Звездные мальчики

Без красивой юности не бывать мудрой старости. Есенин писал: «Не жалею, не зову, не плачу…» – но ведь это очень трагические стихи о том, что он и жалеет, и зовет, и плачет, – проходит жизнь, неизбывно трагическая и единственная. В общем, юность должна быть осенена высокой целью, красивой любовью, интересным знанием. Тогда будет что вспомнить…

Звездное небо

А вспоминают чаще всего послевоенные годы. И дело тут, видимо, не в том, что люди этого возраста как раз созрели для жанра мемуаров. Такое пришло тогда время – время страны-победительницы (ведь почти вся Европа стала на колени перед Гитлером, а мы смогли, выдюжили, выстояли – в тяжелейшей войне, пусть и с огромными потерями). И это чувство общности, чувство гордости и горя, чувство будущей – содержательной и созидательной – жизни объединяло миллионы.

Юность поколения, закончившего школу в 1953-м, была, по признанию многих и многих, счастливой. Вспоминают прекрасных педагогов, школьные театры, дворовый футбол, лыжные походы и всю ту выстраданную недавней войной «дружность» (соборность?), которая была тогда духом времени. В 1953-м им было по 18-19 лет, в 1963-м – по 28-29. Наши уже были в космосе, и звездное небо стало самым любимым «кинофильмом». Прекрасная молодость! О ней, как умел и мог, написал Василий Аксенов в своем «Звездном билете». Помните? Старший брат главного героя – инженер, он работает на полигоне, где испытывают ракеты. Погиб в 28 лет «при исполнении служебных обязанностей». Главный герой размышляет о том, что ему остался в наследство от погибшего брата «звездный билет» – огромная жизнь ради высокой цели. (Как, однако, перевернулось время! Евгений Евтушенко, один из самых видных «шестидесятников», выпустил не так давно итоговую книгу «о времени и о себе» с названием «Волчий билет»).

Итак, их юность венчал год 1953-й – год окончания школы, смерть вождя, уход в прошлое целой эпохи. А впереди по крайней мере сорок лет борьбы, побед и созидания. СССР – великая держава – был построен руками этого поколения. Но в 1993-м (еще есть время до пенсии…) прежняя жизнь рухнула окончательно. Грустный итог поколения «звездных мальчиков»? Не будем спешить с выводами. Отправимся же наконец на встречу с одноклассниками…

Первый тост

Шум. Радостные возгласы. Объятия: «Боря, мы с тобой тысячу лет не виделись!» – «Не тысячу, а пятнадцать…»; «Ну, Гарик, тебя не узнать!»; «А Юрка, Юрка-то каков!» – в общем, обычный вечер школьных друзей. Обычный ли?

Школа, которую в 1953-м году окончили эти ребята, была мужской. Так что собрался «мальчишник» – Боря, Игорь, Гарик, Юра, Женя, Арнольд… «Поисковую работу» провел Виталий, хозяин дома, который теперь принимал гостей. (Ведь не только СССР канул в небытие, но и той, старой, 151-й школы Ленинградского района Москвы уже нет, табличка с этим номером красуется теперь на чужом здании). Представить страшно – целые эпохи миновали! Империи пали, а люди – их чувства, их школьное братство – есть!

И вот во главе дружеского стола, как и полагается, восседает классный руководитель – Михаил Павлович Синельников. А ребята (пусть и убеленные сединами, побитые жизнью, но ведь все равно – ребята) вспоминают.

– Какие у нас были учителя! – следует перечисление, поименное, и оттого, что оно такое конкретное, что бывшие школьники всех помнят, веришь – педагоги у них замечательные! Михаил Павлович, кстати, был самым молодым в коллективе. Вчерашний фронтовик, которому командир говорил: «Все, даем тебе рекомендацию в партию, под Берлином ты должен умереть коммунистом», – учил ребят и учился сам, у своих умудренных опытом коллег… Преподавал Михаил Павлович математику. Вздыхает:

– Да, нынче учителя так не пластаются, как мы. Потому у детей не головы, а протезы. Устного счета нет, одни калькуляторы…

Классного руководителя поддержал Юрий:

– Мне приходилось преподавать в вузе, я обратил внимание – студенты не умеют работать с книгой.

– Недавно зашел я в школу, – соглашается Михаил Павлович, – а один учитель мне говорит: «Государство делает вид, что платит, а мы делаем вид, что работаем». И впрямь: математик контрольную даст – потом и не думает проверять. Я, мол, знаю примерно, кто как учится, те оценки и ставлю.

– Ребята! – подводит итог Борис. – Не будь нашей школы, наших учителей, разве мы смогли бы добиться чего-то в жизни?! Давайте так: первый тост за нашего дорогого Михаила Павловича! За школу, за нашу юность, за нашу дружбу!

Последние слова тонут в общем «ура»…

После войны, закончив ускоренный курс Потемкинского пединститута, вчерашний фронтовик Михаил Синельников оказался в 130-й московской школе, что у Белорусского вокзала. «Очень мне там нравилось. Маленьких ребят учил – 5-6-е классы и один 8-й. Но тут вернулась из эвакуации приятельница директора, которая с ним когда-то работала. Он и говорит мне: «У Ольги Ивановны большой опыт, а вы только начинающий…» Дал мне понять, что в старших классах, когда мои ребята подрастут, работать я не буду. В общем, не сошлись мы».

Михаил Павлович отправился в роно за выпиской. А тут его уже поджидала судьба в лице директора 151-й мужской школы. Ему как раз нужен был учитель на старшие классы. «Я пришел сюда, в старое здание на Новопесчаной улице, и сразу почувствовал себя как рыба в воде. Очень быстро установился у меня контакт с ребятами. И мне хотелось им передать все, что я знал и умел. Приходилось много учиться, что называется, уже «в процессе».

Михаил Павлович преподавал математику у старшеклассников и оказался классным руководителем сразу в двух параллельных классах. «Ребята были очень любознательные, почти все собирались поступать в институты. И мне, конечно, пришлось выкладываться. День и ночь я был занят школой, подготовкой уроков, посещением института усовершенствования учителей, чтением необходимой литературы. Я постоянно вел кружки, математические вечера, олимпиады. Ну и, конечно же, мы ходили в походы, в театры, в музеи, выпускали стенгазеты. Рядом была 149-я женская школа, мы вместе проводили вечера, ходили друг к другу в гости… В общем, это было незабываемое время!»

О чем же мечтали тогда «звездные мальчики»? «Я был классным руководителем, и решил провести анкетирование. Составил большущий вопросник: состав семьи, какие предметы больше нравятся, чем бы хотел после окончания школы заняться, интересуешься ли спортом, с кем дружишь, о чем мечтаешь… Я был поражен, насколько они были откровенны! Я все про них знал! Между ними установилось такое мнение, что я им только помощник и спаситель их, когда в семье плохо. Бывало, что я вмешивался и очень корректно разговаривал с родителями. Я ведь у каждого из них был дома! На классных часах мы говорили о дружбе, любви, товариществе, обо всем, что интересует ребят в этом возрасте. И мне было сравнительно легко».

Ощущение легкости жизни при обилии работы называется желанным словом – счастье. А счастье – это состояние души. «Мы были энтузиастами и бескорыстными тружениками, полностью отдавались работе, хотя и жили очень, прямо скажем, бедно. Но мы были большими патриотами. Я, например, всю жизнь проработал в парторганизации… Раньше люди были крепче, и физически, и духовно. И дисциплина была, ответственность за свое дело. Я готовился к каждому уроку, абсолютно. У меня были идеальные конспекты…»

Видимо, что-то все-таки особенное заключалось не только в духе того времени, но и в школе, которая поддерживала этот дух. На вопрос о том, что главное в учреждении, куда мамы и папы приводят своих детей, Михаил Павлович отвечает сразу, с ходу:

– Я считаю, что в школе главное все. В комплексе. И когда в школе есть все, то и в стране тоже есть все…

За доброе имя

…Тем временем «мальчишник» идет своим чередом. Одноклассники по очереди рассказывают о себе.

Первым взял слово Игорь:

– Вы знаете, что я закончил юрфак МГУ. Направили меня работать следователем. Работа тяжелая – до тридцати дел одновременно бывало в производстве. Работа мне нравилась. Но она требовала огромных физических да и душевных сил. Поэтому, когда меня пригласили работать в райком комсомола, я согласился. Сначала все документы в сейф закрывал – по привычке. Ребята с меня смеялись… Спустя два года поступил в аспирантуру, защитил диссертацию, начал преподавать в вузе. Стал заслуженным юристом России. Сейчас заведую кафедрой, профессор. Пытаюсь учить и воспитывать молодежь…

Застолье отчет одобрило и провозгласило:

– Так выпьем же за доброе имя каждого из нас!

За здоровье и волю

В любой компании, в том числе и среди одноклассников, встречаются ребята, которые не любят о себе рассказывать. Женя – как раз из таких. В застолье рассказ его прозвучал сухо: Военная академия бронетанковых войск, служба, хрущевское сокращение армии, вновь работа в родной академии – в лаборатории электронной вычислительной техники, кандидатская диссертация… Впрочем, отвечая на мои вопросы, Евгений Михайлович оказался более словоохотлив.

– Каким предметам в старшей школе уделялось повышенное внимание?

– Русскому языку и математике, что было вполне оправданно. Еще я учил немецкий с 1-го класса – все десять лет. Знал – так себе. В академии курсовой офицер построил нас, внимательно посмотрел на каждого. И, глядя на меня, сказал: «Ты будешь учить французский». Кандидатский экзамен я сдавал по французскому…

– Школа того времени – не самого веселого времени, заметим, неужели она была творческой?

– Были разные люди и разные увлечения. Огромной любовью пользовался спорт, а спортсмены – уважением. Спорт – это воля. Помню брошюру Муратова, гимнаста – тогда такие тоненькие книжечки выходили в изобилии. Как для бани колол дрова, потом делал на кольцах крест. Лыжи и коньки для нас – огромное удовольствие, радость движения… Потом в классе у нас проявились уникумы. Миша Войцеховский читал книги по высшей математике. Коля Попов занимался цветной фотографией (я тоже, кстати говоря). Арнольд сам сделал телевизор. Мы с Виталием создали прибор о вреде курения для кабинета физики. Утюги и плитки я чинил с первого класса. Общая атмосфера в школе, безусловно, была творческой. Глядя на достижения ребят, на их успехи, и самому хотелось создать что-то необычное…

Одним из самых способных ребят в классе был Борис Огородников. По воспоминаниям Михаила Павловича, «скромный, тихий, милый». Борис рассказывает:

– Я зимой 2000 года ездил на Украину, закрывал 3-й энергоблок Чернобыльской АЭС (а до этого, в апреле 1986-го, Борис был в числе ликвидаторов аварии, где и схватил порядочную дозу облучения). Убежден, станцию закрыли по политическим причинам – американцы, дали деньги, французы. Никого из них я на станции не видел, – горько усмехается Борис.

– А ты за деньги? – спрашивают друзья.

– Зарплата для украинцев и россиян там небольшая. У меня был научный интерес. Помогли несколько организаций. В Москве, в институте, шла зарплата, дорогу мне оплатил Киев. А на ЧАЭС дали талоны на обед и поселили в общежитии.

– И все-таки почему четвертый энергоблок взорвался?

– Потому что эксперименты с реактором недопустимы. Ребята с Украины зарвались: сами все знаем, сами все сделаем! Обвинили конструкторов, а виноваты те, кто эксплуатировал станцию. И мы, конечно, ходили по четвертому энергоблоку – надо было посмотреть. А дозиметр оставили на входе: какой смысл его брать!

– Ребята! – с чувством провозгласил один из собравшихся. – Давайте выпьем за волю, которую каждому из нас дал спорт, и за здоровье, которое всем нам, особенно Борису, нелишне, – и с этими словами бокалы однокашников сдвинулись.

Путь к призванию

В школе Юрий и Гарик были приятелями. И в вуз, в МАИ, пошли поступать вместе – на вертолетное отделение. Гарик рассказывает:

– Закончил я институт и всю жизнь проработал инженером-испытателем. Все марки вертолетов – наших и зарубежных, что летают у нас, прошли через мои руки. Сейчас, ребята, у нас мало что осталось. Знаменитых «черных акул» всего три. А вертолет, между прочим, надежней самолета. Двигатель отказал – винт есть. А самолет сразу камнем вниз падает. Помните, Святослав Федоров разбился? Произошло это по вине тех, кто готовил вертолет к полету. Они прошли подготовку на другой машине. Там одна вещица вышла из строя, лопнула от старости – вертолету уже больше 20 лет было…

Рассказ одноклассника продолжает Юра:

– А мне вертолеты никогда не нравились, хотя мы с Гариком учились вместе. Я стал заниматься двигателями. Был в КБ Сухого, потом в других. Наша группа работала над двигателем для ракеты «Протон» – интересное было время… А еще мы с ребятами делали печку для лунохода, чтобы на обратной стороне Луны он не замерз. Спутники с изотопами запускали (полоний). Много чего было и что теперь стало не нужно государству – говорят, денег нет. Сейчас жизнь моя сделала круг – устроился в воинскую часть, где бомбардировщики. И снова стал за кульман. Компьютеры есть, но от них сильно устают глаза, так что я по старинке действую. И, кстати говоря, не хвастаясь, скажу: и там мне нет равных. Конечно, не луноходами занимаемся, а халтурой больше. Например, делал линию по производству больших яиц-сюрпризов. Но не мы такие, жизнь такая…

Застолье чуть приуныло: было время трудное, а не трудней ли будет?!

– Давайте выпьем за то, чтобы наши дети и наши внуки жили ради призвания, а не ради денег, как мы жили! – за такой тост грех не выпить…

Венера – русская планета

Пришла пора сказать свое слово и Арнольду:

– В юности мне хотелось не абстрактные задачки решать, а что-то, как и Юре, делать своими руками. Потому в школе, наверное, я и сделал телевизор… Вопрос: есть ли жизнь на Марсе? – меня интересовал всерьез. Закончил я институт связи и остался работать в лаборатории при институте, а потом ушел работать в промышленность. Мы были в страшной конкуренции с ленинградцами, которые, как и мы, тоже занимались космическим телевидением. Была поставлена задача: сделать съемку обратной стороны Луны. Что и было выполнено… Потом была первая посадка на Луну, первый луноход…

– А печка на том луноходе была Юрина! – уточнили одноклассники.

– Да-да. И вот на вручении Ленинской премии в 1966 году, мы встретились с Борей Огородниковым – оба лауреаты. Правда, ничего не могли друг другу сказать – кто чем занимается, поскольку оба были засекреченные.

– А дальше что?

– Нужно было сфотографировать Венеру. Задача непростая – температура плюс 450 градусов по Цельсию, давление в 100 атмосфер. Но съемку мы сделали. С тех пор Венера – русская планета.

Зато Марс – планета американская. У нас постоянно были с ним неудачи…

– Ну а жизнь на Марсе все-таки есть?

– В Антарктиде нашли метеориты с Марса, а в них следы каких-то бактерий… Все эти данные нуждаются в подтверждении, проверке… На одном месте, ребята, я проработал сорок лет. Мы сделали так много, до чего американцы и сейчас, со своими деньгами и возможностями не дошли.

…Так, значит, не зря мечтали о звездах, о космосе эти ребята? Скажи, о чем ты мечтаешь, и я скажу, кто ты. Что бы ни говорили об СССР – о несвободе, «тоталитаризме» (а замерзание фронтовиков-пенсионеров в собственных домах – не тоталитаризм?!), о дефицитах, об отсутствии красивой жизни, все-таки нужно признать – у этой эпохи был романтизм, была мечта – пусть несбыточная, утопическая – о счастье всего человечества, о совершенном человеке. С гибелью звездной державы и в мире стало пустее – возможности жить иначе, чувствовать иначе, выбирать иную систему ценностей ныне нет. Ведь китайскую жизнь «для себя» с советской всеотзывчивостью не сравнишь…

Кому принадлежит будущее?

Пришла пора сказать несколько слов и о хозяине застолья – Виталии. Жизнь свою он потратил на дело неявное – руками не пощупаешь, – но не менее значимое, чем у его одноклассников. Сорок с лишком лет он посвятил педагогическому туризму, создав, упрочив и сохранив спортивно-туристский клуб «Лидер». Десятки, сотни, тысячи «лидерцев» – это живая «сеть», которая не только воспитала мастеров спорта, но прежде всего восполнила в ребятах дефицит творческого общения, товарищества, дружбы, коллективизма, человечности. Особенно в последние годы, когда, по выражению Михаила Павловича, у детей «не головы, а протезы». Добро бы только головы, а то ведь и вместо души зачастую – синтетическая виртуальность… В общем, спортсмен, педагог, руководитель, организатор Виталий Владимирович Ярошенко в очередной раз не ошибся, когда, совершив мудрый педагогический маневр, собрал своих одноклассников после стольких лет разлуки вместе. Вот их полные имена: Игорь Леонович Давитнидзе, Юрий Алексеевич Зимин, Борис Иванович Огородников, Евгений Михайлович Кишилов, Гарислав Николаевич Буянский, Арнольд Сергеевич Селиванов… И в следующую встречу, к 50-летию окончания школы, у хозяина соберется еще больше гостей из того звездного выпуска. Тут будут: известный врач Николай Николаевич Попов, талантливый математик Михаил Иванович Войцеховский, мелиоратор-практик Борис Валерьянович Самохвалов, а также известные в стране люди Ксенофонт Христофорович Ипполитов, Евгений Сергеевич Аистов и Владислав Владимирович Вигуро.

Все правильно. Будущее принадлежит времени. А время принадлежит прошлому. А прошлое принадлежит памяти и чувству. Не зря же каждый выпускник этого звездного класса получил на память фотографию. На обратной стороне снимка – стихотворные строки, написанные Ксенофонтом Ипполитовым в 1953 году для выпускного вечера:

Год на исходе –

в предпоследний раз,

Мы в актовом, друзья,

собрались зале,

Плечом к плечу в прощальный час

Перед разлукой вместе встали.

И где б мы ни были: на севере,

на юге,

И карточка, как яркая звезда,

Напомнит нам о школе и о друге,

Напомнит наши лучшие года.

Что тут можно добавить?! Берегите дружбу – она не обманет. Берегите память – она не предаст.