​Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

Лет пятнадцать назад я посадил на даче пять маленьких туй. На зиму мы их укутывали, как укутывают маленьких детишек на прогулку в трескучий мороз. Несколько лет они почти не росли, всего сантиметр-полтора прибавляли в год. Думаю, вначале они болели, привыкая к новой почве, новым условиям, потом, освоившись, копили силы, и однажды весной их понесло ввысь, почти как бамбук. Но следующая зима оказалась слишком суровой: одно деревцо не выдержало – замерзло, и как мы весной ни пытались его оживить, какие подкормки ему ни давали, сколько ни подрезали – ничего не получилось. Погибли не ветки – корни.

Четыре оставшиеся туи вымахали под пять метров. Теперь им никакие морозы не страшны. Но никто не ждал прошлой зимой ледяного дождя. Когда я увидел их после него, не поверил своим глазам. Они сложились в правильные дуги, упираясь верхушками в снег. Выпрямить, освободить их было невозможно. Верхушки присыпал снег, а ветки сковал сплошной ледяной панцирь. И мы стали ждать, когда лед на зеленых ветках сам растает. В одну из оттепелей деревья освободились от ледяного плена, а мы откопали верхушки из-под снега. Туи стали сами понемногу подниматься. И вот в прошлые выходные мы решили им помочь: поставить распорки, привязать к забору. Но одно дерево оказалось сломанным ровно посередине: мы так и не поняли, когда оно сломалось. Оно выдержало ледяной дождь, дождалось оттепели. Может быть, его повредил сильный ветер, налетевший в начале марта на Подмосковье: ствол словно скрутило или разорвало изнутри.Искалеченное дерево было еще единым целым, еще живым: оставались неразорванные древесные волокна, кора удерживала измученный ствол, не давая ему отвалиться. Я подумал, что надо срезать сломанную часть, тогда еще пойдут новые побеги, и начал искать ножовку в кладовке. Тут проснулся Петя, мой средний внук, раньше я писал о нем как о младшем, но в начале марта родился еще один мальчишка в нашей семье – третий, назвали Серафимом, и стал спрашивать, что я собираюсь пилить. «Операцию буду делать туе», – ответил я не задумываясь. «Какую операцию? Подожди, я с тобой, сейчас быстро оденусь, тебе даже ждать меня не придется», – и через мгновение он был уже во дворе. Я показал ему сломанное дерево. «Ему больно?» – «Не знаю. Ученые говорят, что деревья, растения не чувствуют боли, у них нет болевых рецепторов, нервной системы, как у человека, у животных». – «А откуда ученые знают об этом?» – «Исследования проводили, опыты». – «А может, они без нервов и, как это ты сказал?..» – «Рецепторов». – «…без них, может быть, они чувствуют боль?» – «Не знаю, Петя, не знаю…» – «А вот ты знаешь, что деревья разговаривают?» – «Как разговаривают?» – «А когда шумят листьями, они друг другу что-то рассказывают». – «Это ветер шелестит листвой».  «Пускай ветер, но они все равно разговаривают, – внук на минуту задумался. – Ветер им просто помогает. Как мне логопед, – он посмотрел на меня серьезно. – Давай мы не будем спиливать дерево. Это как перелом руки. Зачем руку сразу отрезать? Гипс давай наложим».Мы вернулись с ним в дом, нашли широкий бинт, забинтовали наше дерево, привязали его к забору. «Посмотришь, – сказал мне Петр совсем по-взрослому, – все в нем срастется, и оно нам еще спасибо скажет, а ты если захочешь, то услышишь, как оно с тобой разговаривает»….А потом мы ехали домой в машине, и вдруг он спросил: «Какой теперь год?» «Год Кота», – ответил я. «Я хочу тоже родиться в год Кота». – «Ну ты уже родился. И это был другой год – Петуха». «Я не хочу в год Петуха, я хочу в год Кота. Почему Серафиму можно родиться в год Кота, а мне нельзя? Это несправедливо», – и начался настоящий рев.«Понимаешь, время независимо от людей, как и годы. Есть мы, нет нас, времени все равно, оно течет себе и течет. Ты родился в тот год, в который родился, и это никто не может изменить, ни папа, ни мама, никто». Он на миг умолк. «Бабушка, а кому достанется коллекция фигурок котов?» – «Вам, ребята. Тебе, Святославу и Серафиму. Если захотите». – «Я захочу. Но можно я выберу те, которые мне больше всего нравятся, а Серафиму пусть перепадет то, что останется. Ему и так повезло, что он родился в год Кота». Через мгновение он крепко спал. А я ехал и думал: а что, если Петр в самом деле прав – все живое чувствует боль. И у каждого она своя…