Задача учителя – пробуждать «чувства добрые» и учить о них говорить

Ребенок все выносит из семьи – доброту, честность, трудолюбие. Но и все семейные «скелеты в шкафах» из этих шкафов извлекаются и становятся достоянием общественности. Как педагог-словесник, я бы хотела поговорить о двух проблемах, которые можно решать только в триаде: ученик, семья и школа.

Первая из них настолько горяча, что только ленивый об этом не думает и только равнодушный об этом не говорит. Это проблема терпимости, толерантности. Что мы, словесники, можем сделать, какую лепту внести? В русской классической литературе есть много произведений, где очень явно выражается эта нетолерантность, нетерпимость. Вспомните, у Александра Пушкина: зачем семь богатырей выезжают из своего терема? «Сорочина в поле спешить иль башку до самых плеч у татарина отсечь…» Это на уроке в

5-м классе. Или лермонтовская «Колыбельная»: «Злой чечен на берег лезет, точит свой кинжал…». У маленьких детей возникает вопрос: это они все такие злые или он один такой злой? Мы просто не имеем права проходить мимо таких вопросов. Важна не только этническая толерантность, но и социальная. «Капитанская дочка» Пушкина. Идет гражданская война. Тот, кто принадлежит к другому сословию, заранее враг, подлежит уничтожению. И только два человека – Петруша Гринев и Емельян Пугачев – смогли увидеть друг в друге не представителей разных сословий, а личности. Что это такое, как не толерантность? Толерантность – это не что иное, как способность людей видеть в другом человеке личность, а не иноверца, инодумца. «Война и мир» Льва Толстого, первые сцены. Пьер Безухов заходит в салон к Шерер. И она сразу видит, что Пьер другой, и пытается изолировать его от гостей. Чацкий, Пьер Безухов, князь Мышкин… Терпимости к этим людям нет.

У меня есть авторский спецкурс, программа факультатива по мифологии. Он состоит из трех частей: античная литература, древнеславянская, библейская. Когда мы говорим об античности, славянских книгах – все в порядке. Когда обращаешься к Библии, начинается: «А мы вашу Библию читать не будем, мы мусульмане». Я обычно радостно откликаюсь: «Так вы только «Коран» читаете? Как здорово! Я тоже очень люблю. Есть прекрасный стихотворный перевод. А какая сура вам нравится? «Звезда» или, может быть, «Нахмурился»? Ведь это поэзия высокой пробы!» И тогда, уважаемые коллеги, выясняется, что и Коран-то в таких семьях не читают, как не читают Библию, даже детскую, в семьях, которые считают себя православными. Я для себя эмпирическим путем вывела закон, что нетолерантность процветает в тех семьях, в которых взрослые невежественны, потому что люди интеллигентные, обремененные знаниями всегда толерантные, всегда терпимые.

Вторая проблема, может быть, не столь явная, но если ею не заниматься, она может дать последствия совершенно катастрофические. В зале есть словесники, и вы, наверное, со мной согласитесь. Учителя начальных классов наверняка со мной согласятся. Спрашиваешь у детей после того, как прочитаешь с ними какое-то литературное произведение: что вы чувствуете, когда читаете о героях, поступках, ситуациях? И дети чаще всего отвечают: «Радость, веселье». Это они воспринимают как синонимы, хотя радость – это эмоция, а веселье – это действие. Или, например, грусть. Если они говорят: «Жалость», то уже хорошо. Все. Больше слов нет. Уважаемые коллеги, у нас вырастают безъязыкие дети, которые не умеют объяснить любимому человеку, как они его любят, не умеют объяснить матери, что их тревожит, томит. Из наших рассудочных, теоретических тестовых проб вырастают будущие обиды, разводы, озлобленность. Мой муж – детский психиатр. Он рассказывает о том, что с современными подростками сейчас очень трудно работать, потому что они не умеют объяснить свое состояние. Есть даже такой термин – «алекситимия», – когда не хватает слов для выражения чувств. И вот эта самая алекситимия стоит в ряду причин суицидов. А это уже тема страшная. Приходит девушка после незавершенного суицида, и врач у нее спрашивает: «Скажите, почему вы это сделали?» – «Поссорилась с парнем». – «Из-за чего поссорились?» – «Он меня послал». – «А ты что?» – «И я его послала». Вот и вся палитра слов и чувств. И слова примитивные, и чувства примитивные, и поступки, скорее всего, тоже будут примитивны. Если бы моя школьная администрация позволила мне воспитательные цели во всех моих уроках литературы прописать одинаково, я бы красной строкой в поурочных планах везде писала: «Моя цель – пробуждать чувства добрые и учить о них говорить».