Никак не выходит у меня из головы эта встреча.
Я окликнула его на улице. Обрадовалась: я знала, что одноклассник моего сына служил в Чечне. Потому не утерпела, поинтересовалась, как он сейчас.
Сергей пожал плечами.
– Да вот, вернулся весной.
Служил Сергей под Москвой. В Чечню попал на второй год. Что пережили за это время его родные, рассказывать не нужно. Как же радовались его мать и сестренка, когда Сережа вернулся. Дождались здорового, сильного защитника.
Звонок раздался неожиданно.
– Приезжайте в часть, получите деньги.
Мать ахнула, такая сумма и не снилась. Две тысячи долларов. Сказала, что поедет сама, так надежнее.
…Ее нашли в лесу с проломленной головой. Ни сумочки, ни денег рядом не было. Скончалась сорокапятилетняя женщина в больнице, не приходя в сознание.
– Это она из-за меня погибла, – опустил голову двадцатилетний паренек.
Все мои слова казались бессильными перед этим горем. Да и где их отыскать, нужные.
– Это плохие деньги. Это страшные деньги, – повторял Сергей. – Их не надо было брать.
А может, он прав, этот хлебнувший горя парень? У нашего государства нет денег, чтобы оплатить долги по электричеству. Не хватает их, чтобы обеспечить достойную жизнь пенсионерам. Нет возможности платить вовремя и нормально учителям, врачам… Нет средств, чтобы выходили на поля трактора – пахать, сеять, убирать. Хиреют деревни, спиваются их жители, голодают дети. Нет денег в бюджете. Нет средств, чтобы хорошо учить и вовремя лечить наших детей. А посылать в Чечню ребят и платить им (за убийство!) денег хватает?!
Все переживаю, что ничем не могу помочь этой осиротевшей семье. Конечно, им надо было отказаться от этих денег. Но скажите, у кого сегодня хватит сил сделать это?! Говорят, среди видяевских вдов нашлись такие. Не стали получать “похоронные” за погибших мужей. А тех, которые взяли, разве можно осудить? Им надо растить детей, строить жизнь дальше. Только как всем нам дальше-то быть?
Мы все еще сомневаемся, что стали жить в другом государстве. Что надо жить по другим законам, те, старые, не годятся. Надо проходить мимо просящих милостыню старушек, не замечать бомжей, не подавать никому. И еще – платить за все! Сегодня у нас уже существуют расценки на человеческую жизнь. Продают детей за деньги, стреляют в людей тоже за деньги. А жизнь стариков вообще ничего не стоит.
Каждое утро вкрадчивый, ласковый голос по радио вещает. Одно и то же. Вам нечем платить за квартиру? У вас проблемы со здоровьем и нет близких? Позвоните нам! И мы решим ваши проблемы.
Решат, конечно, если у вас есть жилье: вы им – квартиру, они вам – “уход”. Равноценна ли жизнь пенсионера этой однокомнатной квартирке? И сколько отпустят дней одинокой старушке или старику после сделки? Никого это не интересует.
Сколько же месяцев, лет мы выдержим в этой атмосфере? По прейскуранту-то жить долго невозможно. По нему надо платить. За воздух, за солнце, за то, что еще дышишь, ходишь и любуешься желтыми опавшими листьями. И еще надеешься, что вдруг завтра кто-то большой и мудрый скажет: “Так жить нельзя!”. И мы все очнемся.
И снова обретут свой смысл честь, достоинство. Снова станет бесценной каждая человеческая жизнь.
А пока люди гибнут за металл.
Надежда ТУМОВА
Комментарии