Золотая рыбка (Отрывок из повести «В прошлое открытые глаза»)

Татьяна БАДАНОВА – педагог с 27-летним стажем. Родилась в 1949 году. По окончании филфака Ивановского государственного университета работала пионервожатой, воспитателем в специнтернате, педагогом группы продленного дня. В настоящее время на пенсии, но общается с детьми по зову сердца.Живет в деревне Хмельники Родниковского района Ивановской области. Переехала туда из Иванова на постоянное место жительства в начале перестройки, чтобы иметь возможность вести собственное хозяйство – весомое подспорье к небольшой педагогической зарплате. Повесть-мемуары «В прошлое открытые глаза» публикуется впервые. Полностью ее можно будет прочесть в рубрике «Книжная полка» на нашем сайте www.ug.ru.

В начале декабря во время урока к нам в класс пришла директор школы. Она вошла с молодой и очень красивой девушкой. Директор сказала, что эта девушка будет проходить педагогическую практику в нашем классе и что зовут ее Ольга Яковлевна, что мы должны ее слушаться и уважать, как нашу учительницу Анастасию Петровну. Этого нам говорить было и не нужно. Мы всем классом сразу влюбились в Ольгу Яковлевну. Анастасия Петровна была в нашем представлении пожилым человеком, хотя я сейчас думаю, что ей не было и пятидесяти лет, когда она нас учила. Не знаю почему, но детям всегда больше нравятся молодые учителя.Ольга Яковлевна всех нас очаровала. Во-первых, она никогда на нас не кричала, как наша Наська (так между собой звали мы нашу учительницу). Во-вторых, она была очень хорошенькая внешне: маленькая, миниатюрная, с кудряшками соломенного цвета и ямочками на щеках. Она постоянно что-то выдумывала. Возила нас в цирк. Водила в лес, где мы разыгрывали сказку «12 месяцев». Там мы водили хоровод вокруг костра и пели «В лесу родилась елочка». Это была настоящая зимняя сказка. А однажды она привела в класс настоящего музыканта. Он играл на скрипке, прижимая ее щекой так нежно, а музыка была такая красивая, что мы все слушали затаив дыхание. Она объяснила нам, что это музыка композитора Сен-Санса, называется «Умирающий лебедь». На душе было грустно и светло. Нам даже не хотелось разговаривать. Я впервые в своей жизни слушала живую музыку, от которой замирало сердце. Потом, всю свою жизнь, когда я была в театре, в филармонии или в музее, я проверяла искусство на «настоящность», вспоминая то состояние, когда сердце замирает.Вторая четверть заканчивалась, и в классе шла подготовка к новогодней елке. Ольга Яковлевна предложила устроить карнавал. Всем эта идея понравилась. Всем, кроме меня. Я точно знала, что никакого карнавального костюма у меня не будет. Моя мама всегда была на работе. Бабушка занималась хозяйством: обшивала, кормила, убирала дом. Старшая сестра была, как называла ее бабушка, «никуловка», то есть ни шить, ни вязать не умела. В общем, помочь мне было некому. На празднике я должна была читать Деду Морозу большое стихотворение Пушкина «Зима». Стихотворение я выучила быстро. У меня была очень хорошая память, да и выступать я всегда любила. У меня, как говорила Анастасия Петровна, был громкий голос и хорошая дикция, к тому же я всегда читала с чувством. Мама когда на меня сердилась, называла артисткой. Это было мое домашнее прозвище, на которое я вовсе не обижалась. Но что делать с карнавальным костюмом, не знала. Тогда я сказала Ольге Яковлевне, что не буду выступать, потому что у меня не будет костюма. Она погладила меня по голове и сказала: «Не печалься, мы что-нибудь придумаем».В конце недели, когда до праздника оставалось три дня, Ольга Яковлевна подошла ко мне на перемене и пригласила в воскресенье к себе домой: «Будем шить тебе карнавальный костюм». Она написала на листочке свой домашний адрес и дала его мне. Я, счастливая, в ожидании какого-то чуда помчалась домой. Это была суббота. Я не могла дождаться, когда она закончится. Чего я только не делала, чтоб скорее наступил вечер, а потом ночь, чтоб наутро идти к своей учительнице! Вымыла полы, принесла воды с колонки, чем удивила бабушку, потому что без всяких просьб все делала сама. Вечером с работы пришла мама, а я все никак не могла решиться сказать ей, что завтра мне надо быть у Ольги Яковлевны. По воскресеньям мы с сестрой и мамой ходили в баню. Это было обязательно и не обсуждалось. Но мама заметила-таки мое необычное поведение, да и бабушка похвалила меня. Тогда я решилась сообщить ей, что в баню не пойду, что мне надо к учительнице шить новогодний карнавальный костюм. А мыться согласна в корыте на кухне. На мое удивление, мама очень легко согласилась. Бабушка тут же достала чугун с горячей водой из печки, и они с мамой вымыли меня….Я проснулась, когда на улице еще было темно. Зимой светает поздно, и я испугалась, что проспала. Быстро оделась и, не глядя на часы, побежала к двери. «Куда ты, оглашенная? – спросила проснувшаяся от моего шума бабушка. – Посмотри на часы!» Было семь часов утра. «В такую рань по гостям не ходят», – пробурчала она и принялась растапливать печь. Я одетая, в валенках и в пальто, подпоясанном широким солдатским ремнем, чтоб не поддувало, уселась на лавку ждать рассвета. Время тянулось бесконечно долго. Мне казалось, что я уже два часа сижу на этой лавке и болтаю ногами. На стене напротив меня висели часы-ходики с бегающими кошачьими глазками. Бабушка уж и гирю подтянула, и часы тикали громко, но стрелки замерли на половине восьмого и дальше не двигались. Я даже глаза зажмуривала, думала, сейчас открою, они и подвинутся. Нет! Не двигались вовсе.Тут я решила, что пойду, пожалуй. Буду идти медленно, там, смотришь, и рассвет наступит. Вышла из дома и, как мне казалось, медленным шагом двинулась к дому Ольги Яковлевны. Лаяли собаки, прохожих почти не было на улице. Мне казалось, что я еле плетусь. Даже замерзла немного. И вот я уже у дома Ольги Яковлевны. Я потопталась около подъезда, ноги стали замерзать. Решила идти и ждать рассвета около квартиры. Ольга Яковлевна жила на втором этаже. В подъезде было тепло. Я сдвинула с головы платок, сняла варежки, села на корточки около нужного мне номера квартиры и не заметила, как заснула. Проснулась оттого, что кто-то теребил меня за воротник пальто и спрашивал: «Кто ты? Что тебе здесь надо?»Я открыла глаза и увидела, что дверь в квартиру открыта, а надо мной склонилась пожилая женщина в ночной рубашке. На плечах у нее был накинут шерстяной платок. Я сказала, что мне нужна Ольга Яковлевна. Женщина повернула голову и крикнула вглубь квартиры: «Олюшка, к тебе тут какой-то мальчик пришел!» Я испугалась и никак не могла понять: «Почему мальчик?» На мне и правда, пальто было мальчиковое, после брата донашивала, но пуговицы-то бабушка переставила на «женскую» сторону! Да и стрижка у меня была мальчиковая. Мама стригла нас дома сама машинкой, «всех под одну гребенку». Мальчиков наголо, мне же оставляли челку. Сестре Вале разрешалось носить косички. Волосы у нее были жидкие, и ее косички, заплетенные с тряпочками, выглядели, как крысиные хвостики.Из глубины квартиры в голубом халатике и в тапочках с помпонами вышла Ольга Яковлевна. «Это ко мне. И это девочка. Зовут ее Таня. А это моя мама, Анна Михайловна», – повернувшись ко мне, сказала Ольга Яковлевна. Мне разрешили войти. Я сняла валенки, пальто, развязала платок. Мне еще с вечера бабушка сказала, чтоб я надела школьное платье. Оно у меня было «на выход». Его я носила в школу и в гости. Дома же донашивала то, что оставалось от сестры, или то, что «подавали» родственники после своих выросших детей. Нашу семью все жалели. Мы были бедные, поэтому, приходя к кому-нибудь в гости, я многого не понимала и не знала, как себя правильно вести.Меня провели в комнату, где мне все показалось необычным. Она была раем. Моя бабушка верила в Бога и часто говорила нам, что послушные и добрые дети будут жить в раю, а хулиганов и бездельников (при этом она чаще всего смотрела в сторону брата Гены) ждет адская жизнь. Рай же она описывала как место, где никто не голодает, где очень красиво, много цветов и очень чисто. Вот примерно так выглядела комната Ольги Яковлевны. Чистота была необыкновенная. На окнах висел белоснежный тюль. Цветы стояли везде: на полу в кадушке – пальма, на подоконниках – белая и красная герань. Посреди комнаты стоял круглый стол, на котором лежала узорчатая скатерть. Больше всего меня поразило количество книг в стенном шкафу. Я ни у кого не видела столько книг. Я уже тогда решила, что, когда вырасту, у меня тоже будет много книг. Я очень любила читать. К тому времени, когда я вошла в комнату, на улице развиднелось и взошло яркое морозное солнце. Оно своими лучами проникало сквозь тюлевые занавески и освещало комнату волшебным сиянием. Как будто снежинки влетели через окно и засверкали хрустальными льдинками, отражаясь в трехстворчатом зеркале.Ольга Яковлевна в своем голубеньком халатике и в тапочках с помпонами и вправду была «Олюшкой», а не классной учительницей, которая приходила на уроки в строгом коричневом костюме и белой блузе. Анна Михайловна позвала нас на кухню. Я села на диван и сказала, что уже завтракала. «Мы просто попьем чаю», – предложила Ольга Яковлевна. Меня усадили за стол. От всего увиденного я потеряла дар речи и, как китайский болванчик, кивала головой, со всем соглашаясь. На столе была тарелка, где лежали бутерброды с колбасой, стояла вазочка с вареньем, а в плетеной корзиночке лежали шоколадные конфеты.Дома, если к нам приходили гости, нас, детей, кормили заранее, и к столу подходить не разрешалось. Я несколько растерялась. Мне никогда не приходилось сидеть вместе с взрослыми за таким богатым столом. Ольга Яковлевна сама налила мне чаю и положила на блюдце бутерброд. В животе у меня предательски заурчало. Я руками пыталась его прикрыть. Анна Михайловна и Ольга Яковлевна делали вид, что ничего не замечают. Они громко обсуждали планы на сегодняшний день. Я видела, что на меня никто не обращает внимания, и стала есть все подряд, что было на столе. Очнулась я тогда, когда поняла, что бутерброды как-то закончились и в вазе почти нет конфет, а около моей чашки лежит куча фантиков.«Ну что ж, пора за дело», – сказала Ольга Яковлевна. Мы пошли в комнату, где она сняла со стола красивую узорчатую скатерть, выдвинула ящик комода и достала оттуда голубое капроновое платье, отделанное белой атласной лентой. Оно было похоже на облако. Ольга Яковлевна сказала, что в этом платье она была на выпускном вечере после восьмого класса. «Вот из него-то мы и будем делать тебе костюм золотой рыбки. Я чуть не лишилась рассудка. Не могла поверить, что из такой красоты у меня будет карнавальный костюм. Но Ольга Яковлевна быстро сняла с меня мерку. Взяла ножницы и стала кроить платье.Мне же она сказала, чтоб я не бездельничала и смастерила себе корону. «Какая же золотая рыбка и без короны?» – сказала она. Я из картона вырезала по размеру своей лысой головы корону. Потом Ольга Яковлевна достала несколько стеклянных елочных игрушек, завернула в тряпку и велела разбить их скалкой на мелкие кусочки, что я и сделала с большой охотой. Потом густо намазала корону клеем и обсыпала битыми игрушками. Корона засверкала так, как будто была усыпана настоящими бриллиантами. К этому времени платье тоже было уже почти готово. Из ящика, где лежали елочные игрушки, мы выбрали бумажных рыбок, покрытых розовой и голубой фольгой, и стали пришивать к платью. По низу платья Ольга Яковлевна пришила еще синюю атласную ленту, предварительно собрав ее на нитку. Получилась оборочка, похожая на морскую волну. Наконец я облачилась в свой сказочный наряд, а Ольга Яковлевна стала критически меня осматривать. Мне нравилось все. Я ощущала себя счастливейшим человеком на свете!Но моей доброй фее что-то не нравилось. Она сказала: «Нет, не может наша золотая рыбка быть без волос». Я чуть не расплакалась. Тут Ольга Яковлевна перевела взгляд на куклу в кокошнике и сарафане, которая сидела на комоде. У куклы было две длинные косы. «Что ж, – обратилась к ней Ольга Яковлевна, – придется тебе, красавица, пожить с короткой стрижкой. Вон у тебя кокошник какой красивый, ты и без кос не подурнеешь». Я даже охнуть не успела, как она взяла ножницы и решительно отстригла кукле обе косы. Потом она их распустила, провела кисточкой с клеем по внутренней поверхности короны и маленькими прядями приклеила на нее куклины волосы. Это было чудо! Во время работы в нашей импровизированной костюмерной «Олюшка» что-то напевала, мы говорили о том о сем, много смеялись. Было так хорошо и уютно в этом доме, что хотелось расплакаться. Очень захотелось здесь жить всегда.Я не верила, что все это происходит со мной. Хотелось ущипнуть себя, чтобы убедиться, что это не сон.Напряжение схлынуло, а живот опять предательски заурчал. Обеденный стол был уже накрыт. Покрытый белой скатертью с голубыми маленькими цветочками, похожими на незабудки, он выглядел необыкновенно нарядно и празднично! Анна Михайловна улыбалась и ни словом не обмолвилась об обстриженной кукле. Мне стало весело и радостно. Я почувствовала себя свободно и совсем перестала стесняться. Анна Михайловна положила передо мной вилку и нож. Нож не такой, каким режут хлеб, а какой-то закругленный. Это меня озадачило. Ну с вилкой я еще могла понять, что делать, хотя дома всегда ели ложками. Ножом у нас нарезали хлеб и чистили картошку. Нет, конечно, я видела это в кино про старую жизнь, где барыни даже фрукты резали ножом. Но то в кино!Пока я все это обдумывала, Анна Михайловна поставила передо мной тарелку, на которой горкой лежало очень вкусно пахнущее лавровым листом картофельное пюре с кусочком сливочного масла на верхушке. Он лежал в горячем пюре, как в кратере еще не потухшего вулкана. Рядом разлеглась толстущая, с блестящей коричневой кожицей сарделька, от которой исходил такой вкусный запах, что хотелось скорее схватить ее прямо рукой и немедленно откусить. Тут я посмотрела на Ольгу Яковлевну и увидела, как она аккуратно воткнула в сардельку вилку и ножом режет ее на кусочки. Взяв в одну руку нож, а в другую вилку, я со всего маху воткнула ее в сардельку. Но – о ужас! – сарделька вместе с вилкой скользнула по тарелке, и мой белоснежный вулкан из пюре с желтым сливочным кратером лавой сполз на белую скатерть с голубыми незабудками. Это была катастрофа! Вся моя лихость и удаль, с которой я приступала к еде, мгновенно улетучились. Стыд охватил все мое существо. Мне было так жалко себя, и этой вкусной еды, и этой красивой скатерти, и всего, что меня окружало, что я зарыдала во весь голос.Я понимала, что меня уже никогда не позовут в этот дом и не предложат остаться жить здесь навсегда. Вдруг я почувствовала, что кто-то мягким полотенцем вытирает мое лицо. Это была Анна Михайловна. Она гладила меня по голове и всячески утешала. Говорила, что ничего страшного не случилось, что скатерть отстирается, а еды еще хватит на всех. В это время Ольга Яковлевна незаметно и быстро убрала все мои «художества». На стол постелили другую скатерть, а передо мной опять стояла тарелка с дымящимся картофельным пюре и все с той же проткнутой мною так лихо сарделькой. Только на этот раз Анна Михайловна дала мне ложку и сказала, чтоб я ела, как мне удобно. А потом был еще очень вкусный компот с урюком… очень вкусный! Уж тут-то я знала, что ягоды из стакана надо доставать не руками, а ложечкой, чем очень порадовала гостеприимных хозяек. В общем, обед, ко всеобщему удовольствию, закончился без разбитых стаканов и с чистой скатертью.Мы вернулись в комнату. Ольга Яковлевна попросила еще раз надеть мое великолепное платье и корону. Ей хотелось, чтобы Анна Михайловна могла получше все рассмотреть. Меня поставили на стул и велели поворачиваться в разные стороны. Потом, во взрослой жизни, у меня никогда не было такого наряда, от которого я была бы в таком восторге, как тогда. Я читала стихи – все, какие знала. И вдруг, во время очередных аплодисментов, Ольга Яковлевна сказала: «А сарделька, как лягушка, поскакала по столу». Тут мы все начали смеяться так, что я чуть со стула не упала.На новогоднем карнавале мой костюм признали лучшим, а за стихотворение Дед Мороз вручил мне гостинцы. Я видела, как Ольга Яковлевна мне подмигнула. Я ведь никому не рассказывала, откуда у меня появился этот красивый наряд. И о том, как во время обеда сарделька «как лягушка, прыгала по столу». Это был наш секрет.А золотая рыбка, которой я была на карнавале, еще много раз исполняла мои желания. Все они были связаны со встречей на моем пути добрых и замечательных людей, которые помогали мне идти по жизни.