“Золотой” ребенок, или Мужчины тоже рожать умеют

Ванечка родился в канун Татьяниного дня, 24 января, под вечер, где-то около шести. Эдакий сумеречный зимний мальчик. Его первого крика – того, чего все девять месяцев ждала больше всего – я не слышала. Вернее, слышала, но не услышала. Точнее, не запомнила. Мне казалось, что на дворе уже давным-давно глубокая ночь, причем абсолютно неясно, сколько времени прошло с тех пор, как я лежу среди этих кафельных стен – час, два или уже, например, третьи сутки? Вокруг суетились какие-то люди в белых халатах, все они что-то мне говорили, только слов было не разобрать: они будто тонули в невидимой вязкой звуконепроницаемой вате. А рядом стоял Алешка, мой муж. Он ничего не говорил. Он просто держал меня за руку и плакал. От счастья, но главное от того, что все плохое наконец-то позади…
“Ах, эта беременность стала для меня полной неожиданностью…” Подобные разговоры всегда доводили меня до тихой истерики. Неожиданной может быть “стрелка” на чулках, в крайнем случае – кариес или флюс, но уж никак не ребенок. В том случае, если вы, конечно, не девятиклассница, искренне полагающая, что дети бывают от поцелуев и посему лучшая контрацепция – “Орбит” без сахара. Тем не менее, беременность действительно стала для меня неожиданностью. Но не сама по себе как таковая, а жизнь в этом состоянии. Я и подумать не могла, что палки в колеса будет вставлять не столько собственное здоровье, сколько окружающий мир, который, как оказалось, детей любит только на словах, а беременных женщин терпеть не может на деле.

Молодой папа: “Сегодня не только Ванька родился, но и я – во второй раз”

За сыр в мышеловке надо платить
Когда в начале июня специальный домашний мини-тест – чудо современной диагностики – возвестил, что совсем скоро на наше маленькое семейство обрушится очень даже симпатичное прибавление, я преисполнилась самых радужных, если не сказать громче – патриотических мыслей. Думать о себе почему-то сразу стала в третьем лице, да еще при этом и во множественном числе: наконец-то российские женщины начали рожать, так, глядишь, демографическая ситуация и выправится, будет кому через семь лет сесть за школьные парты, нация перестанет стареть, а во всем этом и моя заслуга. Тут же вспомнился и американский президент Кеннеди, заметивший когда-то, что не стоит спрашивать, что страна может сделать для тебя, лучше спросить, что ты можешь сделать для страны. Оказывается, могу я немало – родить для страны солдата или ученого, балерину или аптекаря, на худой конец – продавца газет. И пусть только кто-нибудь попробует возразить, что нашей стране не нужны продавцы газет… Но все же кое-какая помощь, как говорится – авансом, с учетом будущих достижений и заслуг, от государства мне покамест нужна. Ну, хотя бы медицинская.
“Ты с ума сошла, – тут же все как один заголосили окружающие, – государственной медицине верить нельзя, особенно в таком деликатном деле. Если не хочешь угробить еще не родившегося ребенка, даже не думай идти к обычному районному врачу. Бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Нужен контракт с клиникой, где в тебе будут финансово заинтересованы, где не будет равнодушия, хамства и бесконечных очередей”. Мнение коллектива – закон, и я, решив не садиться на шею родному здравоохранению, а заодно поберечь и его, и свои нервы, дала себя уговорить. Тщательное “расследование” показало, что цены на так называемое “ведение беременности” по договору добровольного медицинского страхования колеблются в Москве от одиннадцати до сорока пяти тысяч рублей. В эту сумму входят целый консилиум врачей, постоянно наблюдающий за будущей мамочкой, проведение всевозможных исследований – от банального анализа крови на резус-фактор до таинственной коагулограммы, а там, где цена повнушительнее, можно рассчитывать даже на сеансы массажа и аромотерапии, подготовку к родам с персональным психологом и на чаепития в теплом кругу таких же изрядно располневших красавиц.
За отсутствием сорока пяти тысяч пришлось отказаться от мысли о психологе и чае и остановиться на “скромных” одиннадцати. За такую сумму свои двери передо мной гостеприимно распахнула женская консультация при столичном роддоме N10.
Медицинский регистратор в белом халате, радостно поблескивая стеклами очков, заботливо усадила меня на стул, несколько раз поинтересовалась, не жарко ли мне, не холодно ли и не закрыть ли окно. Такая же неистовая забота обрушилась и на моего вовсе даже и не беременного мужа. После чего под несмолкающее мурлыканье милой дамы перед нами оказалось несколько копий договора, где черным по зеленому было написано, что я имею полное право на консультации врачей-специалистов и на проведение всех необходимых исследований, пройти которые женщине в положении предписывает закон. Плюс – несколько “эксклюзивных” анализов, которые в обычной поликлинике не делают. Ложкой дегтя в бочке меда стал лишь тот факт, что договор действовал только до 36-й недели беременности. Чем занять себя оставшиеся до родов четыре недели – твое личное дело. Но это было таким далеким будущим, что думать о нем пока что не было смысла.
Первый день в роли “богатых американских дядюшек” принес массу положительных эмоций. В Валентину Ивановну Пумырзину, своего персонального доктора, я влюбилась сразу с порога – спокойная, чуть иронично, но очень подробно отвечающая на все мои дурацкие вопросы – она оказалась идеальным врачом для не слишком вменяемой беременной женщины. А после того, как она за руку отвела нас с мужем на УЗИ, дала послушать, как бьется крошечное восьминедельное сердечко нашего малыша, и не слишком громко смеялась над просьбой показать на мониторе, где у ребенка ручки и ножки, я тут же признала ее если не богиней домашнего очага Вестой, то уж, по крайней мере, просто удивительным человеком.
В не менее радужном настроении, вооружившись пухлой пачкой всевозможных направлений, в восемь утра следующего дня я уже бодро маршировала в лабораторию. Тут, правда, радость моя слегка поугасла: за дверями кабинета сидела внушительная, по-утреннему суровая очередь, объяснять которой про свою “избранность” было бы как-то странно. Первая иллюзия растаяла как дым – очереди тут такие же, как и везде, никаких исключений для “платников”, несмотря на заверения милейшей регистраторши, никто не делает.
– Женщина, если вы такая нервная, дома сидеть надо, а не по поликлиникам бродить, – любезности здешним медсестрам явно не занимать. А вся моя вина лишь в том, что от еще детского непроходящего страха перед шприцами и иголками у меня начинают нещадно трястись руки. А вот и оно, разочарование номер два: от грубости не спрячешься ни за какой контракт-договор. Впрочем, я больно многого хочу – в подписанной мною бумаге не говорилось, что при взятии анализа крови со мной должны еще и вежливо обращаться.
Следующие посещения также особой радости не принесли. Оказалось, что ни ЛОРа, ни окулиста, ни стоматолога – ни одного специалиста из тех, о чьих консультациях говорилось в договоре, в поликлинике нет. Кардиограмму тоже пришлось делать за дополнительные деньги в соседней больнице. С учетом прописанных мне “золотых” лекарств и витаминов сумма в одиннадцать тысяч начала с оглушительной скоростью увеличиваться прямо на глазах. Окончательно мое терпение лопнуло, когда все та же милая регистраторша, не переставая, впрочем, улыбаться, потребовала 600 рублей за очередной анализ крови.
– Разве это исследование не входит в стоимость контракта? – вложив в свой голос последние остатки спокойствия, поинтересовалась я. – Вот ведь написано.
– А вы тут не читайте, это не считается. Здесь написано, что, в принципе, вообще положено беременной женщине. А у нас такая смешная цена, все в нее просто не могло войти, – дама явно начала нервничать.
Вот те на – “тут играть, тут не играть, а тут мы рыбу заворачивали”… Выяснять, что значит “в принципе” и “вообще”, я не стала. Расторгать договор, выяснять отношения с внезапно переставшей улыбаться регистраторшей и “вытрясать” неистраченные “смешные” деньги из местной бухгалтерии (оказалось, что всего за месяц мы как-то ухитрились истратить почти половину суммы) я доверила мужу. Жаль было расставаться с Валентиной Ивановной, но жевать дорогущий сыр, сидя при этом в обычной мышеловке, не было уже никаких сил…

Совсем скоро на маленькое семейство обрушится очень даже симпатичное прибавление. Анна ХРУСТАЛЕВА с мужем Алексеем

Понаехали тут всякие…
Понурив голову, покаянно шмыгая носом и беспрестанно сравнивая себя с блудной дочерью, я возвращалась в материнские объятия государственной медицины. С коммерческой мачехой было покончено, и я свято верила, что в районной поликлинике отнесутся ко мне если и не с большой нежностью, то хотя бы с пониманием. На нежность не приходилось рассчитывать хотя бы потому, что эта поликлиника была моей не по прописке, а по месту фактического проживания. Но, заглянув в умную юридическую книжку, прочитала, что “жители Российской Федерации могут обращаться в консультацию не по месту прописки, а по фактическому адресу. Например, если вы прописаны в одном районе Москвы, а проживаете в другом, или прописаны в Кинешме, а живете в Воронеже, закон гарантирует вам и вашему будущему ребенку бесплатную медицинскую помощь по месту фактического проживания”. Это успокоило, но на всякий случай, наученная горьким опытом, я сразу отправила в разведку тяжелую артиллерию – мужа. И, как оказалось, не напрасно. Первый этап – подпись главврача на заявлении о постановке моего живота на учет – был, правда, пройден практически безболезненно. Она, конечно, поворчала, что, мол, фактическое проживание тоже должно быть подтверждено документально, попыталась стребовать какой-то мистический договор аренды, но, тем не менее, сдалась довольно быстро. Все же мой Алешка имеет какое-то необъяснимое влияние на дам постбальзаковского возраста. Тетенька, которая должна была внести мое имя в общий список пациентов, оказалась куда несговорчивее, тут даже мужнино обаяние было бессильно.
– Понаехали тут в нашу Москву всякие, лечи их бесплатно, да еще и беременеют, и детей своих рожают за наш счет, – с характерным “оканьем”, выдающим в ней явную уроженку волжских берегов, бубнила она, тыкая одним пальцем в компьютерную клавиатуру.
– Что значит беременеют за ваш счет? – опешила я. – Что же до лечения, то у меня, между прочим, медицинский полис есть. Не вы же лично из своего кармана за меня платите, а страховая компания.
– Понаехали тут в нашу Москву всякие, а им еще и полисы зачем-то выдают, – продолжала гнуть свое тетка.
Я уже было собралась рассказать этой “коренной москвичке”, что все мы живем в одной стране, и Москва – всего лишь один из ее городов, а Конституция России гарантирует всем, и даже не беременным гражданам, бесплатную медицинскую помощь, но вовремя остановилась. Мне же нельзя нервничать, а даму, по всему видно, хлебом не корми, дай поскандалить. Везет же мне на медицинских регистраторов. В следующий раз, если опять надо будет сюда идти, пошлю мужа…

Беременность – не печеночные колики
Галина Васильевна, мой новый врач, оказалась в меру суровой, но в то же время достаточно снисходительной. Единственные ее недостатки, на мой взгляд, – излишняя предусмотрительность и в то же время – потрясающая забывчивость, которая, однако, частенько была мне только на руку. Так, на одном приеме она могла заявить, что состояние мое находит критическим и если за неделю мне не станет лучше, без лишних слов уложит меня в больницу. А в следующий раз, когда я, дрожа как осиновый лист и глотая слезы в предчувствии больничных ужасов, приходила к ней уже с собранной сумкой, она, даже не глядя в мою сторону, говорила, что на такой здоровой девице можно воду возить. Один день утверждала, что несмотря на то, что до родов еще “о-го-го сколько”, ребенок уже очень крупный, не меньше четырех килограммов. А через неделю, трагически поджимая губы, шептала, что “плод маловат, явно не добирает в весе”. Однажды Галина Васильевна превзошла саму себя, когда, прослушав сердечко малыша через специальную трубку, она картинно развела руками: “Агрессивный, очень агрессивный плод”.
Поначалу я немного расстраивалась: чтобы рекомендовать успокоительные травки, не нужно быть доктором. Вот голова болит невыносимо, ноги ноют, что делать? Само пройдет после родов? Вот и весь сказ. Однако вскоре я поняла, что с врачом мне все же повезло…
Однажды, сидя в очереди, разговорилась с молодой женщиной.
– Я уже третьего врача меняю, – жаловалась она. – Галина Васильевна – пока что лучшее мое “приобретение”. Она, во всяком случае, никакой отравы не выписывает. От последней докторши знаете почему сбежала, да как сбежала – пятки сверкали. Прописывает мне таблетки, совсем недешевые, между прочим. При этом требует, чтобы я ей пузырьки и коробочки от них сдавала. Я слушаюсь беспрекословно – врач все-таки, пью, а потом екнуло что-то, дай, думаю, рецепт прочитаю. И вижу, что лекарство это от больной печени, никакого отношения к беременности не имеет, а я уже почти весь курс пропила. А у нее, у докторши этой, договор с распространителями. Они ей платят, когда она им эти обертки сдает. Вот я и сбежала, а то завтра она заключит договор с распространителями дуста или дихлофоса…
– Я тоже не одного врача уже сменила, – присоединилась к нашему разговору еще одна будущая мамочка. – Была в моей “практике” глуховатая старушка, которая на каждом приеме заявляла, что у меня ребенок умер, потому что она не слышит его сердцебиения.
Мне тоже было что рассказать своим милым собеседницам. О том, к примеру, как, лежа в больнице на сохранении, куда предусмотрительная Галина Васильевна однажды меня все же заперла, я услышала от своего лечащего врача, что у моего будущего ребенка скорее всего не хватает одного из отделов головного мозга… Когда я пришла в себя после изрядной дозы успокоительного, оказалось, что доктор просто перепутала показатели одного из анализов, в чем, правда, искренне раскаивалась. Могла я рассказать эту историю своим собеседницам, но не стала. На тот момент лимит на подобные страшилки был исчерпан.
… К Новому году я практически перестала выходить из дому. Холодно, скользко – это полбеды. Люди злые – вот в чем дело. Прежде я этого как-то не замечала. Раньше как – толкнули в метро, и я толкну, за мной не заржавеет. Нахамили – я тоже за словом в карман не полезу, отвечу, да еще как высокохудожественно. А тут со мной что-то случилось: мало того, что двух слов связать не могу, так еще чуть что – слезы рекой. В метро вообще заходить страшно. То, что место не уступают, – не страшно, так ведь все норовят локтем в живот заехать и какой-нибудь пошлой, соленой шуткой добить. За то время, что все еще ездила на работу, целое социологическое исследование провела. Если кто и уступает место – так это молодые женщины, реже – мужчины около тридцати, подростки, мужчины и женщины за сорок – никогда.
Появилось много свободного времени, времени подумать. Неужели все прошедшие месяцы были так ужасны, что и вспомнить не о чем? Нет, конечно. Несмотря ни на что, они были прекрасны: это поначалу робко бьющееся сердечко, эти “подводные” толчки – сначала такие легкие, но с каждым днем становящиеся все более и более требовательными – ну, с чем это сравнить? И разве забыть тот день, когда я узнала, что ждем мы не абстрактного младенца, а сына, родного и единственного! И уж точно не сотрется в памяти тот миг, когда я ни с того, ни с сего назвала свое не на шутку разбушевавшееся чадо Ванькой. Почему именно Ванькой, не понимаю до сих пор, но отступать было некуда. Еще не родившийся малыш стал отзываться на это имя. И когда спрашивала себя, согласна ли во второй раз пройти через все сложности и обиды, не задумываясь, отвечала: конечно, согласна.

На мужа надо заработать
Рожать мы с Лешкой решили вместе. И не потому, что это модно. Просто по-другому и быть не могло, это даже не обсуждалось. Рука об руку, плечом к плечу прошагали мы сквозь всю мою непростую беременность, успокаивали друг друга, поддерживали и утешали, так почему же должны расставаться на финише, когда победа уже так близка? Друзья и знакомые отнеслись к нашему решению настороженно, неодобрительно.
– Ты хочешь, чтобы он тебя разлюбил? – громким шепотом интересовались мои подружки. – Да после того, что он увидит, ничего, кроме гадливости и отвращения, в нем по отношению к тебе не останется.
– Какая же ты эгоистка, – не унимались другие, – ему же будет в сто раз тяжелее, чем тебе. А если в обморок упадет? Не легче ли одной все пережить?
– Но мне ведь будет скучно одной, – пыталась защититься я.
– Ты что, веселиться туда едешь? Роддом – не цирк. Скучать будет некогда.
– Тебе там совершенно нечего делать, – уговаривали мужа его друзья, – в противном случае на своей будущей интимной жизни можешь ставить крест.
В какой-то момент я чуть было не сломалась: может, действительно мною движет лишь собственный эгоизм, может, правда, не стоит подвергать наши безоблачные нежные отношения такому нелегкому испытанию? А вдруг действительно разлюбит? Все мои сомнения Лешка отмел с порога: “Во-первых, не говори глупости, тебе не идет. Это личное дело каждого – идти на роды вместе с женой или нет. Я свой выбор сделал. Во-вторых, это мой ребенок, и я имею полное право присутствовать при его рождении. В-третьих, тебе ведь от этого будет легче?”
Итак, решение принято. Но легко решить, сложнее найти больницу, чьим правилам это не противоречит. И вновь копаюсь в интернете, ищу специализированные сайты, благо таковых в Сети – пруд пруди. Обзваниваю те больницы, о которых положительно отзываются уже прошедшие через роды мамочки. Оказывается, что бесплатно рожать с мужем в Москве можно только в роддоме при Спасо-Перовском госпитале Мира и Милосердия. Но для этого нужно пройти курсы при этом же роддоме, но принимают туда только жителей Восточного округа столицы. Мы же живем на Юго-Востоке, так что на нас сии блага не распространяются. Больниц, предоставляющих такую услугу за деньги, тоже не так уж много. К тому же мы, наученные горьким опытом, и, не желая дважды наступать на одни и те же грабли, понимаем, что прежде чем заплатить, нужно все несколько раз обсудить, уточнить, проверить и перепроверить на месте. В конце концов после бесконечных поисков и переговоров останавливаем свой выбор на роддоме N14.
– Чтобы присутствовать на родах, ваш супруг должен сдать анализ крови на СПИД и гепатит В, сделать флюорографию. Это главное условие, – слава Богу, тут все обговаривается заранее, это лучшее предзнаменование. – После родов вас поместят в отдельную палату и, если захотите, ребенка положат с вами. Родные смогут навещать вас каждый день, так что скучать не придется.

Рожать подано
По всем подсчетам раньше третьего февраля беспокоиться нам было не о чем. Мы и не беспокоились. За нас побеспокоилась сама природа…
В пятницу, 24 января, около половины четвертого утра проснулась от тупой, какой-то вкрадчивой боли. Замерла – вдруг отпустит. Не отпустило. За прошедшие девять месяцев, как только не рисовала себе это мгновение, но больше всего боялась не распознать истинного начала. Оказалось, что Это не спутаешь ни с чем – боль несильная, но грозная и многообещающая. Еще два часа лежала, боясь шелохнуться и тем самым спугнуть “пакующего чемоданы” ребенка. В половине шестого разбудила мужа: “Извини, конечно, но, кажется, на работу ты сегодня не пойдешь”. Затем долго вызывали такси, в полном молчании бродили по квартире, каждому было о чем подумать. С особой тщательностью упаковала сухой паек – бананы, яблоки и печенье. Кто знает, что нас ждет, а мужчина не должен голодать.
В больнице оказались лишь к полудню. Лешку впустили без всяких разговоров, выдали белый халат, бахилы и после необходимых формальностей отвезли из приемного покоя на второй этаж, в родблок. По всему было видно, что мужчины-немедики в этом таинственном отделении – гости нечастые. И врачи, и медсестры смотрели на нас с легким подозрением, а то и насмешливо. Их, кажется, так и подмывало заметить, дескать, посмотрим на вас через пару часов, как вы тогда запоете, и не такие ломались. В одноместной предродовой палате меня тут же уложили в кровать, мужу принесли стул, и потянулось ожидание. Наконец-то нам удалось всласть наговориться – последние недели муж приходил с работы поздно, уходил рано, мы почти не виделись. Я так и знала, что без него умерла бы тут со скуки. Мы смотрели, как за огромным окном тихо падает мягкий теплый снег, мечтали, как совсем скоро будем втроем кататься с горки на санках. Возбуждение, охватившее меня с самого утра, сменилось глубоким покоем. Страха не было, осталось лишь приятное ожидание. Так ждут поезда, на котором должен приехать родной, любимый человек, с которым давно не виделись. Боль не докучала.
– Если это и есть роды, то мне даже нравится, согласна рожать через день, – смеясь, сказала я доктору Марии Николаевне Рассказовой, в очередной раз заглянувшей посмотреть, как у нас идут дела.
– Тебе просто не с чем сравнивать, через пару часов разберешься, что к чему, – загадочно улыбнулась она.
Около трех часов мечты о будущем пришлось на время отложить. В глазах потемнело, перехватило дыхание. Следующие два часа я уже ни на что не обращала внимание, будто ослепла. От боли тихо рычала, царапала воздух и чьи-то ставшие внезапно невидимыми руки. Казалось, что во всем мире нас только двое: я и моя боль. А потом случилось самое страшное – я забыла, как дышать, как ни старалась, не могла вспомнить, как нужно вдыхать, как выдыхать. Спасение пришло откуда-то сверху, из окружившей меня темноты. Я почувствовала – не услышала, а именно почувствовала, – как кто-то начал громко дышать, будто указывая мне единственно верный путь. Я не видела Лешку, не слышала, что он говорил, но стала понимать, что не одна, что мы вместе, что надо держаться. И только приготовилась сжать зубы и встретить новую волну боли, как раздался голос Марии Николаевны: “А вот теперь пошли рожать”.
Ванька родился за каких-то десять минут. Когда его, синего и мокрого, положили мне на живот, я так до конца и не поняла, что это за странное существо, откуда оно вдруг взялось, почему так истошно орет и какое, в конце концов, имеет ко мне отношение? И почему это мой муж рыдает, а врач-педиатр заботливо, по-матерински, утирает ему слезы куском марли?
Через несколько часов мы наконец-то снова остались вдвоем.
– Ну что, ты ни о чем не жалеешь? – спросила я его.
– Сегодня не только Ванька родился, но и я – во второй раз. Когда он закричал, во мне будто все перевернулось. Господи, неужели я мог пропустить, не увидеть этого чуда? Да, кстати, я проследил, чтобы ему тут же, при мне на ручки, надели специальные бирки, так что теперь сынишку нашего ни с кем не спутают. И вот еще, чтоб ты знала: во-первых, перед женщинами, за то, что они переносят, нужно на коленях стоять, во-вторых, следующего ребенка будем только вместе рожать, а в-третьих, я тебя очень люблю…

Анна ХРУСТАЛЕВА
Фото Екатерины ЦВЕТКОВОЙ