Земля по логике сновидца

Быть поэтом в России – это всегда вызов судьбе. Это либо величие, либо почти полная безвестность, впрочем, изредка, если повезет, известность в узких кругах, сочетающаяся обычно с известностью и изученностью академической. Однако, как оказалось, это может быть не только вызовом, но и воззванием, молитвой, откровенной просьбой к Господу. До какой степени надо ощущать эту непреходящую ситуацию уже в детском возрасте, чтобы вымолить себе судьбу поэта? Ну хотя бы не великого, а среднего. Обычного русского поэта. Таким трепетным и проницательным ребенком был Денис Новиков, которому в апреле этого года исполнилось бы 54. Помимо того что он был чрезвычайно одарен, получил соответствующее своему таланту воспитание и образование, он уже в самом раннем возрасте удивительно тонко чувствовал величие того дела, которому решил посвятить свою жизнь, и понимал, что даже скромное место в ряду русских поэтов – это благодать и огромное жизненное достижение.

Об этой истории Денис подробно рассказал в 1998 году в интервью для журнала Harper’s Bazaar: «Я вам сейчас скажу, в чем дело. Вот как на духу – хотите, скажу? Когда я был маленький, я молился. Может, нельзя это все рассказывать… Мне кажется, что я не писал тогда стихов. Все началось с игры в буриме, в которую мы играли с мамой. <…> Я помню: еду в вагоне метро. Мне совсем мало лет, может быть, восемь или девять. А я время от времени в те годы обращался с такими страстными молитвами к Богу. И помню, я сказал: «Господи! Я хочу быть поэтом. Но я не хочу быть великим поэтом, это слишком. Я хочу быть средним». Жуткая ирония! Это была в то время моя тайна и некая причуда, игра в буриме… Игра с самим собой… И вот мне в какой-то мере все по молитве воздалось».

Сочинять стихи Денис Новиков начал рано, в пятнадцать лет он писал уже довольно серьезные тексты. В 1985 году первая публикация его стихов состоялась в газете «Литературная Россия». В 1987 году поэт поступил в Литературный институт имени А.М.Горького, а в 1988 году перевелся на заочное отделение, чтобы отдавать большую часть своего времени работе в отделе поэзии журнала «Огонек». А вслед за тем, в 1989 году, в издательстве «Молодая гвардия» вышла первая книга Новикова «Условные знаки».

Поэтическая оптика Дениса Новикова была настроена еще во времена титанов. Его стихи вместе с текстами Дмитрия Пригова, Сергея Гандлевского, Льва Рубинштейна, Михаила Айзенберга, Виктора Коваля и Тимура Кибирова были напечатаны в нашумевшем альманахе «Личное дело». С этой же мощной поэтической компанией он участвовал и в поэтическом театре «Альманах». Он дружил как младший товарищ с Бродским. Иосиф Александрович написал щедрое послесловие к его второй книге «Окно в январе», которая вышла в Нью-Йорке в 1992 году.

Однако был он из того поколения, чей талант созрел, заматерел, если можно так сказать о таланте, уже в девяностые, поэтому к плеяде «стариков» советской эпохи он себя не причислял. Да и его отъезд в Лондон в самом начале девяностых – достаточно рано – проявил в нем способность создавать образцы высокой классики, существующие вне национальных границ. Цикл его стихотворений, посвященный будущей жене, – образец вечной, вневременной поэзии, в которую, впрочем, намертво вшиты черты эпохи. Невеста его, кстати, тоже являлась образцом высокой классики. Эмили Мортимер тогда была студенткой Оксфордского университета, а сейчас мы все знаем эту актрису по ролям в фильмах «Малыш» (2000), «Матч-пойнт» (2005), «Остров проклятых» (2010) и многих других.

Будьте бдительны, юная леди.
Образумься, дитя пустырей.
На рассказ о счастливом билете
есть у Бога рассказ постарей.

Но, обнявшись над невским гранитом,
эти двое стоят дотемна.
И матрешка с пятном знаменитым
на Арбате приобретена.

«Стихотворения к Эмилии Мортимер»

Его творчество и околотворческая жизнь того периода поражают внушительным размахом, именно тогда он близко сходится и с Иосифом Бродским, и с Салманом Рушди.

И вдруг этот «взлетный механизм» ломается: помолвка расстраивается, поэт возвращается на Родину, затем делает еще одну попытку завести семью в Англии, уже с другой женщиной, там у него даже рождается ребенок, но общее ощущение такое, как будто Боженька вдруг спохватился о тех давних молитвах мальчика и напомнил: «Ты же просил – не великим поэтом, просто средним поэтом, посему умерь свой пыл».

Родина встретила полураспадом, но, возможно, он и нужен был здесь, в этом месте и в этом моменте, чтобы точно и живо зафиксировать время, приметы которого обильно рассыпаны в большинстве его текстов. Потомки, вероятно, уже и не будут знать, как расшифровать многие из них. Поэта настигла темная и мутная эпоха безвременья.

Темна во омуте водица.
На Красной площади стена –
земля по логике сновидца.
И вся от времени темна.

«Пойдем дорогою короткой…»

Поначалу он продолжает активно заниматься творчеством. Печатается во многих толстых журналах: «Арион», «Новый мир», «Знамя». В 1996 году получает премию журнала «Арион». В конце концов в Пушкинском фонде выходят две его новые книги – «Караоке» (1997) и «Самопал» (1999). Однако постепенно поэта настигает чудовищное разочарование в творчестве как таковом, в востребованности поэзии вообще и его собственной поэзии в частности.

…почему-то всегда меблированы плохо
и несчастны судьбы номера
и большого художника держит за лоха
молодежь молодежь детвора

«вы имеете дело с другим человеком…»

Поэт замыкается в себе и почти перестает писать. В одном из интервью того периода он так говорит об этом: «Русская поэзия – как Советский Союз. Вчера это казалось незыблемым. Сегодня флаг спустили. Мы же все знали всегда, что на Западе давно стихи не читают. А у нас читают, потому что мы другая страна. И вот в этом смысле мы вдруг стали таким же Западом…»

В начале двухтысячных Денис Новиков репатриировался в Израиль, он практически не поддерживал творческого общения и ничего не публиковал, а 31 декабря 2004 года умер от сердечного приступа в городе Беэр-Шева. Место в русской поэзии в итоге он занял весьма достойное. Но вот определить его четко не под силу было даже Бродскому, потому что эпоха так называемого поэтического авангарда, от которой Денис Новиков оттолкнулся в начале своего творческого пути, уже отжила свое, а что шло ей на смену, трудно было предсказать.

«Говоря грубо, – писал Иосиф Бродский в послесловии к сборнику Дениса Новикова, – концепция авангарда приемлема в начале или в середине столетия, но никак не в его конце; тем более в конце тысячелетия. Авангард – по сравнению с чем? Сегодня это не более чем вывеска лавочника, стремящегося привлечь покупателя, и на этот лавровый лист Новиков, думается, не претендует. На что он претендовать имеет полное право – это на роль инструмента родной речи. Высшей чести поэт удостоиться не может».