Жизнь

Жизнь

Говорили о том, что можно, а чего нельзя читать сегодня нашим школьникам. Оказывается, можно – те книги, которые развивают демократическое мышление подрастающей личности, а нельзя – те произведения художественной литературы, что являются “шлагбаумом” на пути движения молодежи к свободному обществу. По мнению некоторых коллег-журналистов, также принимавших участие в этом обсуждении, возврат к чтению и изучению Белинского, Добролюбова, Чернышевского, Писарева и Николая Островского нежелателен. Почему? А просто потому, выясняется, что за семьдесят с лишним лет советской власти этим творцам русской литературы уделялось слишком много внимания, в результате чего незрелое сознание наших детей будоражилось напряженными революционными идеями, которые, видите ли, далеки от курса так называемых демократических реформ, принятых в России несколько лет назад…

Когда-то из программ по литературе изымали произведения Есенина, Блока, Бунина, Надсона, Майкова, Фета… О литературе эмигрантской волны вообще не упоминали. Конечно, многих из нас раздражал такой перегиб, смещение литературных ценностей в сторону идеологических “изысканий”. Соцреализм, партийность литературы, коммунистическое освоение искусством действительности… Слава Богу, от таких средств воспитания вроде бы отказались. Но ведь весь вопрос в том, как взглянуть на литературу советского периода. Сказать о том, что ее не было, – это неправда. Если сделать это, то, значит, надо забыть о том, чего сейчас нам так недостает в художественной литературе. Недостает романтики.

Взглянуть по-новому на Павку Корчагина, ютящегося сегодня на обочине литературных стандартов. Перечитайте “Как закалялась сталь” – и вы откроете для себя, что именно они, герои этого романа, терзались нравственным поиском, отличались благородством поступков и романтической верой в людей, во имя которых жили и созидали. В наше время смеются над Павкой Корчагиным, над его аскетизмом – антиподом процветающей теперь алчности и власти доллара. Романтика! “Прекрасное далеко”! Об этом достойно ведут речь только тогда, когда понимают, что художественная литература самоценна. И тогда речь идет об особенностях того или иного произведения, тогда идет речь об искусстве и о жизни. Только не следует запрещать книги и делать их предметом идеологического противостояния.

Валерий ЕРМОЛОВ

Верующий или раб?

Верующий или раб?

Всего тринадцать лет и пожил-то он на свете. Энергичный, здоровенький, сообразительный мальчик, благополучный ученик одной из московских школ. Сам оборвал свою жизнь, выбросившись из окна собственной квартиры на седьмом этаже. Промучившись сутки, умер…

Потом родители скажут – да, последнее время замкнулся, плохо спал, все читал-перечитывал какую-то потрепанную брошюру. Подтвердят и в школе: резко снизил успеваемость, был рассеян, нервничал. Но – с кем не бывает… Родители не стали лезть в душу, учителям и без него хлопот хватает. Мальчик оказался впутанным в одну из сект, коим нет числа по России нашей. Мудреный устав, философия по принципу винегрета, призывы открыть душу для настоящей истины и настоящей свободы. Открывал душу, старался выполнить устав, постигал, путался. И – не выдержало тринадцатилетнее сердчишко… Таких или приблизительно таких историй расскажут очень и очень много в Центре реабилитации жертв нетрадиционных религий имени А.С.Хомякова в Московском храме иконы Божией Матери “Всех скорбящих радость”, что на Большой Ордынке. Вот уже третий год собирают православные священники под сенью храма блудных детей своих. Намотавшись по городам и весям, намотавшись и наслушавшись “пророков”, “апостолов”, посланцев неба, “Учителей”, “мессий” всех мастей и диагнозов, пожив в крысиных подвалах и потусовавшись среди таких же, как они, жалких и худосочных искателей смысла жизни, они идут сюда исцеляться. Коротенькая запись в регистрационной книге “фамилия, имя, год рождения…”, и долгие часы, дни, месяцы бесед, вразумлений, возвращения к нормальной жизни, в нормальную семью. Так выхаживают тяжелобольных после сложной операции, так учат заново ходить после травмы.

“Мой сын ушел из дома в “Белое братство”, “Моя жена вот уже полгода не живет дома, говорят, она в “Богородичном центре”, “Моя мама бросила меня, она прислала мне письмо, что спасает меня в “Совете Достигших”. В Центре реабилитации на Большой Ордынке часто слышат подобное. Сюда приходят плакать, просят вернуть своих покинувших дома родных. Да, самые опасные и агрессивные секты, призывающие безжалостно рвать семейные узы, бросать престарелых родителей, детей-младенцев, жену, с которой прожил жизнь, парализованного мужа, уходить из дома, где тебя любят, – эти секты как раз и рвутся в Россию.

Возглавляет Центр священник храма “Всех скорбящих радость” отец Олег Стеняев. В Центр приходят почти инвалиды. Больно смотреть в их воспаленные, бегающие глаза, слышать путаную речь. По чуть-чуть, деликатно, выдержанно надо вернуть их к настоящей жизни.

В Центре традиция: диспут. Он обязательно проводится на территории “противника”. Лидер сектантов приглашается к открытому, прилюдному разговору с представителем Центра реабилитации. В зале сидят молодые неискушенные сектанты, наши дети, наши внуки, наши соседские хулиганы. В переходе метро они ответили на улыбку очаровательной сверстницы, приняли из ее рук яркий глянцевый журнал с картинками “Башня стражи”. И вот только начинающий жизнь юноша становится членом секты “Свидетели Иеговы”.

После таких диспутов в Центре бывает особенно многолюдно. Молодежь, если она еще не очень увязла в сектантских “истинах”, покидает секту, что называется, без проблем. Труднее с теми, кто уже отравлен ее дрянными выхлопными газами…

Не так давно, когда отец Олег возвращался после службы домой, его силой пытались втолкнуть в машину два незнакомца. Только крепкое телосложение и могучие плечи выручили. Звонят и угрожают постоянно.

Чего только не плели вокруг имени отца Олега. Ну, конечно, что куплен. Что имеет несметные доходы. Надо сказать, Центр реабилитации существует на добровольных началах в храме, трудятся в нем люди бесплатно, во славу Божию. У отца Олега обычной квартиры в Москве нет. Живет вот уже несколько лет на чемоданах. А недавно через “связного” ему предложили: мы тебе двухкомнатную квартиру, а ты за это просто замолчи. Ну замолчи, что тебе стоит! Любую секту критикуй, только нашу не трогай. Не переехал отец Олег в двухкомнатную, по-прежнему на чемоданах. Купили? И не купят.

Помню, был несколько лет назад такой плакат. Девочка на цыпочках пытается достать коробку спичек. И вразумление огромными буквами: “Не разрешайте детям играть с огнем”. Так вот, не разрешайте детям играть с огнем – призывают нас в Центре на Большой Ордынке. Огонь сектантства способен испепелить все: здоровье, благополучие, будущее. Чем меньше думающих, сильных, крепких физически и духовно людей, а больше запуганных, забитых, зазомбированных болванчиков – тем лучше.

Храм “Всех скорбящих радость” сейчас охраняется. Это вынужденная мера. Слишком много разгневанных “пророков” бродит вокруг храма, сжимая кулаки и хуля его служителей. Охранник Владимир Серегин рассказал, как совсем недавно в храме к молодой женщине, пришедшей причащать четырехлетнего ребенка, подошла девушка в странном наряде, сплошь увешанном большими и малыми крестами, и протянула ей книгу. Женщина отказалась. Тогда девушка, сменив улыбку на зловещий вид, прошептала: если не придешь к нам на собрание, твой ребенок умрет.

Чья это девушка? Из какого дома ушла она на свой злой промысел звать людей в темноту, одумается ли, напугается ли этой темноты сама, побежит ли от нее к свету и спасению?

Среди бытовых заморочек и забот о хлебе насущном находите время, чтобы всмотреться в собственного ребенка. Чтобы не проглядеть в его руках дурную книжку, не прослушать странного разговора, не пропустить само начало болезни, когда еще лечат, когда еще выздоравливают.

Наталия ДЕНИСОВА

Гришка

Гришка

“Две пятерки! Я получил две пятерки!!!” – Гришка радостно несется домой, и последние лучики осеннего солнца играют на его лице. Он влетает в открытую дверь. Счастье так и брызжет из его глаз. “Я получил…”, – но, войдя домой, он перестает улыбаться, столкнувшись с привычной картиной.

Дома ругань, пьяные родители. Никто не обращает на него внимания. Мать старается перекричать отца, отец бьет мать… Гришке влетает тоже… Гришка ведь знал, что так будет, но переполнявшая его детская радость позволила забыть обо всем. И при виде этого хаоса что-то холодное и страшное всколыхнулось в нем. Глаза наполнились слезами и потемнели от обиды. Именно в этот момент где-то в глубине его души зарождалась злость – страшная, недетская злость, еще не выплеснувшаяся наружу, но обещающая в один далеко не прекрасный момент вылиться в гремучую смесь, ядовитую для окружающих. И, может быть, когда-нибудь, совершив дурной и жестокий поступок, он скажет: “Это общество сделало меня таким”.

И трудно будет возразить, потому что человек, с детства окруженный разумной любовью и добротой, скорее всего станет тоже добрым и порядочным. Но видевший с рождения только плохое вполне может вырасти подобием своих родителей. Так в чем же виноват Гришка? В том, что родился не в той семье? В том, что еще до рождения родители определили его судьбу?

Каким он станет? И сколько еще на свете таких Гришек…

Елена МУХА

г. Удачный,

Якутия