«Значит, так надо!». Никита МИХАЛКОВ

…Матрос Дальневосточного флота Борис Брунов. Радист Черноморского флота Василий Шукшин. Курсант Ленинградского военно-морского училища Артур Чилингаров. Старшина Балтийского флота Семен Фарада. Матрос Тихоокеанского флота Илья Лагутенко. Известные имена, правда? Этим людям и еще сотням их коллег по цеху, соратникам по работе служба в Вооруженных Силах страны абсолютно не помешала состояться как личностям. А может быть (по крайней мере, все они так говорили), и помогла определить свое место в жизни. На Тихом океане служил и герой нынешнего интервью, народный артист РСФСР Никита Сергеевич Михалков, известнейший актер, режиссер, общественный деятель. Уж он в свое время точно мог избежать армейской лямки. До непризывного возраста – 27 лет – оставались считаные месяцы, за плечами – высшее образование, а песню «Я шагаю по Москве» из одноименного фильма Георгия Данелии знала тогда вся страна. И по сей день помнит ее и любит. Как и обаятельного юношу, сыгравшему в том фильме главную роль.

– Никита Сергеевич, вы пошли служить в армию на пике популярности, уехав за сотни километров от дома. Как же так случилось, что вы пополнили тогда ряды защитников Отечества? И не было ли момента, когда вы пожалели о принятом решении?

– Случилась некая любовная, душещипательная история. Рассказывать подробно не буду – это личное. Сюжет уже для отдельного романтического рассказа. Изначально служить я должен был в Алабине, в «мосфильмовском» кавалерийском полку. Но я сам попросился на Дальний Восток, на Тихоокеанский флот. Это тоже отдельная эпопея, как так получилось, как я туда добирался… Но, подчеркиваю, это было мое добровольное решение.

И говорю как на духу: я абсолютно счастлив, что отслужил в армии, что сумел, как говорится, «стать в строй». В ответственной несвободе есть свои прелесть и смысл. Именно в армии я научился терпению, необходимости доводить начатое до конца. Я убежден, что любой мужчина, который живет в нашей стране, просто обязан пройти армейскую школу. Это не просто школа некой военной подготовки. Это воистину школа жизни. Школа мужская, школа мужества. Та, где воспитывается необходимое умение терпеть. Где получаешь правильное представление о том, что такое команда, какой она должна быть. Не команда типа какой-то банды, бригады. А помогающая формировать личность, где человек учится жить в коллективе среди сплоченных и помогающих друг другу людей. Еще раз подчеркиваю: армия – это школа, где приходит осознание личной ответственности за дело, за поступки, за выполнение приказа, в конце концов. Вот такая важная у Вооруженных Сил страны роль.

Важно и то, я считаю, просто убежден, что армия для России была всегда не только и не столько средством нападения и защиты, сколько образом жизни. Пятилетний великий князь уже носил форму, мундир какого-нибудь полка. И полк этот всегда пестовал, был его попечителем.

– Так в чем заключалась служба тогда уже известного человека?

– На Тихоокеанском флоте сначала я служил в полэкипаже, потом на корабле. И тут произошел интересный поворот в моей военной карьере. В составе специальной команды меня отправили в поход… на собаках. Тоже служба. Мы составляли карту Охотского побережья. Потрясающие по красоте места! Сто семнадцать суток я провел отвечающим за оружие. Это незабываемое путешествие, в котором так много, так невероятно много я получил впечатлений… При других обстоятельствах у меня бы никогда в жизни точно такого не было.

– Какое самое яркое воспоминание об армии?

– Вы знаете, если начать перебирать, то их много. Вот что такое океанская зыбь, когда уже шторма нет, а корабль поднимается на высоту шестиэтажного дома, а потом обрушивается, – это так фантастично! Ну и, конечно, – это все мое служебное путешествие. Оно вместило в себя многое, что потом как-то повлияло на мою жизнь и творчество.

– С учетом вашего жизненного опыта что можете посоветовать тем ребятам, кому еще только предстоит идти в армию?

– Знаете, надо услышать Толстого, который говорил: «Делай что должно, и пусть будет, что будет». Очень важно иметь внутреннее, так сказать, ощущение защиты. Для меня ею стала формула, сказанная мне моей мамой одной фразой: «Значит, так надо». Вот это «надо» – это абсолютно потрясающе. Если что-то суждено сделать, испытать, то значит – так надо.

– Ваш старший сын Степан тоже не стал бегать от призыва…

– Здесь все сложнее. Будучи уверенным, что служба в армии – гражданская обязанность, я соответствующе его напутствовал. И он отслужил три года в морских пограничниках. От звонка до звонка три года. Служил верой и правдой на острове Русском… Морские пограничники, я считаю, – это настоящая элита. Это сразу и пограничники, и моряки.

Кстати, мой младший сын Артем хоть и не отслужил по полной, но честно прошел курс молодого бойца в Костромском высшем военном училище химзащиты.

– Ваше отцовское, жесткое, по понятиям многих, решение об обязательном прохождении сыном, благополучным столичным юношей, суровой армейской школы негатива у него не вызвало?

– Нет. Никогда. Мало того, он прислал мне с острова Русский интересное письмо. Написал примерно так: «Ты знаешь, я с удивлением обнаружил, что, оказывается, шерстяные носки могут быть важнее, чем двухкассетный магнитофон «Шарп», который я тебя просил мне купить». Это меня тогда окончательно убедило в правильности принятого решения. Что все идет как должно. Он служил, его любили, он попадал в разные ситуации, выходил из них мужчиной. И думаю, что это очень сильно отразилось на его дальнейшей жизни.

– То есть армия – это не «потерянные годы» ни для вас, ни для сына?

– Мне особенно важно, что Степан, в том числе благодаря армейскому опыту, состоялся как личность. У него проявились такие черты, как самостоятельность, ответственность, верность слову. Установился какой-то внутренний покой, появилась уверенность в своих силах. Это очень важно для мужчины. Тем более для мужчины, живущего в наше время. На сегодняшний день мы, к великому сожалению, наблюдаем все растущую инфантилизацию так называемого сильного пола. Человек разучился отвечать за свои слова. Теряются истинно мужские качества, когда да – это да, нет – это нет. Исчезает умение совершать волевые поступки, принимать ответственные решения. Так вот, я думаю, что успешной дальнейшей жизнью сын во многом обязан армии. Даже если он об этом и не говорит, а быть может, и не осознает. Отмечу также, что кому-то именно армия расставляет жизненные приоритеты.

– Вы сейчас возглавляете Общественный совет при Министерстве обороны России. Ваша сфера внимания – все, что так или иначе находится в сфере соприкосновения армии и общества. С точки зрения общественного деятеля, хоть это звучит и излишне официально, знающего современные проблемы наших Вооруженных Сил лучше многих, что вы можете сказать родителям сегодняшних призывников?

– Вы понимаете, испуг и излишняя «ватная» забота отбивают у человека волю жить и защищать свою жизнь. Мы очень уж пестуем юное поколение. И они эгоистично возлагают ответственность и надежды только на силы извне: папа, мама, связи и так далее. Вместо того чтобы быстро научиться решать вопросы самим, они рассчитывают на что-то, на кого-то. И в этой ситуации попадают как раз в те условия, которые сами разрешить не могут, попросту – не умеют. Я считаю, что чем раньше молодой человек, а мужчина особенно, начнет вырабатывать иммунитет к жизни самостоятельно, тем лучше. По крайней мере, я так воспитывал своих детей. И меня так воспитывали мои родители. Я решал вопросы сам. Если я реально не мог их решить, тогда уж, и только тогда, вступал кто-то из родителей. Но до этой критической точки я должен был все проблемы разруливать сам. И это очень много мне дало. Я умею держать удар и отстаивать свои решения, свою позицию.

– Что, по-вашему, изменилось сегодня в армии? Откуда истоки нынешних проблем в наших Вооруженных Силах?

– Не могу не отметить, что в армии моего времени был чрезвычайно высок уровень профессионализма воспитательной работы с солдатами, матросами. И у нас была идея. Назовем ее национальной. Которой полагалось быть незыблемой. И она всячески, достаточно грамотно, внедрялась. Был твердой рукой установленный строй. Привнесение же в современную армию момента надежды на некое коллегиальное решение, например, идти в атаку или нет… Это опасно. Так же пагубна надежда только на те же комитеты солдатских матерей, которые что-то там обеспечивают, над чем-то надзирают (это в армии!) Не дадут командиру (!) отправлять твоего сына, смешно и стыдно сказать, в тот же наряд. Или же на боевой пост, и так далее… Слов нет, безобразие, разгильдяйство, когда в войсках люди заболевают, умирают от той же простуды и так далее. Но это другой разговор. Нельзя все доводить до абсурда. Хорошо, что в Министерстве обороны понимают необходимость учитывать современные реалии, что его руководство стремится к равноправному диалогу армии и общества. Создание нашего Общественного совета – хорошая тенденция.

Я считаю, что к службе нужно готовить не непосредственно в армии, а дома. Жестокость, жестокосердие, насилие, которые бывают в армии, они совершаются не теми людьми, которые в армии стали такими – такими пришли. Это просто чувство власти развило худшие их качества. Надо больше внимания обращать на культуру, на духовность общества, на образование. На дом, школу, семью, двор, улицу. Отсюда приходит призывник. Еще Фрунзе говорил: «Армия – это скол общества». А общество, в свою очередь, просто обязано с уважением относиться к защитникам государства. И должным образом их поощрять.

– Сейчас происходит серьезное реформирование армии. Каким образом можно поднять духовную, воспитательную планку военнослужащих?

– Понимаете, это моя точка зрения. К тому же она может быть еще достаточно архаична, но я считаю, что институт капелланов – это была очень мощная воспитательная система в армии. Понимаю, что в России в основном исповедуют православие. Но это легко решаемая проблема. Там, где в подразделениях, частях есть военнослужащие, исповедующие ислам, они должны иметь возможность общаться с муллой ровно столько же, сколько общается со своим духовным наставником и православный человек. То же касается и придерживающихся других конфессий.

– Ваши заслуги перед культурой страны несомненны. Насколько для вас работа в Общественном совете обременительна? Вы же пришли сюда не за ради каких-то благ?

– И уж точно не за звездочки на погоны. Моя проблема, к сожалению, в том, что мне бывает истинно неловко, когда я не могу соответствовать количеству времени, которое надо тратить на эту, несомненно, важную работу. Но у нас в совете собрались люди поистине неравнодушные, состоявшиеся каждый в своей области. Которые могут и хотят поделиться опытом. Так что есть соратники, сподвижники. Я уверен, что такой совет не формальность, что это не галочка, что мы реально можем какие-то вопросы решать, помогать. Для меня значим такой пример (это, по-моему, у Достоевского, с бегущим каторжником). Там люди таскали бревна. И когда они поняли, что просто бессмысленно переносят их с места на место, стали умирать от бессилия… Должна быть цель. Когда я понял, что есть цель, цель достижимая, я стал более креативным, что ли. И для меня было огромной радостью, если возникала ситуация, когда общественному совету удавалось успешно решать какой-то вопрос.

– Знаю, что идет монтаж фильма «Утомленные солнцем-2». Как вы все успеваете? О творческой составляющей вашей жизни, надеюсь, мы еще поговорим в следующий раз, но хотя бы несколько слов о съемках, когда мы увидим результат работы, требующей неимоверных затрат сил, нервов и сердца…

– Бог даст, первая его часть будет показана 9 мая будущего года. Вторая – осенью 2010-го. Для меня этот фильм оказался чрезвычайно важным. Я вдруг почувствовал, что тема Великой Отечественной войны, на мой взгляд, на сегодняшний день абсолютно утратила ту живую сущность, которую она должна сохранять как можно дольше. Для многих вообще уже непонятно, что за война такая была. Это страшно. Это опасно. И я тешу себя надеждой, что молодые поймут, посмотрев эту картину: если на войне воевали три миллиона человек, это было три миллиона войн. У каждого была своя война.

– У вас в фильме главная роль. Вам приходилось ложиться под танк, сидеть в окопах в грязи… Через воссозданные вами, уже как режиссером, страшные реалии той войны пришло ли чувство некоего соединения пространства и времен?

– Когда мы возвращались со съемок домой, когда ты знаешь, что у тебя впереди банька, можно вымыться, отогреться, поужинать… И вдруг тебя охватывает абсолютно леденящее ощущение, что твой-то герой остался там! И у него нет ни бани, ни горячего ужина. И пули-то настоящие, и убивают там по-настоящему. И это будет для него длиться не день, не два, не пять, а месяц, и два, и восемь… Вот это внезапное понимание чего-то высшего, мне очень много давало. И это очень тяжело…

Жизнь Никиты Михалкова совершенно не укладывается в обычные рамки. Одна его родословная говорит о мощности корневой системы рода. Родственные связи с Пушкиным, Суриковым, Кончаловским. И это лишь маленький штрих к масштабному портрету. И судят его современники по самой высокой планке. Но он ведь всегда готов к разговору, его сердце открыто людям, поэтому его легко и ранить. Но хранит его Вера и Любовь. Тоже по самому высшему разряду. И есть еще многое, что не сказано о Михалкове как о человеке с поистине государственным масштабом мышления. Мало кто знает, например, что при его активном содействии идет большая просветительская работа, издаются книги русских философов конца XIX – начала XX века В.В. Розанова, И.А. Ильина. Архивные документы, которые ранее никогда не публиковались. Это еще одна возможность понять настоящее через прошлое. А значит, иметь будущее.