаётся только регулятором рынка содержания детей, создаваемого вместо помощи усыновлению и родным семьям путём ускоренного искусственного развития институтов псевдосемейного устройства, в первую очередь «приёмной семьи». Причины трудностей семьи лежат не в самой семье, а в обществе. И помогать надо, устраняя эти причины и оздоровляя окружающую семью культурно-образовательную среду – от улицы до телевидения. Этого не делается, и ребенок по-прежнему товар: не на международном, так на внутреннем рынке.

…Спустя два года после принятия закона, стало совершенно понятно, что он не детский, а политический. Я в этом убедилась, когда люди, еще полгода назад его осуждавшие, вдруг отказывались говорить со мной на эту тему. Еще более тяжелая и практически невыполнимая задача – получить реальную статистику, без умалчиваний и ухищрений типа смешивания всех форм устройства детей в одну. «Бум на усыновление» – стандартная фраза в газетах всех регионов. И не потому, что журналисты поверхностны: именно так им преподносят информацию госструктуры. А нет никакого усыновления, есть чужие дети, так и не ставшие своими. Нужная для выживания, но тяжелая обуза: попробуйте их одеть и прокормить на 6 тысяч рублей в месяц. Социальные сироты – нелюбимые, недокормленные – будут повторять судьбу своих матерей до бесконечности. Впереди кризис, который принесет новых социальных сирот, уже из семей не маргиналов, а просто обнищавших людей, уволенных с работы, запутавшихся в кредитах – такое уже было…

Есть мнение!

Екатерина, бывшая сотрудница Министерства образования, Республика Карелия:
– С одной стороны, я была в детских домах и знаю, что там и как. Когда работала в Минобразе, тоже многое узнала. Но, мне казалось, что если усыновление есть, то и не важно, откуда. Важно другое – дать детям возможность жить по-другому. Но беспредел, конечно, тоже есть: знаю семьи в России, где не то что приемных, своих обижают, унижают, изводят. А ведь сколько было нормальных, специально это слово пишу, усыновлений, когда отказные, больные детки получали шанс. Сложная это тема, чтобы вот так просто рассуждать, и говорить за или против. Это дети, малыши, божественные создания. Нельзя рубить сплеча и равнять всех под одну гребенку, но и допускать страданий и унижений тоже никак нельзя!

Сергей Силкин, папа четырех детей, Финляндия:
– Финны полностью “переключились” на детей других национальностей, понимая, что в России усыновление для них закрыто. Наши же братья, увы, как собирали шмотки в детские дома, так и собирают. Мои предложения переключить свою активность на другие направления помощи не увенчались успехом. Сбор гуманитарной помощи – это самый легкий путь, чтобы успокоить свою совесть и поставить плюсик в список добрых дел. Есть один фонд, они начали просветительскую работу, но сейчас там проблемы, поэтому пока и затишье. В детдомовской проблеме есть несколько направлений. Одни считают, что волонтеры должны помогать системе детдомов – собирать одежду, подарки. Но в целом это неэффективно, потому как существует момент спекуляции, и проблем детей такой подход не решает. Ребенку нужны не конфеты, а семья!

Оксана, молодая мама, Германия:
– Мне сложно что-то сказать по этому поводу, так как я не очень в курсе ситуации в России. Мне кажется, детям от принятия этого закона легче стать не может. Везде, во всём мире, есть подлецы и люди, нарушающие права человека. Мы об этом просто не знаем. Обнаружился такой случай в США, и сразу запретили усыновление детей американцами. Расскажу еще такой случай: мы были в Америке, и сыну нужно было к педиатру. У врача оказался приёмный сын из Санкт-Петербурга. На вопрос, хочет ли она показать ему родину, она сказала, что да, но они туда ни в коем случае не поедут, так как опасаются, что ребёнка отберут.

Дарья Олыкайнен, студентка университета прикладных наук “Карелия”, волонтер, Йоэнсуу, Финляндия:
– «Закон Димы Яковлева» никак не улучшил жизнь детей в России, интересы детей только пострадали. Причем интересы самых ненужных, незащищенных и заброшенных детей, шансы которых на усыновление в России близки к нулю. Я имею в виду особых детей с тяжелыми диагнозами. Российская действительность вообще не приспособлена к тому, чтобы дать таким людям возможность жить нормальной жизнью. Особенно если от них отказались родители и родственники. «Закон Димы Яковлева» – приговор особым детям.

Энн и Нила Моррис, девелоперы, Новый Орлеан, США:
– У нас трое приемных детей из детского дома города Чита. Сейчас Натали – 12 лет, Генри  – 11. Они быстро адаптировались, стали улыбчивыми и приветливыми. Когда мы их взяли девять лет назад, Натали не умела улыбаться, а Генри все время хотел только есть. Лиззи – наша младшая, из того же детского дома, сейчас ей семь лет, мы успели взять ее до запрета. И очень рады – она считалась ребенком с умственным отставанием, но сейчас ходит в частную школу, делает успехи. Мы думаем, что помогла наша любовь. Очень жаль, что принят такой закон, так складываются отношения между нашими странами, и наши дети никогда не побывают на Родине. Но елку с русскими игрушками мы все-таки, по традиции, поставили – дети не виноваты, что взрослые не могут найти общий язык.

Чад Борделлон, бизнесмен, Луизиана, США:
– Вместе с женой Карен мы руководим Луизианским центром по усыновлению детей из Восточной Европы. Детей у нас пятеро: старший и младший  – биологические, трое средних – приемные из России. Такие центры есть почти во всех городах штата Новый Орлеан, потому что у нас более 400 русских детей. Мы часто собираемся на встречи, общаемся, рассказываем о проблемах, советуемся. Дети ведь разные. Дениса, например, взяли из детдома в 13 лет – он приехал по обменной программе на каникулы, и его теперешние родители решили с ним не расставаться. У него были очень серьезные проблемы со зрением, пришлось сделать несколько операций. В нашем штате никогда не было жестокости по отношению к приемным детям, возможно, потому что работают такие центры на общественных началах. Мне кажется, вместо того, чтобы лишать детей возможности быть усыновленными, Россия могла бы организовать и собственные центры для контроля – здесь очень много русских, которые бы с удовольствием в них работали.

Учитель из Омской области:
– В Омской области, насколько я знаю, иностранное усыновление никогда не поощрялось, у нас все боятся: как бы чего не вышло. Помню такую историю: у девочки-татарки умерла мать. Сгорела от водки. Не знаю, каким образом, но ее нашел отец из Испании. И все прямо возмутились – как, нашего ребенка какому-то иностранцу отдавать? А девочка была уже взрослая, 14 лет, как-то не особенно ее брать хотели, хотя и не принято вроде у восточных народов детей оставлять. Но тут сразу нашли желающих. В 18 лет опекуны выдали ее замуж, она очень красивая девушка. Оно люди неплохие, но со своими представлениями, да и подустали, видать. Ей бы учиться… Она забеременела, но случился выкидыш – оказывается, муж ее сильно избивал. Ушла от мужа, опекуны помогли выбить квартиру. Сейчас ей за двадцать, она не может иметь детей, говорят, пьет. Я все думаю, как бы сложилась ее судьба, если бы она тогда уехала в Испанию?

Текст: Наталья Яковлева, Омск-Новосибирск
Опрос: Мария Голубева и Наталья Яковлева
Фото Натальи Яковлевой