​Что делать с трудными подростками?

Евгений ЯМБУРГ, директор Центра образования №109, дал ответ на этот вопрос на «Родительском собрании» радиостанции «Эхо Москвы»:

– На мой взгляд, то, что происходит с детьми, – это моральная катастрофа, потому что вся эта шкала нравственных ценностей разрушена и продолжает разрушаться в силу многих причин. На общем фоне такого морального оскудения вылезают патологические вещи.Сама по себе проблема трудных подростков комплексна и сложна, тут много причин: и медицинских, и психологических, и социальных, и педагогических. Мы не так давно смотрели первоклассника с совершенно нормальным интеллектом, но будущая мама, которая хотела привязать к себе очень состоятельного человека, все время испытывала страх, метафорически говоря, эти гормоны страха отразились на подкорке мозга. Интеллект сохранен, но 40 минут мальчик выдержал с изощреннейшим специалистом, который с ним работал, а дальше уже взвился, стал ползать, прыгать, бегать. Я понимаю, что будет дальше с этим парнем, если он не попадет в профессиональные руки – он будет неадекватным, с ним надо работать.Приступы немотивированной агрессии тоже имеют совершенно определенные причины, которые можно обнаруживать у детей в основном до 9 лет, пока еще не сформировались лобные доли мозга. Для такой работы должны быть маленькие классы, специалисты по коррекции, но все это в стране сейчас уничтожается, ведь у нас же теперь подушевое финансирование: чем больше детей в классе, тем выше зарплата учителя, тем выше качество образования.Но есть и другие причины агрессии, не связанные с медициной. Вся страна нынче живет по понятиям, атмосфера, установившая в обществе, разлагает, это, как рак, который отравляет все клетки. Я сам вырос в московском дворе, мы и дрались, и тоже жили по понятиям. Но в 50-е годы были какие-то ограничения: например, лежачих не били, дрались до первой крови. Сегодня все снято, и тут целый блок мощнейших проблем, которыми надо заниматься, потому что просто так ничего не бывает.Многое сегодня, конечно, зависит от учителя. В школе и при советской власти, и при постсоветской власти работали либо подвижники, либо ремесленники, ведь учитель – массовая профессия. К сожалению, большое количество педагогов (я беру даже тех, кто любит и профессию, и детей) не знают, как работать с агрессивными подростками. На одной любви тут далеко не уедешь. Кстати, Спок в конце своей жизни отказался от своих теорий, что детей надо просто бесконечно любить. Сегодня большое количество заласканных детей, истериков, выходя в конкурентную жизнь, оказываются в трудной ситуации. Что делать? В каждой ситуации свой диагноз (слово «диагноз» здесь как метафора) и свой путь, поэтому нет конкретных рецептов. В каждом случае приходится решать все по-своему, ведь в каждом случае есть и абсолютно разные причины агрессии. У меня была очень смешная дискуссия с вице-мэром Лондона на Ярославском форуме. Я ему сказал: «Когда я прочитал высказывание вашего министра образования, что нужно опять ввести в школах Англии телесные наказания и сержантов из армии, мне стало легче, что не только у нашего министра есть проблемы с пониманием процесса образования и воспитания, но и у английского».Нужно ли наказывать детей? Часто говорят: нужно дать директору право отчислять учащихся. Я имею на это право, но должен провести свое решение через комиссию по делам несовершеннолетних. Понимаете, любую систему делают люди, если школа хочет показывать хорошую отчетность, это ее проблемы. Хочет выглядеть красиво, пусть обманывает. Но сегодня школа может оставить ребенка на второй год и дать ему условный перевод с одной двойкой, когда он должен будет потом доказать, что подготовился и пробелы ликвидировал.Если ученик – абсолютно здоровый парень, если у него нет никаких проблем, болезней, то мы можем оставить его на второй год. Любая мама сейчас может отдать больного ребенка (даже со стертой олигофренией) в обычную школу, и такому ребенку мы будем помогать.Нужно ли подростков наказывать? Да, если нож вонзили в спину учителю, то тут должно быть суровое и неотвратимое наказание.В моей школе был случай, когда несколько девочек в лесу заставили другую девочку лизать сапоги и снимали это все на видео. Такая была дамская жестокость. Девочки не нашли поддержки в школе, школа была возмущена, ко мне пришли дети и сказали, что не хотят учиться с ними вместе. Я вызвал родителей и сказал: «Исключаю!» Родители умные, я смог им объяснить, что если этот случай для их детей пройдет безнаказанно, на всю жизнь у них это будет как рак, как СПИД. Я договорился с соседним директором, что он берет моих учениц, а я беру у него точно таких же. Но я точно знаю, что такие проступки не должны проходить безнаказанно: сделал – отвечай. Я считаю, что в этом случае наказание было, ведь девочки 8-9 лет учились в одном коллективе, привыкли к нему, перевод в другую школу был для них стрессом.Меня огорчает, что сегодня школы для трудных подростков закрывают, хотя они все разные, как и обычные школы, – одни талантливые, другие менее талантливые, но все небольшие, а потому нерентабельные. Им командуют: «Пусть дети идут в обычную школу!» И что это будет? Перенос криминального опыта в обычные школы. Содержание в московской школе в старшем классе стоит 110 тысяч рублей, а в тюрьме – 350 тысяч рублей, давайте посчитаем, что выгоднее. Есть очень сложная категория девиантных детей, но если, говоря языком детского жаргона, подросток «забил» на учебу, мотается по улицам, пьет спиртные напитки, родители с ним не справляются, то они сами приводят его туда. Это школы открытые, но есть и закрытые, куда могут отправлять детей только после решения суда. В чем преимущество такого рода школ? Там на одного ребенка приходится 4 специалиста, очень небольшие классы, и если он «бил балду» на протяжении пяти лет, не знает таблицу умножения, а он уже в 9-м классе, то с ним начинают проходить все сначала, персонально. Да, это дорого для государства, но преступления дороже. Поэтому нет ничего унизительного для ребенка, если он учится в такой школе.Когда в этом году возник вопрос о закрытии этой школы как неэффективной (неэффективность по-бухгалтерски считаем!), то взрослые услышали: «Если нас вернут в обычные школы, мы подожжем эти школы, сожжем журналы». Это реакция детей, которые почувствовали, что тут их любят, здесь ими занимаются. Должны быть разные школы. Если уж действительно дети совершили тяжелые преступления, то да, их помещают в закрытые школы, а куда деваться? Если все на грани нормы и патологии, если это девиантный ребенок, надо дать возможность вытащить его, но в большой школе, в этом комбинате, в огромном классе учителю не до него; конечно, подвижники есть, но не надо держать все только на подвижниках.