На чтение: ≈ 13 мин.Это был замечательный день! Я поняла это, едва переступив порог Ашапского детского дома Ординского района Пермской области. Не отмеченный ни в одном календаре, разве только дождем со снегом за окном, он светился праздником на лицах ребят и взрослых. И каждому входящему передавалась великая новость.
– Представляете! У нас Нелька пошла! – счастливо улыбалась директор детского дома Зоя Владимировна Кобец. А Нелька, нарядный рыжик с огромными глазами, осторожно вышагивала по ковру директорского кабинета.
Нельку привезли сюда несколько месяцев назад, забрав у вечно пьянющей мамаши. Едва живой, грязный, беспомощный, безголосый комочек. В свои год и девять месяцев не умеющий ни сидеть, ни стоять. С невыносимо старушечьим взглядом.
– Я по ночам спать не могла от этого взгляда, – смахивает с ресниц уже капельку переполняющей радости Зоя Владимировна.
От Нельки не отходила медсестра. Не спускали с рук воспитатели, пока ребята были в школе. А являлись с занятий и наперебой учили девочку разговаривать, ползать.
– Мы все переживали. Я ведь – неправильный директор, – продолжает Зоя Владимировна. – Сама все близко к сердцу принимаю. И всем вокруг это передается. Наверное, нельзя так руководителю.
Но какое нормальное сердце не содрогнется, когда дитя, которому бы в самую пору играть в машинки или беспечно пинать мячик, вдруг изрекает такие истины, на которые трудно возразить взрослым. Или хотя бы сгладить их безжалостную правоту, уже так жестко отчеканенную столкновением ребенка с безжалостной действительностью.
Фразу мальчика, привезенного из Таджикистана в Россию, где, кроме Ашапского детского дома, ему не нашлось больше места, здесь повторяют как афоризм. Ребенка, одетого лишь бы во что, стали переодевать. И извинились, что курточка досталась с заплатой, пока не купили другой.
– А разве в наше время еще что-то можно выбирать? – просто ответил он.
Но у ребенка должен быть выбор! Так считает директор детского дома Кобец. С тем и пришла она сюда с поста директора коррекционной школы. Где прошла большая часть ее трудовой жизни, где она поднялась от вожатой до руководителя. Где все было уже накатано, отработано.
Пришла, подхваченная нарастающим потоком большой русской беды. Когда ничейные дети стали ходить беспризорными стаями. Когда детских домов стало так откровенно не хватать, что они перестали быть преимущественно городским явлением и пошли в наступление на село.
В коррекционной школе в Ашапе стала словно сама по себе накапливаться детдомовская группа. Этих детей было некуда девать. Они были и формально неудобны: финансировались из другого государственного кармана.
– И когда школу стали переводить в новое здание, я и предложила создать в старых стенах детский дом. Я вот всегда так поступаю. Сначала, поддавшись порыву, сделаю, а потом начинаю думать, – кается Зоя Владимировна. – И вот в 1995 году такое решение было принято.
Для нее это было как прыжок в пропасть. В пропасть боли, потому что нужно было уходить из коллектива, с которым сроднилась. Да еще и рвать по живому – уводить с собой “любимчиков” воспитателей. Таких же неправильных, как и она, ранящих собственные сердца чужими, пусть и детскими, болями.
В пропасть работы. Старое здание нужно было перепланировать. Что-то делать с территорией вокруг него, одиноко стоявшего на горе у дороги. А какие в селе перепланировщики и благоустроители?
А еще, как дошло уже потом, это была пропасть без тыла. Если ребята из коррекционной школы на каникулы уезжали домой, то детдомовцев никто не забирал. У них не было близких людей, которые бы их любили и ждали. А биологические мамы и папы оказались способны лишь на моральную травлю.
– Мой воробышек, – время от времени получал письмо кто-то из ребят. – Я помню тебя, люблю. Я приеду и заберу тебя.
“Воробышек” жил этим ожиданием, месяцами замирая от каждого стука в дверь. Потом начинал понимать, что никто не спешит за ним приехать. Отходил, оттаивал. И только-только начинал успокаиваться, как приходила новая порция родительской отравы.
Семьи для них кропотливо создавали здесь. Не разлучая братьев и сестер. Подбирая ребят в группы по симпатиям, дружеским привязанностям. В Ашапском детском доме семейного типа – четыре такие семьи. У каждой своя территория с отдельным входом, включающая две спаленки – девчоночью и мальчишечью, горницу, столовую, уголок для занятий, санитарную комнату. В каждой детдомовской семье по 10 ребят – от дошкольников до старшеклассников.
Мы заглядываем в уютные, чистенькие апартаменты одной из таких семей. С живностью! Из-под одной из кроваток выглядывает рыженький котенок. Появился недавно. Ребята, подобрав его, не опасались. Знали, если обеспечат полный уход, директор не будет против. В другой семье живут волнистые попугайчики. В третьей… девочка чистит иголки ежику.
– Галка, ты хоть прочитала где-нибудь, можно ли их мыть, – спрашивает директор.
– Так ведь уж больно грязные, – слышится бесхитростный ответ.
А в четвертой группе весело звякают тарелки. Пришедшие пораньше из школы ребята обедают.
– Суп обязательно надо доесть! – доносится из столовой недовольный мальчишечий голос. – Кто за тебя это сделает? Сказал бы, я бы меньше налил.
– Я же призналась, что перед вами неправильный директор, – говорит Зоя Владимировна. – Конечно, по правилам обед для всех должен быть в одно время. Но мы казарменные порядки пытаемся все-таки смягчить. Ребята обедают в своих группах по мере возвращения со школы. Уроки-то в разное время заканчиваются. И что, им друг друга ждать?
Такая же неправильность разрешена и вечером. Старшим позволяется подольше посмотреть телевизор, подольше посидеть с книгами.
Увы! Спонсоров у Ашапского детского дома нет. Хозяйства в округе еле дышат. Работающим в районе нефтяникам тоже недосуг. Лишь один раз в 2000 году здесь прошел “подарочный дождик”. На пятилетие детдому подарили стиральную машину, пылесос и ксерокс.
– Вот и врастаем сами в землю, как можем, – шутит Зоя Владимировна. – А если серьезно, то я поначалу столько раз ужасалась. Представляя, вот выйдут наши дети на улицу. А рядом с домом ничего нет. И куда им?
Первой вокруг детского дома стала “ездить” теплица. Сначала привезли землю и оборудовали парник в одном уголке. Потом тепличную площадь перевели под грядку, а теплицу поставили рядом. И так несколько лет подряд. Теперь огромные цветники летом вокруг детского дома – это место, где, как говорят в Ашапе, душа радуется. А теплицы здесь такие, что вырастает до полутонны помидоров. Та же картина с огурцами. Ребята без спросу хрустят ими, когда хотят. Зато ни разу не были замечены на чужих огородах.
Шестнадцать соток площади вокруг детского дома заняты под такую “мелочь”, как свекла, морковка, лук… Гектар земли – под картофелем. У детдома четыре коровы, десять гектаров сенокоса. Свой сад из 200 кустов и деревьев. Правда, варенья не варят. Детвора объедает ягоды с веток. Зато опять же по деревенским палисадникам не шастает.
Летом – на грядках – посадка, прополка, полив. Зимой – уборка территории от снега. У каждой группы – свой участок. И здесь тоже позволены “нарушения”. Снег можно почистить вместо зарядки. А потому под окнами нередко несется дружное “скыр-скыр” лопат по утрам.
Директор Зоя Кобец провернула и то, что по силам, казалось бы, разве расторопному мужику. Просчитав, сколько теряется тепла, перенесла стоящую на отшибе электрокотельную в подвал детского дома. И в комнатах сразу стало теплее. Промаявшись год с привозным хлебом, в детдоме приспособили под его выпечку жарочный шкаф. Купили тестомесы. И сейчас детдомовские дети едят самый вкусный в округе хлеб.
– Четко усвоив, что никто не построит для ребят ни спорткомплекса, ни мастерских, мы решили уйти под землю, – рассказывает Зоя Владимировна. И ведет меня в мокрый некогда подвал, где теперь вычищена и благоустроена каждая каморка. Здесь разместились и два небольших спортзала, и швейная мастерская, и “столярка” для мальчиков, и “служебка” для сторожей и слесарей.
– Я иногда думаю, – говорит Зоя Владимировна, – как они вообще выдержали то, что выпало на их долю? Как не умерли, не превратились в злобных зверьков?
– Такое впечатление, что вся ваша жизнь здесь.
– Наверное, так оно и есть. Я даже в выходные прихожу, не могу сидеть дома. Меня даже дочь, когда была маленькой, к детдому ревновала.
Дочь Зои Владимировны до 17 лет не знала, что мама ее тоже взяла когда-то из другого детдома. Злые языки, правда, пытались нашептывать это девочке. Но она видела, как ее все любят, как привечают бабушка и дедушка, как скучает по ней папа, хотя и переехал в другую область.
– Я лежала в больнице, когда она случайно увидела документы и все узнала, – рассказывает Зоя Владимировна.
– Для нее это был шок из-за страха, что все родные от нее отвернутся, когда узнают. А когда поняла, что все давным-давно это знают, она словно выдохнула. Мы даже ближе стали. Теперь она студентка. В письмах пишет: “Только не отдавай никому собаку и кота, а то совсем в детдом переберешься”.
Зоя Владимировна даже свой прежний дом продала и купила другой, чтобы быть ближе к детдому. К детям, к которым почти никто не приезжает, хотя только двое из сорока воспитанников – круглые сироты… Не случайно на вопрос, куда идут ребята после уроков, школьных мероприятий или побывав у кого-то в гостях, они всегда говорят: домой.
Наталия СЕМЕНОВА
Ординский район,
Пермская область
Выбор читателей
Комментарии