Жизнь

Через несколько метров вижу, как мужчина с кулаками и бранью набросился на другого: “Уезжай туда, откуда приехал”. Окружающие не реагировали на это. В метро люди толкали друг друга. Кто-то молча, кто-то зло и нервно. Лица были мрачными и бледными. Напряженными уже в начале дня. Без следов свежести морозного утра… Женщина с ребенком из далекой Молдавии традиционно шла по вагону с протянутой рукой. Версия несчастья была отработана хорошо. На эскалаторе заметила следы чужой обуви на своей. Пуговицу у шубы вырвали с мясом. А в переходе, ведущем к самому центру страны, к Красной площади, все так же стояли все те же старушки, прося подаяния.

Сорок минут от дома до работы в этот день показались мне бесконечно долгими. Было грустно. И страшно. Неужели мы превратились в стаю, где человек человеку почти волк. Душа совсем не пела от встречи с Родиной. А ведь все сорок дней стажировки в Америке так хотелось домой. Нет-нет, совсем не райская у них жизнь. Для “аллергиков” на эту страну замечу: и бездомные там есть, и тюрьмы не пустуют… И чтобы жить хорошо, надо непременно хорошо и много работать. Хватает самых разных проблем. Но люди…улыбаются. Приветливы повсюду: в метро, в магазинах, на улице. И везде – обязательное “простите”. Если, например, нечаянно коснулись вас, чуть задели. А белый человек не предлагает черному (афроамериканцу) уехать на историческую родину. На улицах, в магазинах так открыто не воруют.

Отвыкла – привыкай к нашей жизни, сказали друзья. И вспомнили анекдот. Маленький крот, оказавшись на зеленой поляне, спросил у мамы: почему мы живем в норе, ведь у нас так сыро, темно и холодно? А здесь небо голубое, цветы, солнце, птицы поют. Нельзя, грустно ответила она, там наша родина.

Ирина ДИМОВА

Сколько винтовок нужно учителю?

Охранять школу небезопасно

Светлана ГЕРАСИМОВА

Иконописцы за колючей проволокой

Похоже, слава знаменитых иконописцев Украины не дает покоя заключенным ряда колоний Донецкой области.

Научившись изготавливать десятки различных товаров – от халатов до автозапчастей, они не прочь взяться и за создание икон. Свои богомазы появились в колониях # 87 и #27 города Горловки, # 32 – Макеевки, # 33 – Кировска и ряда других.

Пока их работы единичны и идут в основном на подарки, но администрация всерьез рассчитывает поставить дело на поток. Предполагается, что часть из них будет изготавливаться методом литья из металла, еще часть будет выполнена на дереве и полотне. Следует заметить, что в большинстве случаев заключенные будут делать только оклады для икон и их металлическую или деревянную основы. Сам рисунок иконы будет к этим основам просто приклеиваться. Найдутся в колониях и умельцы, способные сделать изящные подсвечники, кропила, другую церковную атрибутику.

ИТАР-ТАСС

Друг мой, Колька

“Боже мой! – простонал он. – Не знаешь, что хуже – этот сон или та явь, которая жжет душу и не дает ни на минуту покоя?” Впрочем, то, что произошло с его сыном на самом деле, тоже походило на сон. Кольку, его безобидного, спокойного, незлобивого Кольку, назвали бандитом. Колька участвовал в коллективной драке. Четверо подростков избили одного за то, что тот не принес им обещанную бутылку вина. Били жестоко, ногами, в голову, в живот. Мальчика увезли в больницу.

И вот теперь будет суд. Колька самый младший. Двум другим по 16 лет, а четвертому скоро исполнится 17. И потому Михаил надеялся, что сыну дадут менее жестокое наказание. К тому же зачинщик драки-самый старший Илья-признался, что Колька присоединился к ним не сразу и “бил довольно слабо”…

Ночь была на исходе. Пожалуй, самая трудная ночь в жизни их семьи, если не считать той, когда Колька впервые не пришел домой ночевать. Тогда они с женой тоже не спали. Не зная, что делать: то ли обзванивать все больницы и отделения милиции, то ли ждать до утра. В пятом часу сын позвонил.

– Я у Лешки. У него родители – “челноки”. Уехали.

– Слава Богу, что с Колькой ничего плохого не случилось, – сказала тогда жена Михаила, – только поговори с ним обязательно (она сама спешила на дежурство), пусть больше нас так не пугает.

Жизнь, казалось, снова вошла в свою колею. Колька продолжал учиться в девятом классе, мать – дежурить на “скорой помощи”, отец, инженер-электронщик, часто задерживался допоздна. И вдруг в один из зимних ничем не примечательных вечеров, когда едва только стемнело и за окном еще звенели голоса малышей, в квартире Михаила Супруненко зазвонил телефон, непривычно пронзительно и резко. Возможно, ему просто показалось, что телефон звучал резче и назойливее, чем обычно. Но он хорошо помнит, что трубку взял в руки с каким-то тревожным и щемящим предчувствием. Звонили из милиции. Просили срочно прийти.

…Все это снова и снова вспоминал Михаил, и ему очень хотелось повернуть время назад, чтобы не было этого страшного события. Если б это было возможно, если бы он знал заранее, он не допустил бы этого позора, и этой боли, и этого резкого поворота в судьбе своего мальчика. Но чудес не бывает, и потому Михаил по-прежнему сидел и все так же крепко держал руками голову, словно хотел выжать из нее единственно верное и необходимое решение. И думал, думал.

Михаил мысленно как бы перелистывал страницы жизни за все пятнадцать лет, с того момента, когда родился Колька. До десяти лет, пожалуй, все было нормально. Мальчик любил проводить свободное время с родителями. Втроем они ходили в театры, в кино, в лыжные походы. Впрочем, нет. Михаил вдруг ясно вспомнил один случай. Колька тогда учился в третьем классе, и он однажды жестоко наказал сына. А случилось вот что. В школе состоялось обычное родительское собрание, и классная руководительница при всех очень сердито отчитала Михаила за то, что тот плохо воспитывает своего сына. Колька разбил в спортзале стекло и упорно не сознается. “Накажите его самым строгим образом”, – посоветовала учительница. Михаил пришел домой распаленный от гнева и стыда. Он схватил сына за ухо и крутанул так, что, не закричи парень благим матом, возможно, оторвал бы. Сын был надолго заперт в ванной комнате.

Прошли два-три дня, и Михаил неожиданно узнал от Колиных друзей, что у классной тогда была неверная информация, что окно разбил другой мальчик, а Колька совсем не виноват. Михаил тогда торопился в загранкомандировку и потому не нашел времени ни извиниться перед сыном за свою жестокость, ни просто поговорить с ним.

А Колька ждал этого. Он чувствовал себя жалким и одиноким, потому что в школе и, что самое обидное, дома ему вдруг стало неуютно…

Прошло время. В семье, казалось, установились прежние отношения. “Детские обиды быстро забываются”, – думал тогда Михаил, внешне ничего не предпринимая, чтобы обласкать Кольку, приблизить его к себе. Пока однажды… Они с женой как раз собирались покупать японский телевизор. Деньги копили почти целый год. Когда Михаил стал их пересчитывать, вдруг обнаружил, что не хватает незначительной суммы. Тогда он совсем забыл, что давал деньги взаймы своему брату, а когда тот вернул, то положил их в другое место. Зато вдруг вспомнил, что у сына появились новые кассеты, японский фонарик и американская кепка. Если бы он больше интересовался жизнью сына, то знал бы, что кассеты дали ему на время друзья, а кепку и фонарик подарила бабушка. Но Михаил этого не знал, вернее, не хотел знать. “Вот кто украл – Колька”, – пронеслось у него тогда в голове. И он ужаснулся: сын – вор?!

– Ах ты, гаденыш, – набросился отец на сына.

– Чего ты? – захныкал мальчик. – Что я опять сделал? В школе что ли снова что-нибудь придумали?

– Школа тут ни при чем. Ты тайком взял часть денег из тех, что мы вместе копили на телевизор.

– Я не брал, я не брал, клянусь…

Но Михаил не слушал и снова, и снова бил его. Деньги нашлись в тот же вечер.

– Ну что ж, – сказал утром Михаил, – я рад, что все так закончилось.

Взрослые редко краснеют перед детьми, и Михаил на это тоже не способен. Он не повинился, не покаялся перед сыном, не сказал, что ему стыдно от одной мысли, что так плохо подумал о своем Кольке. Отец не перестал доверять сыну. Наоборот, этот случай как бы успокоил его: нет, уж его-то сын не может быть ни вором, ни лгуном, ни хулиганом. Но Колька перестал верить отцу. Более того, он вдруг пришел к мысли, что от отца, от родного, любимого отца, может даже исходить опасность, угрожающая его спокойствию, его душевному равновесию. Вечерний свет родных окон больше не манил Кольку домой.

Он стал чаще застревать допоздна у кого-то из своих друзей. “Если ему там лучше, пусть торчит у товарищей, – говорила Михаилу жена, – нам не о чем беспокоиться. Его приятели все учатся, живут в полных семьях”.

…И снова вспомнился Михаилу тот вещий сон. Льдины мчатся наперегонки. Они несут гибель той, на которой мечется его сын. На берегу толпа. И никто из нее не спешит на помощь. Впрочем, почему кто-то, а не он сам в первую очередь обязан спасать Кольку?

Маргарита КУРГАНОВА

Московская область