Жил-был добрый волшебник. Завтра исполняется 105 лет со дня рождения Сергея ОБРАЗЦОВА

До глубокой старости Сергей Образцов оставался доверчивыми ребенком. В разгар «горбостройки» с наивным удивлением спрашивал меня, обратил ли я внимание на то, что в последнее время перестали говорить и писать о социализме, коммунизме? Сам великий кукольник в победе коммунизма не сомневался, продолжая идеализировать отнюдь, увы, не идеальный мир, людские взаимоотношения.

Художник по образованию, воспитанный в культурной семье путейского инженера-академика из южного города Николаева и директрисы московской гимназии, на заре юности принятый Немировичем-Данченко в Музыкальную студию МХАТа, обласканный советской властью, обладатель высших званий и наград, объехавший всю планету со своим прославленным театром кукол, Сергей Владимирович все-таки не вступил в партию, хотя никаким «тайным диссидентом», конечно же, не был. А был просто-напросто честным, совестливым гражданином, патриотом – и в глухие предвоенные годы, когда не побоялся подписаться в защиту репрессированного Мейерхольда, и в семидесятые, отказавшись участвовать в газетной травле Солженицына…

Двадцать два раза на правительственных приемах в Георгиевском зале Кремля выступал с куклами молодой артист. Обмирал за ширмой, пытаясь предугадать реакцию главного зрителя. Сталин усмехался в усы, аплодировал, всегда просил показать «Хабанеру». После концертов подходил к Образцову, чокался, называл другом. К тому времени Образцов и Шаганова, актриса и пианистка, заменившая мать осиротевшим детям Сергея Владимировича от первого брака, несколько лет жили не расписываясь. Однажды подумали: вдруг им тоже не повезет и ночью раздастся неожиданный стук в дверь. Кто будет тогда носить передачи? И они побежали в загс.

В марте восемьдесят девятого я попросил Мастера напутствовать юное поколение нашей любимой Николаевщины. «Дорогие читатели «Ленинского племени»! – написал Образцов. – Постарайтесь поскорее исправить все то плохое, что досталось вам в наследство».

Я сказал ему: в Николаеве идут разговоры о восстановлении памятника адмиралу Грейгу, в Одессе – «матушке» Екатерине, причем подразумевается снести для них уже существующие изваяния «совковой» эпохи.

Сергей Владимирович лукаво прищурился:

– Помню, кажется, в Нахичевани-на-Дону стоял некогда памятник Екатерине Второй. На постаменте литыми буквами красовалась надпись: «Екатерине Великой – благодарные армяне». Ну после революции императрицу, естественно, «свергли» с пьедестала, на который тут же водрузили бюст Маркса. Сбили и надпись, но литеры были накладные, следы от них на камне остались явственные. И вот, представьте себе: стоит монумент Маркса, а каждый читает на нем о благодарных всероссийской самодержице армянах! Было очень смешно, – заверил меня кукольный патриарх.

Поучительная история!

– Сергей Владимирович, – попросил я, – расскажите, пожалуйста, об искусстве театра кукол.

– Если автор приносит мне пьесу и там написано, что один из героев – Иван Петрович Максимов, сорока восьми лет, я такую пьесу дальше не читаю, – усмехнулся Образцов. – Потому что этот Иван Петрович – реальный человек, а не обобщенный образ. Куклы же изображают какие-то очень типизированные характеры. Театр кукол владеет метафорой. Он метафоричен по сути своей: кукла – уже метафора, ибо она не человек. В театре кукол невозможно, скажем, играть чеховскую «Чайку», где образы не метафорические, а человеческие. Поэтому нам ближе «Ревизор» Гоголя, шекспировские пьесы, хотя мы их и не играем – образы там очень метафоричны… Еще пещерные люди изображали богов, силы природы – в наскальных рисунках, ритуальных масках. А ведь эти маски – прямые родственники театра кукол, родившегося задолго до театра «человеческого» от незарегистрированного брака ритуальных масок и кукол. Только в девятнадцатом столетии он стал театром и для детей – раньше он был театром исключительно для взрослых. Вспомним нашего русского Петрушку, французского Гиньоля: эти персонажи воспринимались прежде всего взрослым зрителем. А нынче театр кукол завоевал сердца и взрослых, и детей, утверждая своим искусством всепобеждающую силу добра!

Зоя Ивановна Воскресенская рассказывала мне:

– Выступали однажды перед ребятами. И вот вышел на сцену Образцов. Что тут началось в зале – не передать: радость, восторг! Кричат, хлопают, смеются… А он подождал, когда утихнет все, да как вдруг засвистит! По-птичьи! А потом озорно спрашивает: «Ну кто знает, какая птица так поет?» Один мальчик встал и сказал: «Малиновка». «Правильно, верно, – Образцов говорит. – А этого певца как зовут?» – и снова залился трелью. Скоро уже все в зале наперебой отвечали ему: «Дрозд», «Синица», «Это щегол», «А это – чиж»!..

Воскресенская улыбнулась и произнесла с теплотой:

– Поразительный человек. Талантливый и необычайно добрый. Его все любят…

Страстный защитник природы, Образцов всегда находился в окружении всевозможной живности. Кабинет главного режиссера и директора Государственного академического центрального театра кукол на Садово-Самотечной улице Москвы был заставлен аквариумами с рыбками, увешан птичьими клетками. Внизу, в театральном фойе, в таком же аквариумно-птичьем царстве я прочитал на клетке золотистого кенара: «Аркаша» – подарок А.И.Райкина». Уже не было на свете Аркадия Исааковича, а его подарок – прыгал с жердочки на жердочку, клевал из кормушки, попискивал… Жил!

Почти век назад николаевская тетя привела двоих мальчуганов-племянников в чудесный дом на Адмиральской улице, где хозяин, неутомимый энтузиаст-природолюб, городской голова Николай Павлович Леонтович с гордостью показывал гостям свою уникальную коллекцию живых экзотических рыб и рептилий. Младший из братьев, Борис, впоследствии стал биологом. И даже помог достать зверей для Николаевского зоопарка… Старший Сергей, сероглазый круглолицый блондин, тоже никогда не забывал этот день, наполнивший душу любовью ко всему сущему на земле…

Кстати, настоящее петушиное «соло» для знаменитых фасадных часов образцовского театра записано на даче Сергея Владимировича во Внукове…

Старому актеру перевалило за девяносто, чувствовал он себя плохо. Мы еще несколько раз говорили по телефону, как-то я получил от Сергея Владимировича очень теплое письмецо.

В январе девяносто второго, не успев опомниться после ухода моего внимательного старшего друга писателя-фронтовика Сергея Алексеевича Баруздина, я простился с Зоей Ивановной Воскресенской. Образцов пережил ее ровно на четыре месяца.

…В детстве мы верим: добрые волшебники не умирают. Светлый образ, высокое искусство его пребудут с нами.