Записки московского почтальона

«Учительская газета-Москва» в №40 от 3 октября рассказывала о конкурсе «Путевые заметки москвича», организаторами которого выступили Московский институт открытого образования, наша газета, Единая независимая ассоциация педагогов и Независимая ассоциация словесников. Мы обещали опубликовать наиболее интересные работы школьников. И делаем это с превеликим удовольствием.

1981, январьКакая же холодная выдалась зима в этом году! Город съежился от мороза, ссутулился и теперь подозрительно смотрел на меня – закутавшегося в пуховый платок почтальона – из-под снежной шапки. В незнакомом районе было неуютно, Москва из украшенной, предновогодней столицы вмиг стала строгой, с недоверием взирающей на мою нескладную фигурку вдовой с глубокими тенями в морщинах улиц.Сегодня сумка казалась легкой, писем немного. Я выпрямилась и посмотрела на адрес на последнем конверте – буквы были округлыми, сильно наклоненными влево. Мо… хо… в… конец слова проглотила клякса, но я уже догадалась, о какой улице идет речь: Моховая. Это недалеко.На улицах кроме меня почти никого не было: дети еще в школах и на пионерсобраниях, старшие работают. Единственные звуки, которые я могла уловить, – звуки собственных шагов, чуть отдающиеся эхом в морозном воздухе.Моховая мне нравилась почти так же, как Тверская: своими строгими, но не лишенными изящества фасадами, стройными прямыми колоннами, барельефами, похожими на барашки на волнах, историей… Когда-то здесь жил Иоанн Грозный, точно так же смотрел на Кремлевскую стену и Колокольню Ивана Великого, на месте дома Пашкова находились владения Меншикова – близкого друга и сподвижника Петра I, жили Пушкины. Почему-то от этой мысли мне становилось приятно.Так, куда мне дальше? Дом 10.Я прищурилась, вглядываясь в таблички на домах: 16, 14…Уже предвкушая, как вернусь домой и отогрею озябшие пальцы, я широко улыбнулась, увидев десятый дом, оказавшийся симпатичным довоенным строением светло-зеленого цвета.Впрочем, я бы и на следующий день не восстановила его облик в памяти, если бы мой взгляд не приковало такое же здание, только более вытянутое и тоже под номером 10. Чуть ниже оказались номера строений: первое и второе.У домов было слишком много общего, чтобы предположить, что соседство случайно: одинаковый мятный оттенок краски, такая же отделка фасада, количество этажей… Только корпус два стоял, вытянувшись, как солдат в строю, неуверенно, словно смутившись перед гордой и спокойной устойчивостью первого. Мне на ум сразу пришли сказки о двух братьях: бедном и богатом.Я помотала головой и перевела взгляд на серую бумагу конверта с чернильными отпечатками пальцев, там не было никаких пометок относительно корпуса. Куда нести письмо? Адресат – Светлана Холмова.Я села на заледеневшую скамейку, сжимая в руках письмо. Решение буквально само пришло ко мне: невысокий старичок с тяжелой на вид тростью, которую словно обнимал длинными узловатыми пальцами, отмеривая шаги, приближался к домам-близнецам. Он на миг замер, оглядел меня, остановившись цепким взглядом на припорошенной снегом шапке, и, чуть наклонив голову, спросил:- Вам помочь?Я не сразу отреагировала, голос был очень приятный, грудной, без старческой хрипоты и скрипа.- Да… Да, вы не знаете, где живет Светлана Холмова? Тут адрес неправильно указан…- А, вы про теть Свету? Так она тут и живет, все верно. А как у вас написано?- Моховая, 10, но ведь есть два строения, я не знаю… – я затараторила, перестав смотреть на собеседника.- Сейчас два, а раньше это одно здание было. Вы не слышали об этом? – старик подсел ко мне, приставил трость к скамейке, освобождая руки для жестикуляции. – Вы не местная?В ответ я помотала головой.Мужчина набрал в легкие воздух, готовясь поведать историю, которую, видимо, рассказывал уже много раз. Мне очень нравилось, как он говорил: то повышал голос, пугая голубей, то почти шептал мне на ухо, медленно выговаривал слова, запомнившиеся мне надолго.-Так вот, дом давно построили, в 1882-м. А в 1941-м, когда немцы под городом стояли… – старик посмотрел куда-то в пустоту, наверное, представляя картины тех лет, потом перевел взгляд на меня и, если раньше он говорил плавно, как сказочник, то сейчас совсем по-другому, вставил:- Ты-то, наверное, совсем маленькая была, не помнишь. Сбросили на этот дом бомбу, все четыре этажа разрушили, до самой земли. Так он всю войну и простоял. Потом, когда восстанавливать все кинулись, решили остаток дома не сносить, а подлатать чуток. Так и получились два корпуса. А кто тете Свете пишет, должно быть, и не знает, что случилось, все на старый адрес шлет.Он замолк, погрузившись в себя, и проговорил рассеянно, будто самому себе:- Хороший у нас город, крепкий, сильный, ведь правда? И дом этот хороший…Мы долго сидели на скамейке, нас медленно заносило снегом. Мужчина снова посмотрел на меня и добавил:- Света в 1-м живет, отнесите письмо ей.Я искренне поблагодарила его и направилась к нужному подъезду, а когда вернулась, старик с волшебным голосом и ярким взглядом уже ушел.С тех пор я часто вспоминаю и дом, отряхнувшийся от пыли войны, продолжающий стойко стоять на прежнем месте, и старика, которого тоже не удалось сломать. Потом я видела его гуляющим по Москве, то на Тверской, то на Арбате, он всегда много говорил: о том, что будет, непременно все будет хорошо, что все в жизни получится… И когда бы я его ни встретила, у него горели глаза, как у мальчишки, только что выменявшего живую мышь на жестянку. А потом он внезапно пропал, и мы не встречались больше.Вероника МУРАШКА, ученица 8-го «Ж» класса школы на Юго-Востоке имени Маршала В.И.Чуйкова, педагог – Людмила Николаевна Абрамовская