Появилось новое слово в великом и могучем русском языке. Демократизатор. Знаете, что это? Дубинка. Особая, с какими-то дополнительными ручками. Ее используют в работе милиционеры и прочие стражи порядка. Свобода и демократия пришли к нам с дубинкой?
альчика-старшеклассника избили в школе. За что? Причин могло быть множество. Драки случаются в жизни юношей. Хотя бы из-за красивой одноклассницы… Но здесь было не так. Били из-за денег. Вымогали. Каждый класс – это сегодня слепок нашего бесклассового вроде бы общества. Демократия. Мальчик попал в больницу. Родители подали в суд на начинающих бандитов, и им условно присудили год. А избитый, отлежав в больнице месяц, теперь должен уйти в другую школу. Иначе добьют.
налогичная ситуация в этой же школе закончилась иначе. Отец обиженного позвал своих крепких друзей, пришли они в школу и заявили: если сына кто тронет, поотрываем головы, и никто не узнает… А у кого нет отцов, которые занимаются кикбоксингом и каратэ? Кто их защитит? В общем-то, есть такие дяди. Они называются силовыми министрами и призваны всех нас защищать. Директор школы не сможет, потому что сам вместе со своими коллегами-учителями беззащитен. Школа платит охранникам, но и охранники, даже профессиональные, могут сделать мало. Побаиваются. Так что уповать нужно на силовых министров. И призывать под светлые школьные своды людей с демократизаторами. Потом подтянуть танки, авиацию… Смешно? Печально. А министрам сейчас не до нас. Они заняты Чечней. У них там дел невпроворот.
икто и ничто не поможет, пока страна не станет правовым государством. Пока сильными мира сего станут не бандиты, начинающие или со стажем, а станут таковыми люди власти. Сейчас в школах изучают граждановедение. И дай Бог, чтобы эти знания понадобились в реальной жизни. Тогда реже придется пользоваться демократизатором.
Ирина ШВЕЦ
Житейские истории
Зеркало на губах
на была врачом, успешно окончила институт, но ненавидела свою работу и то, что было необходимо ходить на нее и спешить. Она любила ничего не делать или лучше всего – утром, когда дети уйдут в школу, заниматься любовью, в постели пить кофе.
Прикусывая от плитки шоколада, набросить вышитый халатик, выйти к столу в кухню, где бы муж уже спроворил завтрак – салатик, поджарил хлеб. А потом полежать на диване с томиком Агаты Кристи или стихов. Но это выпадало редко.
Она не любила принимать своих больных, особенно пожилых или еще того хуже – стариков. И когда они начинали жаловаться, ей всегда хотелось сказать: “Вы уже старые, достаточно пожили, зачем обременяете своих детей, лечитесь, чтобы продлить свои старые жизни? Пора вам, пора…”
Больные чувствовали это ее равнодушие, и жалобы застревали у них в горле или уже во рту. Она смотрела в окно, ей хотелось скорее в свою постель, мужа рядом и подносик с кофе, когда он после ласк шел на кухню и варил кофе, а она лежала на постели голой, едва прикрывшись простыней, и ждала его.
Домашние дела она делала с трудом и не любила их. Стирка, уборка, плита – как это было мучительно! Особенно не выносила она занятий с детьми, ее раздражала их лень, тупость, хотелось треснуть книгой по голове.
Она любила детей, пока они были маленькими, а большие были ей неинтересны. Да и родители ее, с которыми они жили вместе, заботились о них достаточно много, негде было всунуться. Мать слишком много хлопотала по дому и устраивала все, потому что претендовала быть главной, вот и старалась себе и всем доказать, что без нее не обойтись. Всю зиму она ждала отпуска, когда они поедут к морю. И после пляжа так приятно было полежать в тенистой комнате, с опущенными занавесями. Утром муж ходил на базар, приносил всякую еду, а после обеда мыл посуду, так что отдохнуть можно было вполне сносно. Прогулки вечером вдоль моря были приятными, но с мужем они часто спорили, потому что он не выносил, как она всех ругала и осуждала. Всех, кто ей что-то не сделал. Она была уверена, что ей все были должны – и больше всех сестра, которая давно улизнула из дома и жила отдельно, а вот она с родителями мается.
“Позволь, но ведь ты сама захотела жить с ними вместе, чтобы не было проблем с детьми, когда твой отец получил большую на всех квартиру, он вполне мог получить вместо нее две. Ты сама не захотела”. – “Да, не захотела, а почему ты за сестру мою вступаешься, ты к ней всегда был неравнодушен, я знаю…”
Сын должен был хорошо учиться, но не делал этого, дочь рано начала краситься, делала это грубо и по вечерам шлялась невесть где. Но особенное негодование вызывала у нее сестра.
Как сумасшедшая, сестра работала в своем химическом институте, защитила диссертацию, но мало этого – вдруг начала еще и пению учиться. А что она творила с детьми! Они у нее только и делали, что бегали по разным кружкам и спортивным секциям. Тут тебе и фигурное катание, и плавание, и музыка. Сама неугомонная, и жить никому не дает спокойно. И муж диссертацию защитил, и летом они на байдарках всем семейством с рюкзаками, у костров, комары, сапоги болотные, тушенка, каши в котелках – бр-р!
Ей, в отличие от сестры, надоедало все слишком быстро. Сделает хороший пирог, а потом повторять его было уже скучно. Она не любила напрягаться и тех, кто заставлял ее это делать. Раздражали родители, вечно ожидавшие ее работы в доме, раздражали дети, недостатки которых она видела, но не могла заставить себя это выправлять. В детстве ее учили музыке, но играть она не любила и пианино выбросила, когда переезжали на новую квартиру. Просто оставили его – и все. Чтобы не возиться. Она любила нравиться мужчинам, вызывать восхищение, быть центром внимания и признания. Но добиться этого ни дома, ни на службе не могла. Для этого нужно было слишком много трудиться, а это было не по силам.
А вот сестра вкалывала день и ночь, и сил у нее хватало на все. Взять только последнюю историю с днем рождения матери. Мать упала и сломала ногу накануне своего семидесятилетия. Казалось бы, уважительная причина, чтобы отменить торжество. Так нет. Разве сестра согласится со здравым рассудком? Она ей сказала: “Обойдется и без юбилея!” Но сестра перевернула все вверх дном, притащила всех своих детей и мужа с уже готовыми пирогами, запеченным мясом, ей тоже пришлось вкалывать – ведь у нее в доме! Пир на весь мир. А толку? Конечно, старушка довольна, но сколько было грязной посуды…
Подарок сестра сделала матери отличный – роскошный кашемировый платок, а по нему гирлянды розовых и голубых розочек. На белом фоне так все выглядело выпукло и ярко и вместе с тем благородно. Все ахнули, а сестра посмотрела на нее и сказала: “Только дай мне слово, что ты не отберешь у мамы этот платок и не станешь его носить. И дочь твоя не возьмет его”. Она фыркнула презрительно: “Очень мне нужен этот платок”. А дочь прошептала так, что все слышали: “Еще как нужен!” Сестра услышала и засмеялась: “Знаю, поэтому и беру с вас слово. Пусть мамочка сидит на постели в этом платке, радуется”. Сестра обьяснила, что хотела подарить семьдесят роз, но потом решила, что на платке эти семьдесят – и даже больше! – будут всегда, не увянут.
Мать стала после юбилея усиленно поправляться, даже начала ходить на костылях. Конечно, она вскоре попросила мать дать ей платок надеть на работу, и мать, конечно, согласилась, но сказала виновато: “Ты уж не говори сестре, чтобы не огорчалась!” Она усмехнулась: “Подумаешь, еще условия ставит, мы тут с тобой возимся, так что нечего нам и ультиматумы предьявлять”.
Сестра приехала неожиданно, заранее не предупредив, да, впрочем, это бы и не помогло, потому что платок так понравился всем на работе, что она стала носить его каждый день и как бы для себя решила, что сестра далеко, в своей прекрасной жизни купается, а она тут должна за больной матерью ухаживать. Словом, когда она вошла в квартиру и сестра открыла ей дверь, увидев у нее на голове платок, то она дико разьярилась на сестру.
А та, ни слова не говоря, прошла в комнату и села на стул у постели матери. Мать погладила сестру по руке, она увидела это из коридора, слепая злоба залила ей голову, она подскочила и дернула за бусы, висевшие у сестры на шее. Зерна граната с шумом посыпались на пол. Та чуть опустила голову взглянуть, как они застучали. И тогда она стала колотить сестру по голове кулаками, она била ее за все: за то, что та всюду успевала, что у нее отлично учились дети, что давно сообразила нанять им репетиторов, а она вот так и не собралась, за то, что живет с родителями и вынуждена терпеть их старость возле себя, за байдарки, за диссертацию, за то, что мать всегда восхищалась успехами сестры… За все… за все… Сестра от ее ударов сползла на пол и лежала неподвижно, мать всхлипывала: “Деточка, пожалей себя!” И эти слова вызвали новую волну ненависти и к сестре, и к матери. “Хорошо еще, что отца нет дома”, – промелькнуло у нее где-то в затылке. Мать боялась ее, была в ее власти, это показали слова матери, и это было ей противно. Но на шум неожиданно вышел из дальней комнаты сын: у него болело горло, и он не пошел в школу. Увидев распростертую на полу тетку, он ничуть не удивился, потому что давно понимал, как его мама ненавидит ее. Тут же он исчез и появился с маленьким зеркальцем в руках, стал на колени и приложил к губам тетки. “Видишь, запотело, – сказал он, обращаясь к матери, стоявшей оцепенело, – значит, жива, просто притворяется. Кончит притворяться и встанет”. Его задачей было получить благосклонность матери, чтобы не ругала за школу.
В самом деле, сестра открыла глаза, и она вышла из комнаты. Вскоре появился отец, позвонили мужу сестры на работу, и он приехал на машине и увез жену.
Через неделю неожиданно для всех ночью во сне умерла мать – сердце остановилось. Она лежала в гробу спокойная и неподвижная, а на голове ее был белый кашемировый платок с голубыми и розовыми гирляндами.
Светлана КАЙДАШ
Почему мы стремимся вперед, все вперед? Потому, что жизнь только в раскрытии.
Лев ТОЛСТОЙ
Как меня водили резать
Воспоминания учителя о своем первом лагере
идел я тогда в лагере под Тулой. Это был мой первый лагерь, сразу после первого класса. Меня оторвали от родителей и заставили самого крутиться в окружающей действительности. Правда, некоторый опыт самостоятельной жизни у меня уже был – 3 года детского сада и поездка в санаторий-профилакторий для детей с заболеваниями верхних дыхательных путей что-нибудь да значили. Одни только грязи на горле чего стоили или любимая фраза детсадовской воспитательницы: “Так бы и убила!” Но все ж из детского сада меня каждый день забирали домой, а в санатории с нами много возились, показывали кино про Чапаева, вечером – диафильмы, и был, в общем, неплохой присмотр. Другое дело здесь, под Тулой. Нас спрятали за забором с решетчатыми воротами, поместили в бараки под названием корпуса, разбили на отряды и предоставили самим себе. Нет, иногда нас собирали вместе и водили в столовую, но что-то даже линеек в лагере под Тулой я не упомню. Основным моим времяпрепровождением в этом детском учреждении были прогулки по территории в компании с мальчиком Мирославом, во время которых мы предавались воспоминаниям о былой домашней жизни и строили планы скорейшего возвращения из лагеря.
Ну, конечно, не все в лагерной жизни было так плохо. Иногда мы играли в футбол. Один раз нас даже отпустили погонять мяч на настоящем футбольном поле местного колхоза под присмотром ребят из старших отрядов.
Но неприятностей было больше, причем шли они по нарастающей. Начнем с того, что меня угнетал тихий час, ну не спал я днем с полутора лет, что ж делать? Но меня регулярно и в детском саду, и в лагере заставляли после обеда ложиться в постель и лежать там в течение двух часов. Единственное, что сумела выхлопотать для меня моя мама, – это разрешение не закрывать на тихом часе глаз. Так и лежал я, пялясь в потолок и выдумывая для развлечения всевозможные приключения, где сам был, конечно, главным героем. После тихого часа – обязательный полдник с неизменными дрожжами, которые нас заставляли пить и от которых меня мутило. Дрожжи повышали привес отряда, регулярно проверяющийся в конце каждой недели. Потом я подрался. Вернее, меня побили. А кончилось тем, что меня зарезали. Вот как это случилось.
Мы с Мирославом возвращались после обеда в корпус отряда, и я готовился к двухчасовой отлежке с открытыми глазами. Проходя мимо большого кирпичного корпуса старших отрядов, мы болтали о последних лагерных новостях.
– Видал, какой у Витька кузнечик с саблей? – спрашивал меня Мирослав, а у Мамочки такой удрал в камере хранения. Они там половину чемоданов перевернули, но не нашли.
В лагерной камере хранения лежали наши чемоданы с привезенными с собой шмотками.
– А знаешь, кто у нас в камере из чемоданов ворует? – продолжал Мирослав. – Димка из пятого, Колька Котов и Рагим. Я сам видел, как они чемоданы там открывали, у Рагима ключик есть.
– А-а, Мирославчик, нехорошо так говорить! – раздался вдруг откуда-то сверху девчачий голос. Мы подняли головы, из окна третьего этажа выглядывала Маринка из пятого отряда.
– Вот я все расскажу Диме и Рагиму, что вы про них говорили. Кто это там с тобой? Преображенский? Все расскажу.
Меня почему-то в детстве часто называли по фамилии.
– Ну и рассказывай! – крикнул Мирослав.
– Дура! – добавил я, потому что в те времена презирал девчонок.
На том и расстались.
Прошел день, и еще половина. Мы с Мирославом опять гуляли в лагерном дворе, вдруг я заметил, что три старших мальчика, стоящих в некотором отдалении, перешептываются и указывают на нас пальцем. Не знаю уж, как мы все поняли, только, не сговариваясь, я и Мирослав дунули в разные стороны.
– Я за этим, ты за тем! – услышал я у себя за спиной.
Разве убежишь в семь лет от двенадцатилетнего? Конечно, я немного попетлял, но возле леса он меня схватил за рубашку.
– Сто-ой, – он развернул меня к себе лицом, это был Рагим.
– Вы что там с Мирославчиком про меня говорили? Откуда ты взял, что я ворую?
– Я про тебя не говорил, – холодея, мямлил я. – Это про Димку Мирослав говорил, – подло сдавал я товарища, одновременно выгораживая Рагима.
– Л-а-адно, нам Маринка все рассказала. Ты согласен, что я не воровал?
– Согласен, – кивнул я.
– Тогда ты согласен, что я тебя за это зарежу?
Я как-то пожал плечом, огляделся, но потом согласился и с этим.
– Тогда пошли в лес.
Держа за рукав рубашки, Рагим повел меня в чащу. Бежать я и не думал. Кричать тоже. Шел послушно. Наверное, как теленок на бойню. Всю дорогу к месту казни я думал о маме и убеждал себя, что меня сейчас убьют справедливо, потому что нельзя так говорить про людей.
Рагим остановился в липнике на полянке, окруженной со всех сторон кустарником. Он поставил меня напротив себя.
– Ты готов?
Я кивнул.
– Где-е мой большой карманный ножик, – нараспев проговорил Рагим, опуская руку в карман брюк, и вдруг резко выкинул ее вперед мне в сердце. В руке был нож. Я умер.
Вернее почти умер, нож был складной и не был раскрыт. Но я это заметил не сразу. Сердце мое сжалось, оторвалось и трепыхалось теперь где-то далеко внизу в пыли возле сандалий, сам я похолодел и не мог выдавить ни звука. Видать, я здорово побелел, а может, и позеленел, потому что даже Рагим, по-моему, подумал, что переборщил.
Он похлопал меня по щеке и сказал:
– Ну-ну, ты молодец. Смелый. Только не говори никому, понял? А то я узнаю и тогда… Понял?
Я кивнул. Рагим повернулся и ушел. Я тоже поперся куда-то через кусты в сторону забора санатория туберкулезников. Долго простоял я у этого забора, пока смог нормально дышать, думать и издавать какие-то звуки. Единственно, чем я гордился, что так и не заплакал…
Мирослав отделался легче, ему просто дали по шее.
Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ
Окончание следует.
И солнце яркое, и лошадь добрая
Эту картинку нарисовала Даша. Даша Веременко, ей восемь лет. Рисунок сделан коричневой тушью, он не цветной, а кажется, что цветной. Будь он напечатан в детском журнале, многие ребята, уверена, кинулись бы за карандашами и красками, а потом, скорее всего, остановились бы, ведь и так все видно.
И как мир хорош.
И сколько интересного.
И какое солнце яркое.
И какая лошадь добрая.
Даша, об этом тоже можно догадаться, живет не в большом, не в малом городе. Она с мамой, папой, сестрой и собакой живет в селе Вождвиженском, под Клином. Есть еще две козы и петух с курами.
Смотришь на фотографию этого семейства вместе с гостями – друзьями из Москвы, на Ивана-Купалу к ним приехавшими, и делается понятно: и про мир, и про лошадь, и – как ни странно – про Россию. Хотя было поначалу искушение увлечься сюжетом Кола Брюньона-папы, Ласочки-мамы, вечной старой Галлии.
Да нет, какая там Бургундия. Здесь русский дух, здесь Русью пахнет.
Предлагаем и вам дать свой вариант названия и для рисунка Даши, и для семейной фотографии. А также и рубрики, в которой “Лад” будет печатать такие вот сюжеты.
Татьяна МАТВЕЕВА,
Дмитрий ДАВЫДОВ (фото)
Сказки наших читателей
Старик и его друзья
Каждое утро Старик и его друзья – Метла, Лопата, Грабли и Бак – приходили на главную улицу города. Они выметали мусор, очищали ее от грязи. Когда взрослые и дети появлялись на улице, она радовала их чистотой. Старик с друзьями шел отдыхать к себе в комнату под крышей дома.
Старик был один-одинешенек на белом свете. Однажды он затосковал. Это заметили друзья. Когда он ушел в магазин купить себе хлеба, Метла сказала:
– Плохое настроение у нашего Старика.
– Ничего удивительного, – ответила Лопата. – Трудится человек изо дня в день – и никакой ему благодарности.
– Но он получает за это зарплату, – сказали практичные Грабли.
– До чего вы практичные, – сказала Метла. – Деньги, деньги. Когда делаешь свою работу, хочется, чтобы ее оценили не только в деньгах, а похвалили за то, что ты сделал.
– Правильно, – подтвердила Лопата.
– Давайте устроим ему праздник, – предложила Метла.
– Разве у него день рождения? – удивились Грабли.
– Нет, – ответила Метла. – Но неужели его труд не достоин праздника?
Наступил вечер, который друзья выбрали для праздника. После работы Старик, как всегда, отправился в магазин. Друзья в комнате взялись за дело. Бак подносил воду, а Метла, Лопата и Грабли мели, мыли пол, протирали стены, потолок, окна. По потолку, как в Новый год, протянули гирлянды кленовых, дубовых и березовых листьев.
Только Старик открыл дверь, как Лопата и Грабли выбили об пол торжественную дробь. Птичий хор запел:
– Слава нашему Старику! За труд ему спасибо! Слава! Слава!
Он удивленно остановился, будто по ошибке вошел в чужую комнату.
– За что вы меня славите? – спросил он Метлу.
– Вы столько потрудились, что для вас мы устроили праздник. Поздравляем!
– Тогда спасибо. Почему раньше не сказали. Я даже не приготовился.
– А вам не нужно готовиться.
– Переоденусь хотя бы.
Он умылся, побрился, надел новый костюм, туфли – и даже помолодел.
– Начинаем концерт! – обьявила Метла. – Сейчас выступят скворцы.
Скворцы спели народные песни.
– У нас в деревне их часто пели, – сказал Старик весело.
– Частушки! – обьявила Метла. – Исполняет хор чижей.
Старик им подпевал.
– Спасибо за концерт, – поблагодарил он друзей. – Не зря я свои годы прожил. Стыдиться нечего.
В комнату вошли соседи с пирогами и блинами.
– Мы тоже поздравляем вас. Примите наше угощение.
Старик был счастлив от доброго внимания.
– Хорошие у вас друзья, – сказали соседи.
– С ними не пропадешь, – подтвердил Старик.
Феликс СЕМЯНОВСКИЙ
Зачем говорить, когда не слушают
Конфликт! Слезы, крики, бессонные ночи. А, казалось бы, из-за чего? Из-за какого-нибудь пустяка, как говорится, слово за слово – и вот…
Не приходится удивляться, что проблема конфликтов привлекает специалистов по психологии речи, психолингвистике. Чтобы лучше понять состояние сознания человека в ситуации конфликта, в Институте психологии РАН решили подойти к этой проблеме, исследуя речь конфликтующих.
Рассказывает член-корреспондент Российской академии образования профессор Татьяна УШАКОВА.
– Наши исследования показали, что движущая сила речи берет начало в данной человеку от рождения потребности вывести вовне, “отреагировать”, “выплеснуть наружу” внутреннее состояние своей психики. Так, если человек получил сильное впечатление, узнал что-то, поразившее его, он испытывает потребность, порой неудержимую, рассказать об этом кому-либо. Такого рода речевое “выплескивание” в принципе полезно в биологическом смысле: у взрослого оно обладает психотерапевтическим действием, у ребенка описанный механизм лежит в основе его речевого развития. Речь, возникающая как результат “выплескивания”, – один из видов речи, мы называем ее реактивной.
Реактивная речь имеет довольно широкое распространение в жизни, особенно в неофициальных сферах: в семье, в ситуации доверительного обучения. Люди поразительно склонны к так называемой “эгоречи”, т.е. стремятся говорить о себе, о своих заботах. Их не слушают, однако эта речь упорно воспроизводится…
Проведенное нашим коллективом исследование конфликтных политических дискуссий позволило еще нагляднее увидеть, в чем суть конфликтного “заряда” высказывания. Обнаружилось, что конфликтному выступлению присуща концентрация говорящего на обсуждении обьектов трех типов: на противнике, который характеризуется со стороны негативных качеств, на самом говорящем и на третьей стороне, которая является предметом побуждения и призывов.
Индекс конфликтности, согласно экспертной оценке, нарастает с увеличением числа негативных речевых высказываний в адрес оппонента. Так, например, при анализе выступлений у Дудаева этот индекс составлял 46 единиц, у Хасбулатова – 31, у Руцкого – 11.
Елена МОЖАЕВА
Дайджест
Обитаема ли Европа?
Пока общественность занята вопросом о возможном существовании жизни на Марсе, ученые высказывают все новые и новые предположения о наличии других мест обитания инопланетян. Среди них – Юпитер и его спутники.
Вращаясь вокруг Юпитера, американский космический корабль “ГАЛИЛЕО” сделал множество фотоснимков поверхности планеты и одного из пятнадцати ее спутников – Европы.
Расшифровка полученных фотографий позволила сделать предположение, что под растрескавшейся ледяной оболочкой Европы лежит настоящий водный океан, наличие которого, как известно, является одним из условий существования жизни.
На самом же Юпитере “ГАЛИЛЕО” заснял грозовые тучи, похожие на земные, а это подтверждает мысль ученых о том, что и на этой планете, как и на нашей Земле, бушуют грозы.
Разнообразие видов – залог успеха
Еще со времен Дарвина ученые ломали головы над вопросом о воздействии многообразия видов живой природы на состояние экосистемы. Согласно одной гипотезе, разнообразие является источником продуктивности и стабильности системы, согласно другой – богаче и здоровее оказывается более однородная экологическая среда. И вот недавно чаша весов склонилась в сторону приверженцев первой точки зрения.
Результаты, полученные американскими учеными из города Провиденс, доказывают несомненную пользу сосуществования множества различных представителей животного и растительного мира. Данные этих исследований, включавших в себя как эксперименты, так и построение математических моделей, могут широко применяться при разведении лесов, создании высокопродуктивных пастбищ и в развитии других экосистем.
По материалам журнала “Science”
Комментарии