Заката багровый кочет

Светлана МИХЕЕВА, поэт, прозаик, эссеист. Родилась и живет в Иркутске. Окончила Литературный институт им. А.М.Горького. Автор нескольких книг стихов и прозы. Пишет также и для детей. Стихи и рассказы печатались в журналах «Дружба народов», «Интерпоэзия», «Волга», «Сибирские огни», «Юность». Лауреат Волошинского конкурса в номинациях «Поэзия» и «Проза». Организатор культурного проекта «Поэты в городе». Член Союза российских писателей. Руководитель Иркутского регионального представительства Союза российских писателей.

Боюсь, что я на них похожа, На эти горы в долгой мгле,На все, что вертится и может Еще вертеться на земле.Оно, слагаясь в мир порядком, Непредсказуемым почти,По растерявшимся распадкамНесет сырое конфетти.Блестит, что та патриархия,Поймав в ловушку образа – Глядят во времена глухиеИх розоватые глаза.Они погибнут, их положатБез опознанья и следаВ саду камней, где воздух строжеИ требовательней вода.Где освещает лед окошкаПисатель старый, сердцем чист,Пиликает его гармошка:Иисус первейший коммунист.Хоть все давно уже минуло,И что ни образ, то офсет.С какого страшного загулаОн отсыпался сотню лет?Во сне ему пришла картина:Печаль, терраса, южный дом,Седая совка Агриппина Накрыла краешек крылом,Накрыла все, что только можетЕще вертеться на земле,Меня и эти горы тоже,И снег летучий в общей мгле.Заката багровый кочетКричит, замолчать не хочет,Распахивает крыла. Ветра ругались до хрипа,Сегодня мокрые липыРаздевшие доголаПод визги садовых «скорых»(Приправы и черный порохКитаец хранил в мешке).Предместью в угаре метко Осенью – табуреткойШарахнуло по башке.Стоит в кровище, рыдаетПрохожему надоедает,На ломаном языке.Прохожему мниться: кочетНикак замолчать не хочетИ блеклой кровищей мочитЗаточку в его руке. ***Золотомойщик июнь намылЖелтый налет акаций.Туда, где ты кого-то любилЛучше не возвращаться. Это уже не тот коленкор,Город не тот. Он рыба,Проглотившая дом и двор,Где вы стоять могли бы.Выцвела лента ее реки.Сам ты древнее инка,Провинциальные голубки,Мягкая серединка.Здешний садик одет в старье,Приоткрывает дверцу:Контур дерева как копье,Вросшее в чье-то сердце,С глаз упрятанное в мокрец.Боль ничего не значит.Морщит личико пруд. Подлец,Точно, сейчас заплачет.***Завернула тревога своих омулейВ голубое суконце,Окунулось в бесчувственный воздух полейРасписное пасхальное солнце.Все, что рыщет весной по великой грязиНаблюдая небесные хляби,Настоятельно ноет: ложись и ползи,Видишь, солнце, особенно если вблизи, Жарит лучше, чем в Абу-Даби.Вон араб, завернув в полосатый халатДлиннобокое узкое тело,Совершает решительный свой газаватПосреди твоего чистотела. Подрезает лисички, в лукошко кладет.Между сосен надменно хромает.Конь его терпеливый задумчиво ждет,О пустыне волнистой мечтает,Где лисичкой созрел ядовитый самум,Удивлявший подвижного грека,Где, как может понять незатейливый ум,Влажно только внутри человека.Это значит, возможно, что, Боже ты мой,Сколько рыбы живет в человеке!А у нас накрывает прозрачной зимойТочно крышкой речушки и реки.А у нас, надевая занятный наряд,С бодуна и, похоже, без целиПробирается лесом счастливый солдатМежду огненных изб, между мазаных хат,Юрт, похожих на карусели.А на Пасху гудит в нашем царстве воды,Забирая в себя понемногуИ пустынный самум, и вершины, и льды,И простые дела, и большие труды В подношенье озерному богу.***Благородные лопухи, обнищавшие Цинции,Выйдем в люди, было бы что надеть. Это неважно, что мы сидим у себя в провинции,Без ущерба можем хоть где сидеть.Мать-история распределит гостинцы Всех, что в остатке, бесстрастно дожмет прогресс,Так что даже и в нашей глухой провинции Скоро поэтов будут ценить на вес -Книжные магазины у нас роскошны,Есть мастера по взвешиванию, есть мастера по лжи.Бродит Анубис, надел на башку кокошник,Палочкой машет: умер, так и лежи!Умер, так и лежи, не воняй, не вякай.Слева алтайские горы, справа – Мунку-сардык,Духи степей и гор приглашают тебя, однако:Совершай анабазис, заходи напрямик. Дальность душевных странствий напоминает кому, Сохраняет видимость тайны, распространяет запах человеческого жилья.В воздухе – огнь и пот. Духи киряют сому,Сидя тут же за столиком у ручья.Куколкой зреет дом, в нем разбухают доски -Вылупит глазки, расправится и взлетит.Ткань, уставшая от ежедневной носки -Тишина, вползающая в петит.Ткань укрывает маленькую площадку,Мальчик тихий воображает лошадку,Скачет, подобно индейцу Виннету.Мать его пьет, зачесывается гладко, спит с любовником, хочет во всем достатка -производит космическую пустоту.Мальчик мой дерево, я не трава золотая,Не шиповник, которым провинция заросла,Просто я голос твой, который вода качает,Просто я тайна та, что посейчас цела,Тайна другой души, собранной из остатков,Между полем и степью скорбная стрекоза.Глядя на нас таких, вечных времен упадка,Бог Европы выплакал все глаза.Как разделитель линию, апофемуИз своей провинции, из угла,Между Нечто и временем Вифлеема,Нас отражает западная поэма,Нас отражают кайласские зеркала.