Жизнь – это большая радость. Людмила УЛИЦКАЯ

Ее прозу называют прозой нюансов, отмечая, что «тончайшие проявления человеческой природы и детали быта выписаны у нее с особой тщательностью. Ее повести и рассказы пронизаны совершенно особым мироощущением, которое оказывается близким очень многим». На 17-й Международной книжной ярмарке в Москве Людмила УЛИЦКАЯ была объявлена писательницей 2004 года – за рекордную популярность произведений некоммерческой литературы. Ее книги переведены на 30 языков народов мира. Публиковать свои рассказы в журналах Людмила Улицкая начала в конце 1980-х годов. Известность же пришла, когда по ее сценарию были сняты фильмы «Сестрички Либерти», «Женщина для всех». Повесть «Сонечка», опубликованная в «Новом мире» в 1992 году, была признана во Франции лучшей переводной книгой 1994 года и принесла автору престижную французскую премию Медичи. Там же вышла и первая книга Улицкой «Бедные родственники». Затем появились романы «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», отмеченный Букеровской премией в 2001 году.

На вопрос, как ее жизненный путь соприкоснулся с литературным, Людмила Евгеньевна отвечает:

– По окончании биофака МГУ я работала в Институте общей генетики РАН, и мне это очень нравилось. Профессия генетика интересна. После того как меня выгнали из института, я довольно много лет не работала. Потом случилось так, что попала в театр, а затем начала заниматься литературной работой и к концу 1980-х годов обнаружила себя писателем. Поэтому не могу сказать, что писательство было сознательным движением, и я выстраивала свою биографию. Нет, я просто жила. Собственно, занятие писательством для меня не важнее, чем собственно жизнь.

– Людмила Евгеньевна, что значила школа в вашей жизни?

– Если честно, это тяжелое время. Однако было несколько замечательных учителей, которых я помню до сих пор. Например, учительницу начальных классов, просто добрую, светлую женщину. Наверное, школа – это вопрос взросления. В ней проживаешь детство. Хотя есть детские проблемы, которые со школой, в общем-то, не связаны. Они с ней совпадают просто по формату времени. Они могут быть и радостными, и не очень. Я была не восторженным ребенком, и только теперь научаюсь испытывать счастье по отношению к жизни.

– Однажды услышала такой отзыв: «После прочтения книг Людмилы Петрушевской не хочется жить, Людмила Улицкая внушает надежду».

– Я слышу разные отзывы. Как раз многие укоряют в том, что я удручаю, что мой взгляд на мир мрачен. Видимо, это зависит от того, что в книге созвучно каждому читателю. Я не считаю себя мрачным человеком. Я реалист. Как реалисту мне кажется, что я с жизнью в мире, не воюю с ней. Жизнь – это большая радость, и надо стараться так себя в ней расположить, чтобы уметь эту радость извлекать.

– Давно не новость, что наши дети мало читают, что книга перестала быть для них открытием, откровением. Как вы думаете, это надолго?

– Если говорить честно, то считаю, что наше дело проиграно. Однако те, кто книжку любит, имеет к ней отношение, изо всех сил борются за ее сохранение. Во всем мире читают все меньше и меньше. По-видимому, меняется что-то в структуре самого человека. Большее количество информации, которую получает ребенок, он получает не из книг. С этим нельзя не считаться, похоже, это тенденция, и она будет только развиваться. Я много усилий приложила к тому, чтобы мои собственные дети читали, и, наверное, в данной ситуации, кроме личного вклада, ничего нельзя сделать. Государственные программы поддержки чтения пока совершенно бесплодны. Библиотеки хиреют, издательства вынуждены охотиться за глянцевой литературой. Куда деваются деньги, которые выделяются на масштабные программы, неизвестно. Зато понятно, как действуем мы. Мы – родители, дедушки, бабушки, то есть все те, кто имеет отношение к детскому образованию. Мы читаем книги. Вслух. Своим детям. Может быть, мы читаем книги, которые они сами никогда не прочтут. Я помню, что читала своим двум сыновьям, уже подросшим, до хрипоты. Данте, Шекспира, Булгакова. Это было наше домашнее чтение. Тот формат, который почти ушел из нашей жизни и о котором теперь можно только сожалеть. Потому что если мы что-то и можем сделать для наших близких, то лишь ежедневно работая с ними. Никакие общественные формы не приносят такого эффекта, как наш личный вклад, когда тратится свое время, силы, энергия, любовь. У меня сейчас подрастает внук, которому еще нет пяти лет. Я сняла с полки книгу, которая ему абсолютно не подходит. «Моби Дик». Показала картинки и рассказала о Моби Дике. Он месяца полтора бредил им, требовал рассказать еще и еще. И я знаю, когда он вырастет, то обязательно прочитает эту книгу. Более того, я нашла мультфильм по ней. Он оказался чудовищным. Потому что Моби Дик там веселенький, голубой китенок, а не воплощение мирового ужаса. И с этим, кстати сказать, мы часто сталкиваемся, когда даем ребенку что-то знакомое, а оно уже подменено. Вся мультипликационная продукция, заменяющая книги, в большей степени фальсификация. А ведь как существует экология пищи, воды, так должна существовать экология чтения. Мы сегодня читаем в основном некачественную продукцию. Однако отбор зависит только от нас. Мы сами, заглянувшие в книгу, должны научиться ее откладывать, так как у нас ограниченное количество времени, сил, зрения, чтобы тратить их на убогость содержания. Мы должны быть внимательными к тому, что даем читать своим детям. До тех пор, пока мы осуществляем контроль в той сфере, что нам доступна, есть надежда на победу культуры чтения. Ведь чтение – это очень ответственное дело.

– Ваша последняя статья «Дайте жить по-человечески», опубликованная во многих изданиях, обращена к современной молодежи и является своеобразной реакцией на внешнеполитическую ситуацию в отношениях с Грузией, Эстонией…

– Дело в том, что эта ситуация не единична. Идет срежиссированное наступление на определенную культурную зону. Конечно, это имеет под собой политическую подоплеку и в итоге упирается в цены на нефть и так далее. И тем не менее в действо вовлекается народ. У меня в прошлом году вышла книга на эстонском языке, и для меня это стало событием чрезвычайной важности. Как бы ни рассматривался сегодняшний мир, но мы живем в едином культурном пространстве. То, что произошло с крушением Советского Союза, пространство изменило, но не отменило. Неприятие странами бывшего СССР русского языка, русской культуры, в общем, понятно: мы им надоели. Но перевод на эстонский язык моей книжки стал радостным событием, предвестником того, что культурное пространство восстанавливается. Снова возникает культурный язык, на котором люди могут общаться между собой. Как мы не должны руководствоваться в личном чтении предложениями издательств, точно так же мы не должны руководствоваться в своем поведении рекомендациями современных политтехнологов. Поэтому письмо мое сводилось к тому, что иногда техническую проблему превращают в идеологическую, и когда начинается вибрация по сему поводу, то зачастую в ней участвуют не самые культурные и образованные люди. Попросту шпана. Но сделаем оговорку, наша шпана. Наше упущение. То есть дети, которым в детстве мало читали.

– Способна ли, на ваш взгляд, литература исправить что-либо?

– Нет. Не будем строить иллюзий. Но если хоть один процент все же ей для этого отведен, это уже огромная победа.

– Я знаю, что вы работаете над проектом «Другой. Другое. О других». Расскажите о нем.

– Да, я давно занимаюсь этим проектом. Уже выпущены первые четыре книги. Их будет еще больше, и пишу их не я. Это большой цикл по культурной антропологии, где основная позиция заключается в изучении жизни других людей. Мы живем среди других, которые не хуже и не лучше, а просто другие. В проекте эта инаковость и рассматривается по всем параментрам. Как другие люди живут в семье, как воспитывают детей? Мне безумно интересно работать над этим проектом. Руководя им, я повысила свой образовательный уровень. Мне кажется, эти книги будут интересны не только подростковой аудитории, но и родителям.

Санкт-Петербург