На чтение: ≈ 12 мин.Имя этого крупного немецкого философа XIX века в наши дни несколько подзабыто и даже на предметных институтских лекциях по философии или классных факультативных курсах звучит как-то вскользь, как проходное. Почему? Вероятно, оттого, что по сложившейся традиции преподавания считается куда важнее и интереснее оставить время на детальное изучение философских идей другого ученого-пессимиста, великого Фридриха Ницше (1844-1900), одного из основателей «философии жизни».
Где умирает надежда, там возникает пустота.Леонардо да Винчи
Справедливо ли это в отношении Артура Шопенгауэра (1788-1860), гениального философа-иррационалиста, представителя волюнтаризма?
В своем фундаментальном философском сочинении «Мир как воля и представление» сущность мира предстает у него как неразумная воля, слепое бесцельное влечение к жизни. «Освобождение» от мира – через сострадание, бескорыстное эстетическое созерцание, аскетизм – достигается в состоянии эйфории, близком буддийской нирване. Пессимистическая философия Шопенгауэра найдет широкое распространение в Европе во второй половине XIX века, в том числе и в России в оригинальной форме нигилизма.
Это случится после появления романа Ивана Сергеевича Тургенева «Отцы и дети» (1862), на страницах которого главный герой, Евгений Базаров, открыто отрицает общепринятые (крепостнические) ценности. В то время в России нигилистами – бранно или с сочувствием – публицисты возьмут моду сплошь называть участников революционного движения. Дальше – больше. Нигилисты-народовольцы, увлеченные идеей отрицания всего, в центре столицы взрывом бомбы казнят царя-освободителя, и сами, кто уцелеет от взрыва, после процесса будут повешены. Революционная практика центрального террора сменит глубокие теоретические рассуждения разночинной интеллигенции.
Вот еще пример. Один из этих самых нигилистов – известный социал-демократ Владимир Александрович Руднев – отважится взять в качестве партийной клички саму фамилию тургеневского героя и навечно войдет под ней в русскую историю, в частности, как человек, который впервые перевел в 1907 году «Капитал» Карла Маркса на русский язык.
В советские времена, когда в нашей стране всех философов, историков и даже поэтов принято было дробить на «красных» и «белых» по классовому признаку, нашего героя смело и необдуманно назовут оппонентом гуманистических идеалов, философом среди филистеров и даже… идеологом контрреволюции. Подобная критика мыслителя сродни беспощадной травле Шопенгауэра при жизни. Только заслужил ли он это? Коллеги называют Шопенгауэра злым мальчиком в мировой философии.
В его же характере было, ссорясь с коллегами и соседями, никогда не прислуживать и не подлаживаться к властям. В отличие, скажем, от того же Фридриха Ницше Шопенгауэр не отрицал мораль и этику в человеческих отношениях, не проповедовал культ сверхчеловека, не собирался делить людей на достойных и недостойных жизни. Меж тем при всем своем безбожии – во многом полемическом – он, как никто из философов своего века, много сделал, чтобы сблизить западную философию с восточной религиозно-философской мыслью.
Он был талантливым писателем. Его блестящее перо внесло в пресноватое блюдо академической философии бесподобную остроту. Мысли Шопенгауэр умел выразить с изумительной краткостью и простотой. Оттого-то его произведения вполне доступны неискушенному в философии читателю. В этом отношении наш герой, несомненно, выше и Фитхе, и Шеллинга, а уж Гегеля с его умопомрачительно сложной манерой изложения идей – подавно…
Вот, что, к примеру, говорил о Шопенгауэре в письме к поэту Афанасию Афанасьевичу Фету другой великий мыслитель – граф Лев Николаевич Толстой:
«Не знаю, переменю ли я когда мнение, но теперь я уверен, что Шопенгауэр – гениальнейший из людей. Вы говорите, что он так себе, кое-что писал о философских предметах. Как кое-что? Это весь мир в невероятно ясном и красивом отражении. Я начал переводить его…
Читая его, мне непостижимо, каким образом может оставаться его имя неизвестным? Объяснение только одно – то самое, которое он так часто повторяет, что, кроме идиотов, на свете почти никого нет…»
Да, выводы нашего героя о мире, как правило, безотрадны, но он не боится смотреть правде в глаза. Его философия выросла на голой почве чистого умозрения, а питалась жестокой действительностью жизни его эпохи. «Мир, конечно, был прекрасен, – писал Шопенгауэр, – если бы истина в нем могла быть не парадоксальной, если бы добродетели в нем не приходилось страдать, если бы все прекрасное заслуживало всеобщее одобрение. Но где возьмешь – такой мир?»
Почти полтора столетия прошло с тех пор, как нет на земле Шопенгауэра, но вопрос философа по-прежнему стоит на повестке дня…
Предки Шопенгауэра по отцу были голландцами, правда, изрядно онемеченными, а его мать – чистокровная немка. Но, много путешествуя, Артур считает себя гражданином мира, всячески избегая общения с соотечественниками. Он читает и пишет почти на всех европейских языках, из восточных языков знает хинди. Кстати, характерные немецкие черты – пунктуальность, педантизм, бережливость – к старости вдруг в нем возьмут верх, лишний раз как бы подтверждая вечную истину: от чего уйдешь, к тому и придешь…
Юный Артур крайне привязан к трудолюбивому отцу-коммерсанту г-ну Генриху Флорису. Тот мечтает о том, что сын продолжит его дело! Отец приставляет к сыну лучших учителей, покупает ему дорогие книги. А у Артура любовь к книгам чрезвычайна, интерес к ним ненасытен! Потому-то мальчику удается развить до необычайных высот свой интеллект!
А что касалось его души и сердца, тут Артур с малых лет имел сугубо индивидуальные представления о добре и зле, совести и порядочности…
Отец мальчика, склонный к хандре, покончил с собой в состоянии глубокой депрессии. Мать же, г-жа Иоганна, в противовес мужу-ипохондрику по натуре была жизнерадостна, импульсивна, расточительна и находила отдушину в написании романов, что особенно раздражало мальчика.
После смерти отца Артур проживает с матерью в Веймаре, где общается с Гете и другими замечательными людьми того времени. Но ужиться с матерью ему не удается: мать и сын не переносят друг друга! Более того, плохие отношения у него установятся и со старшей сестрой Аделью, характером похожей на мать.
Увы, современники-немцы его не воспримут, прямо скажем, как человека. Просто не полюбят! Колючий и несговорчивый с детства, наш герой с годами станет еще нелюдимей. В молодости он переживет несколько бурных любовных увлечений. Но по-настоящему глубокого чувства не получится. Отсюда и пессимизм на сердце. Всю жизнь он проживет холостяком, в одиночестве, не заведя себе даже кухарку… Объяснение соседей самое обычное: про несносный его характер или еще проще: про то, что он – сумасшедший. А того, кроме философских идей, ничто, кажется, не интересует.
…Лишь после двадцати лет Артур уже твердо знает, что удел его жизни – философия. В университетах знакомится с трудами классиков философии. Становится более последовательным, чем Кант, идеалистом. Вот одно из его главных убеждений: «…жизнь и сны суть листы одной и той же книги». Шопенгауэр воспринимает мир как удивительную по своей непостижимости мечту, начисто опровергая материализм, который, с его слов, «является философией цирюльников и аптекарских учеников», а материю как таковую называет не иначе как «правдоподобной ложью»…
Шопенгауэр, конечно же, не превзойдет Канта, но многие философы, особенно в периоды духовных кризисов, назовут его своим предтечей. А некоторые мысли нашего героя окажутся действительно пророческими: «Физика не в силах стоять на собственных ногах и нуждается в опоре метафизики, как бы она ни важничала перед ней». Под этими словами подпишется сегодня любой солидный ученый, изучающий строение материи и мироздания…
Слава к Шопенгауэру придет слишком поздно, а при жизни ему придется испить до дна горькую чашу непризнания. Правда, его книги выходят малыми тиражами, но продаются со скрипом, издатели несут убытки. Отзывы на труды если и появляются, то уничтожающе критические.
Пробует себя Артур и на преподавательской стезе. В Берлинском университете, где благоговеют перед именами Фихте, Шеллинга, Гегеля, на лекции Шопенгауэра приходят три-четыре студента, тогда как аудитории, где выступает Георг Гегель, ломятся от желающих послушать его…
А когда его жизни в Берлине угрожает вспышка эпидемии холеры, Артур уезжает во Франкфурт-на-Майне, где проживает в скромной двухкомнатной квартире, уставленной тысячами книг, бюстом Канта, портретом Гете и статуэткой Будды, в полной самоизоляции. Тут он и напишет фундаментальный труд – «Мир как воля и представление»…
Здесь, перед смертью, его спросят, где бы тот желал быть похороненным. В ответ он холодно усмехнется и произнесет:
– Это безразлично. Меня все равно найдут…
Выбор читателей
Комментарии