Зачем нам нужен этот ЕГЭ? Экзамены прошли, вопросы остались

В стране идет вступительная кампания, вузы ведут набор на первый курс, абитуриенты с дрожью в душе предъявляют свои сертификаты с оценками по ЕГЭ, а в обществе продолжается дискуссия об этом экзамене, который со следующего года станет обязательным для всех и по всем предметам. Она идет в том числе и на радиостанции «Эхо Москвы», куда приглашают самых умных, самых активных, самых знающих. И переживших все прелести ЕГЭ на собственном опыте.

Дарья Русинова, выпускница школы №276:

– Не все так страшно и жутко, экзамен был не очень сложный. Но я считаю, что такой экзамен неприемлем для проверки гуманитарных знаний. Нельзя проверить гуманитарные знания в системе ЕГЭ.

Я считаю, что не все вопросы ЕГЭ были корректны, слишком много суеты: учеников приводят в другие школы, очень много проблем с паспортами, с заполнением бланков. Все это влияет на учеников, и чувствуются стресс и какое-то внешнее давление. Я немного не согласна с тем, что можно проверять русский язык в системе ЕГЭ, потому что часть «С» задает очень четкие параметры, по которым надо писать сочинения. Эти параметры нельзя нарушать. Например, часть этого сочинения должна состоять из трех частей – вступления, середины и заключения. Минимум два-три примера ученик должен привести из литературы и из собственной жизни. Стандарт – 250 слов. Для меня было очень сложно писать по схеме, потому что русский язык люблю, люблю писать длинные, красивые сочинения, не равняясь на эти стандарты в 250 слов. Мне было сложно урезать свои мысли, сделать четкую, ровную схему.

Я училась в гуманитарном классе, у меня было довольно мало уроков математики, в школе у меня всегда было «4» по математике, ЕГЭ я написала на «3». Считаю, что надо сделать отдельно экзамен по математике для гуманитариев, у которых 3 часа в неделю этой алгебры с геометрией, и для экономистов и технарей, которые будут учить эту математику в вузе, которым будет легко решать примеры повышенной сложности, у которых 9 часов математики в неделю. На самом деле такая проблема у всех. У меня много знакомых написали на достаточно хорошие баллы – 55, 57, но по идее они должны были получить больше 90, если у них 57. Однако все получили меньше, так что шкала очень сильно занижена. Существуют неразбериха и очень большие проблемы с переводом баллов по стобалльной шкале.

Никто не понимает, как 58 баллов вдруг становятся 80 из 100.

Я в РГГУ поступаю.

Они решили упростить свою систему и сделали самую минимальную границу – 20 баллов.

От 20 баллов и выше по русскому языку (результаты по математике туда не надо нести, поскольку там идет прием на гуманитарные специальности) – это зачет, потому что все понимают, что ЕГЭ вообще абсурден по сути своей. Дальше нужно сдавать всего два экзамена на многие специальности – обществознание и английский язык.

Сергей Казарновский, директор «Класс-Центра»:

– Я на днях позвонил своему сотруднику и спросил, что он думает по поводу ЕГЭ? Он сказал: «Устроили психушку в масштабе всей страны, кому-то все равно, а кто-то не выдерживает».

Представляете, девочка – лучший ученик России, вокруг есть те, кто завидует, а она вдруг получает не ту оценку. Ситуация очень понятная, и не всякий человек, в том числе взрослый, ее выдержит. Мне кажется, истерика вообще пронизывает все наше образование в последние 15-17 лет. Это касается и детей, и взрослых, и педагогов. Уже есть конфликты в школе из-за того, кому брать в следующем году выпускной класс. Не хотят брать, потому что правила игры до конца не понятны. Нас никто ни о чем не спрашивает. Никто не интересуется нашим мнением. На одном из «круглых столов» тогдашний начальник Рособрнадзора РФ Виктор Болотов на все вопросы отвечал так: «Не надо вопросов, это все равно будет». А вопросов бесконечное количество, уже сегодня есть огромный риск в масштабе государства, потому что педагоги начинают готовить детей к ЕГЭ уже с пятого класса, созданы какие-то нелепые пособия и так далее. Один мой коллега – директор школы – говорит: «Дом начали строить с крыши, это революция для образовательной системы. Выбран самый жесткий вариант единого экзамена: сдаешь один раз, не сдал – приходи через год». В самом деле, во французской системе бакалавриата экзамен можно сдавать два раза, в США можно сдавать семь раз. А у нас самая жесткая ситуация, которую можно было выбрать, поэтому неудивительно, что происходит то, что происходит. За последние 15-17 лет не было года, чтобы мы что-то не переделывали в течение года. Насколько я знаю, сейчас создается экспертный совет по ЕГЭ под руководством Адамского. Кстати, ЕГЭ дал свои положительные результаты. Вдруг сегодня наконец задумались о том, что такое экстернаты, и теперь хотят их закрыть, потому что экстернаты – это то, что всю жизнь девальвировало образование. Это было сделано для того, чтобы люди, которые могли бы быстрее и способнее учиться, туда поступали. По идее, они должны были туда сдавать экзамены. Но все ровно наоборот, дети, которые не могли перейти в 10-й класс, после десятого класса приходили на линейку в свою школу 1 сентября и тем, кто уже шел в 11-й класс, говорили: «Привет, мы уже в университете, в институте». Они за год проходили программу двух лет за деньги. Что касается вообще ЕГЭ, то можно долго обсуждать детали, действительно их надо обсуждать, а время покажет, как это все устроится. Что мы должны сделать? Мы должны научиться узнавать у детей один раз то, чему мы их научили, чтобы они с нашей запиской могли идти дальше учиться или не идти учиться. Но это наши проблемы, мы должны научиться это делать, а не устраивать истерику. В «Выдержках из инструкции по инновациям в образовании и воспитании», которые написаны 13 марта 1784 года и подписаны Екатериной Второй, есть замечательные слова: «К учению не принуждать, за отличия хвалить. Искусство учителей будет состоять в том, чтобы, насколько возможно, облегчить детям учение». Или вот: «Детям трудно иметь прилежание, страхом научить нельзя. Когда учиться будут непринужденно и добровольно, тогда заниматься будут охотно, так же, как и играть». Другого пути у нас действительно нет. У нас есть разные способы образования и разные школы. Мы даже ничего об этом не знаем. А в Москве порядка 30 разных типов школ. Как родителю узнать, куда идти, не в смысле, где дешевле или где лучше учителя, а туда, где есть то, что нужно его ребенку? Огромный плакат над павильоном на выставке образования во Франции: «Из трех ошибок, которые вы сделали в жизни, две вы сделали, выбирая будущую профессию». Очереди стоят, родители с детьми, чтобы проконсультироваться, что им делать дальше. Причем не только после школы, но и после 6-го класса. Я лично сидел и слушал, о чем они разговаривают. Это потрясающая история, они действительно пытаются понять, что нужно ребенку. Там вообще была уникальная ситуация, когда психолог спрашивал у мальчика, какие у него оценки. «Кем ты хочешь быть?» – спрашивает он у него. «Я хочу быть или учителем начальных классов, или психологом». Психолог ему говорит потрясающие вещи: «Знаешь, чтобы быть учителем начальных классов, надо столько знать, знаешь, сколько надо учиться. Психологом – другое дело». А у нас есть общая схема выставления тестового балла, который решает судьбу наших учеников: «Тестовые баллы участников ЕГЭ вычисляются с помощью линейного преобразования, переводящего отрезок шкалы логитов, ограниченный оценкой в логитах, соответствующей одному первичному баллу, и оценкой в логитах, соответствующей первичному баллу, на единицу меньшему максимально возможного в отрезок на шкале тестовых баллов от шести до девяноста четырех включительно». Выпускники после сдачи ЕГЭ идут на апелляцию, чтобы им добавили лишние баллы для того, чтобы потом был пересчет, но любопытная вещь, что вузы своих четких проходных баллов до конца не говорят. Они сначала узнают, сколько выпускников в целом по стране сдали ЕГЭ и какие получили баллы. В школах же есть жесткая регламентация, сколько баллов соответствует такой-то оценке. Знаете, такое ощущение, как будто мы ненавидим своих учеников, как будто над ними измываемся. У нас на каждом канале телевидения показывают, как готовить салат, но никто не рассказывает людям, что такое ЕГЭ.

Я никого не удивлю, если скажу, что за этим стоят серьезные деньги, в том числе которые уже выделены, и так далее. ЕГЭ – это очень дорогая вещь. Говорят – давайте построим стадионы, чтобы дети ушли с улиц, занимались спортом. Знаете, сколько стоит построить стадион возле школы? Порядка 7-8 миллионов рублей. А на ЕГЭ выделены сумасшедшие деньги, но никого это не удивляет.

Евгений Бунимович, депутат Мосгордумы, председатель комиссии Мосгордумы по науке и образованию:

– Мне кажется, что мы все время загоняем себя то в одну сторону, то в другую. Давайте вспомним, с чего начинали: наши традиционные экзамены ведь тоже были едиными государственными. Просто им уже никто не верил, каждая школа научилась писать свои школьные экзамены так: учителя сдавали их вместе с учениками, а директора потом еще золотых медалистов отдельно вытягивали. То есть мы все довели до полного абсурда. Но в этой ситуации нужен какой-то переход, нужно искать какую-то оптимальную модель. Вместо этого была принята самая жесткая модель. Москва последней вошла в эксперимент по ЕГЭ, Москва все время говорила: «Давайте сделаем это добровольным». Если человек собирается в вуз, и в этом вузе принимают ЕГЭ, то он сам пойдет сдавать ЕГЭ потому, что он хочет туда, ему это надо и так далее. Но мы все время хотим администрировать сверху. У нас сначала один год было так: в одном районе – ЕГЭ, в другом – обычный экзамен, причем начались звонки и оттуда, и оттуда. Один звонил: «Я хочу сдавать ЕГЭ, потому что мне нужен сертификат туда-то, а мне говорят, что это нельзя», а другой звонил: «Я не хочу ЕГЭ, а меня заставляют его сдавать!» Как только мы ввели принцип добровольности, все жалобы сразу закончились. Другое дело, что есть много других проблем. Независимый экзамен, видимо, необходим, куда от этого деться. При этом я совершенно не согласен с тем, что невозможен экзамен по русскому языку в форме ЕГЭ, в такой форме, в какой он дается. Наверное, он может быть лучше или хуже, но TOEFL сдает весь мир, ему доверяют, даже когда он сдается вне Америки – в России, в Китае, где хотите. Можно же сделать нормальные технологии, когда человек приезжает в институт и оказывается, что он говорит по-английски после TOEFL. Я привел пример TOEFL, потому что можно проверить знание языка с помощью такого независимого тестирования. Это дорогая, серьезная, ответственная работа, а не такая халтура, когда бери 250 слов и делай из них что хочешь.

По литературе – совсем другой вопрос, ведь это не русский язык. В русском языке есть технологии, которые надо проверить, оценить: грамотен человек или неграмотен. Более того, я хочу сказать, что в Москве результаты по русскому языку неплохие, всего 4,5 процента двоек. Но сдача ЕГЭ – это ситуация постоянного взвинчивания. Еще раз давайте скажем честно, что 5 процентов двоек – это абсолютно нормально, в мире не бывает 100 процентов троек.

Но наша давняя привычка, что двоек на экзамене быть не может, – это ложная привычка, это неправильная привычка. Что происходило раньше? Вместо того чтобы обучать ученика, обучали учителя, вызывали его к директору, и он выставлял те же самые «три» вместо «двух», только это происходило не на уровне государственного приказа, а на уровне каждой школы. Хочешь нормально жить, дорогой наш учитель, тогда ставь «три», а не «два», а то у тебя двойки, ты, получается, не научил. По математике в Москве гораздо больше двоек, хотя абсолютно такие же данные, как и по России, около 20 процентов. Много это или мало? Я считаю, что это говорит о неправильной технологии экзамена. Потому что если по русскому языку проверяли какую-то общую грамотность, которая нужна любому человеку, который пишет какое-то заявление, и экзамен изначально простой, то по математике одной линейкой до сих пор хотят померить всех – тех, кто поступает на мехмат, любит математику, интересуется ею 9 часов в неделю, и тех, у кого 3 часа в гуманитарном классе. Нормальный ученик гуманитарного класса, у которого 3 часа математики в неделю, никогда не видел, как решается задача из второй половины этого экзамена. Нельзя одной линейкой померить, к примеру, расстояние от меня до соседа и до Луны. Это разные должны быть экзамены. Так и есть вот во Франции – три разных варианта математических экзаменов.

Я хочу, чтобы и у нас было два варианта экзамена математики. Один для тех, кто хочет поступать в технические вузы, в университеты, а другой для того, чтобы можно было проверить общие знания по математике. То есть должен быть один экзамен – базисный ЕГЭ, а второй – профильный, в зависимости от того, куда вы поступаете. И по другим предметам должна быть та же самая ситуация, например, для лингвиста, который собирается поступать в гуманитарный вуз, русский язык будет основным.

Наши текстологи, которые заявляют, что все знают на этом свете и что у них есть какие-то технологии, никому не могут это объяснить. Если технологию надо объяснять в течение часа, то это не технология для государственного экзамена.

С 1 сентября хотелось попросить одно – чтобы нам объяснили правила на этот год. Не 1 мая, а 1 сентября. Кто должен объяснить?

Министерство образования и науки РФ, Рособрнадзор. Они задают эти правила, они обязаны объяснить их 1 сентября. При отплытии, а не при приплытии. Второй важный момент, как мне кажется, – это безумная демонизация ЕГЭ и, наоборот, утверждение, что ЕГЭ решит все проблемы, все это одинаковый абсурд. Просто ЕГЭ – некоторый экзамен, к которому надо спокойно относиться и понять, что есть такие предметы, как литература, которые нельзя проверить в форме ЕГЭ. Значит, надо не литературу отменять, а искать иные формы экзамена. Еще одна большая проблема – наши традиции школьного образования. Может, они плохие, но тогда давайте начнем снизу и объясним, что там не так, почему нужно к этому вести, а не к другому. Добровольность, разнообразие форм, гибкая система, гуманитарные предметы, которые, конечно, надо рассматривать по-другому.

Нам пока не удалось создать систему прозрачных выборов. Почему же тогда нам кажется, что мы сможем создать независимый экзамен? Все это связано вместе, понимаете. Нам нужен общественный контроль, но он не может быть только в ЕГЭ. Он будет либо в масштабе страны, либо его не будет. Если его не будет, то никакие экзамены – ни такие, ни сякие – не будут ни честными, ни объективными. Это совершенно очевидно.

Вадим ЖИРАВОВ, директор школы №1944:

– Я ярый сторонник единого государственного экзамена как некой независимой качественной оценки знаний учащихся. И на сегодняшний день, мне кажется, это единственная система, которая хоть как-то выработана и которая показывает более или менее объективные знания учащихся наших школ.

То, что мы имеем на сегодняшний день порядка 24-25 процентов двоек по математике, 10 процентов двоек по русскому языку, мне кажется, что это вообще заниженные показатели, они должны быть выше. Коррупционный момент, безусловно, присутствует в едином государственном экзамене, но если мы не будем рассматривать личную гражданскую позицию руководителей образовательных учреждений или будем говорить о том, что именно они этим занимаются, не будем их привлекать к уголовной ответственности за неверное проведение единого государственного экзамена, мы с этой проблемой все равно не справимся.

Я думаю только об одном: если ребенок учится хорошо в школе или, можно так сказать, его учат хорошо, то ему все равно в какой форме сдавать выпускные экзамены, однако к этой процедуре надо немного подготовить ребенка, совсем немного, потому что ничего принципиально сложного в проведении единого государственного экзамена нет. Наша школа существует 10 лет, в течение 10 лет показывает высокие результаты независимо от того, в форме ЕГЭ мы проводим экзамены или в другой форме. У меня 29 выпускников, по русскому языку двое из них – стобалльники, один набрал 94,3 балла, другой – 87 баллов.

Если говорить по школьной шкале отметок, то получилось так: из 29 человек 21 получили отметку «5», и 8 человек получили отметку «4». Точно такие же результаты по математике, за исключением того, что у нас нет, конечно, стобалльников по математике, но статус школы гуманитарный, поэтому, конечно, с математикой было сложнее, однако все равно есть 18 пятерок по математике и 11 четверок по математике. Я считаю, что это абсолютно объективные показатели, вернее, я считаю, что это несколько завышенные показатели в связи с тем, что шкала оценивания знаний учащихся не совсем объективная. То есть мне кажется, что задания уровня «А» и «В» сильные ученики в состоянии сделать за 20- 30 минут максимально. Во всяком случае это дает на сегодняшний день возможность учащимся, которые не имеют связей, которые не могут куда-то пробиться, получить какой-то реальный шанс для поступления в высшие учебные заведения.

Если раньше мы говорили о том, что родители приходили в школу и спрашивали: «Какой процент учащихся у вас поступает в высшие учебные заведения?», а мы отвечали: «50, 60, 70 процентов», то сейчас этого никто не спрашивает, потому что все школы независимо от их статуса 100 процентов учащихся 11-х классов прямой дорогой отправляют в высшие учебные заведения.

Мне кажется, что сегодня сложилась такая ситуация, что буквально через год у нас мест в высших учебных заведениях на первом курсе будет больше, чем выпускников средних общеобразовательных школ, совершенно однозначно, что никуда мы от этого не денемся. Когда мы все учились в школе, у нас было по четыре, по пять классов в параллели, и только два 9-х класса формировались. Теперь же у нас при обязательном среднем общем образовании, при том, что разрушена полностью система профтехобразования, все выпускники 9-го класса поголовно идут в десятый класс.

В последние 2-3 года резко увеличился отток учащихся из 9-го и из 10-го класса в школы, которые работают по системе экстерната. Почему? Все боятся следующего года, того, что те дети, которые не учатся, не сдадут этот единый государственный экзамен, но у них есть возможность в этом году получить аттестат по системе экстерната. В этом году в 10 часов начался ЕГЭ по математике, а в 10.05 и в 10.10 вышли первые дети, сдав полностью чистые работы и сказав: «Нам все равно, работает система «два плюс один». Мне этого достаточно».

В экстернате детей не учат, там только контролируют знания учащихся. Если раньше там учились дети самые одаренные, которые в состоянии самостоятельно осваивать школьную программу, то сегодня там учатся совершенно другие дети. На мой взгляд, в Москве это была узаконенная форма продажи аттестатов, ничего другого экстернат под собой не подразумевает. Сейчас дети перестали уходить в экстернат, потому что в следующем году им всем предстоит сдавать единый государственный экзамен.

Александр СЕРЕБРОВ, Герой Советского Союза, летчик-космонавт:

– Я проводил первые уроки из космоса, я двадцать лет президент Всероссийского аэрокосмического общества «Союз» и считаю: лучше бы те деньги, которые тратят на ЕГЭ, тратили бы на дополнительное образование, потому что только благодаря дополнительному образованию мы полетели в космос, получили Академию наук и так далее.

Я знаю, что Виктор Антонович Садовничий, ректор МГУ, принял парня, получившего на ЕГЭ сто баллов, а через два месяца он его отчислил, так как тот вообще ничего не соображал.

Кто его придумал, ЕГЭ, зачем он нужен? Что, мы без него плохо жили? Что, мы не знали, где какая школа чего стоит? У нас есть заочная физико-техническая школа при МФТИ, мы готовим хорошо. Я, например, подготовил уже одного космонавта, он у меня работает в «Энергии», это парень из Новомосковска.

Лев АЙЗЕРМАН, учитель школы №303, заслуженный учитель России:

– В школе прошли выпускные вечера, отдаем ли мы себе отчет в том, что это особые выпускные вечера: сегодня окончило школу в первый раз в нашей истории поколение ребят, большинство которых родилось уже не в Советском Союзе. И это очень серьезно для того, чтобы понять, что наступило время подведения итогов того, что мы сделали.

В последнее время новый руководитель Рособрнадзора Любовь Глебова очень активно развивает в средствах массовой информации мысль, которая мне представляется ложной и порочной. Мысль эта такая: вчера мы все жили в атмосфере лжи, ученик знал на «два», мы ему писали «три», наконец наступила эпохаправды, ЕГЭ дает нам истинную картину того, что есть. Но это неправда. Только вчера была ложь такая примитивная, а сегодня ложь извращенная.

По русскому языку часть «С» оценивается из 20 баллов по 12 параметрам. Русский язык: ни одной орфографической ошибки – два балла, одна орфографическая ошибка – один балл, две ошибки – ноль. Я спрашиваю: сколько будет, если 54 ошибки? Отвечают: тот же самый ноль. То же самое по пунктуации: нет ошибок – два балла, одна ошибка или две – один балл, если больше – ноль. Я спрашиваю: сколько будет, если 75 ошибок? Тоже ноль. Практически можно получить по ЕГЭ четверку и пятерку, будучи абсолютно безграмотным, потому что за это ученик теряет всего лишь четыре балла из 60, и каждый учитель это знает. Я провожу тренаж учеников к ЕГЭ, я называю это дрессировкой, ученики, которых я уже выдрессировал, почти все пишут ЕГЭ на «четыре» и «пять». Через два дня они пишут сочинение и делают до 8-10 ошибок. Когда я говорю: как же вы будете оканчивать школу, они говорят: ну потеряем мы на грамоте четыре балла, но все равно же это не решает. Поэтому под видом государственной сертификации, под видом того, что это такая норма общегосударственная, мы выпускаем неграмотных ребят, ибо будет 90 ошибок, 40 ошибок или 3, все равно будет тот же самый ноль. Поэтому объективной картины современный ЕГЭ по русскому языку не дает. Я уже не говорю о том, что туда включены вопросы, которые в школьную программу не входят, и есть какая-то несчастная «порцилляция», о которой я всю жизнь не знал и о которой в литературной энциклопедии написано, что это малоизвестный термин, но требуется, чтобы ученики все это знали. Или зачем нормальному культурному человеку знать, какая гласная мягкая, какая твердая? Боюсь, что большинство этого не сделают. Этого не нужно для того, чтобы владеть русским языком.

Вторая сторона вопроса – самая, может быть, трагическая. Дело в том, что все, что происходит в последние годы в школе, я бы охарактеризовал как такую тенденцию: идет массовое оболванивание учеников и учителя. И учителя, я подчеркиваю. Потому что система ЕГЭ требует одного: всех привести к одному знаменателю. И когда мальчик, который участвует в творческом конкурсе университета, проходит его, его принимают в вуз, получает на ЕГЭ 10 баллов, это говорит не о мальчике, а о системе критериев.

Я в этом убедился, когда недавно на комиссии, где отстаивал интересы своих учеников (меня вообще на комиссию не хотели пускать, потому что у меня был паспорт и справка о том, что я работаю в школе, а мне сказали, что они имеют указание пускать только тех, у кого есть нотариально заверенная доверенность, что мне доверено защищать интересы своей ученицы), попросил в работе ученицы показать, какие есть претензии. Они говорят: она нелогична (так написали рецензенты). Я говорю: покажите пальцем, где эта нелогичность. Знаете, говорят мне, тут должно быть семь красных строк, а у нее только шесть. Вот это сведение всех к одному знаменателю, чтобы у всех было одинаково, чтобы у всех было похоже, шаг вправо, шаг влево считается побегом. Вот самое страшное. И учитель натаскивает на это. Когда я, провожая своих учеников на экзамен, сказал им: «Ребята, пишите все, что вы думаете», они сказали: «Нет, мы будем писать то, что они хотят, чтобы мы думали», потому что это система, которая убивает живую мысль, живое творчество, уродует и учеников, и, конечно, к сожалению, учителя. Это трагическая проблема. У нас сегодня в последние годы и десятилетия учитель в стране перестал читать. У нас когда-то (есть он и сейчас) был журнал «Литература в школе». Его выписывал почти каждый словесник страны. Сейчас в Москве его выписывает 3,5 процента учителей. Мы получаем первоклассные книги бесплатно, которые в десяти-пятнадцати экземплярах дают для учителей, но эти книги лежат и пылятся, их никто не читает. Почему? А не нужно. Для того чтобы натаскать на то, что требуется по ЕГЭ, не нужно читать, не нужно думать, не нужно размышлять, а нужно заниматься тем, чем я еженедельно занимаюсь на этих уроках, – дрессировкой.

Владимир ТИХОМИРОВ, президент МЭСИ:

– Мы постоянно ведем исследования о том, как и что происходит в других странах, особенно в период формирования информационного общества, в период, когда доступность к образованию не только декларируется, но и расширяется благодаря интернету.

В развитых и развивающихся странах сегодня ситуация такова, что 50-60 процентов работающего населения проходят обучение ежегодно. Тенденция такая: в 80-90 процентах случаев явно прослеживается тенденция ежегодного переобучения взрослых людей. В экономике, основанной на знаниях, это требуется значительно чаще. Для пополнения знаний работников переобучение нужно не только раз в год, а то и раз в месяц, а то и ежедневно. В России сегодня всего 2,5 процента людей проходят ежегодное повышение квалификации.

Единый государственный экзамен серьезно усложняет реализацию таких программ, как обучение в течение всей жизни – «лайф лонг лёнинг», получение второго, третьего, четвертого и пятого высшего образования. Сегодня в рамках введенного ЕГЭ, если человек хочет поступить на второе высшее образование, не важно, сколько ему – 30, 40 лет и так далее, он будет вынужден сдавать ЕГЭ. Я, честно говоря, очень сомневаюсь, что будет даже такое же количество желающих сдавать единый государственный экзамен и поступать на программы второго и более высшего образования, как сейчас. Я говорю это совершенно не понаслышке: наш университет и университеты, входящие в консорциум, обучают людей по программам второго и третьего высшего образования, у нас учатся и кандидаты, и даже доктора наук. Сменилась промышленность, структура промышленности. Люди вынуждены получать новые и новые профессии. ЕГЭ серьезно препятствует этому развитию. Я думаю, что после 30 лет маловероятно, чтобы кто-то пошел сдавать ЕГЭ, ведь для этого нужно приложить значимые усилия.

Что происходит в других странах? Обратите внимание на опыт двух стран, экономики которых все время на слуху, – Финляндии и Южной Кореи. Для людей после 23 лет там вводятся отдельные, специальные программы для получения высшего образования, когда совершенно не требуется предъявлять документ о среднем профессиональном образовании. И, более того, убирается практически федеральная компонента, которая у нас есть в стандартах. Нужно обратить внимание на этот опыт.

Действительно, с 2001 года нас всех убеждали, что главная цель ЕГЭ – сократить коррупцию в вузах, в высших учебных заведениях. Мы тогда предупреждали и говорили, что коррупция будет перенесена на другой уровень, что она будет перенесена в школы и будет прогрессировать.

Что происходит сегодня реально в высших учебных заведениях? По опыту прошлого года я могу сказать, что нередки случаи, когда приходят к нам в университет абитуриенты, заранее мы им говорим, какой у нас проходной балл, и потом мы в ряде случаев поднимаем его. Абитуриенты говорят: «А что же вы нам не сказали? Мы бы принесли не 90, а 98, 95, 96. В общем, сколько надо. Скажите, сколько надо, столько и будет».

Зная нашу страну, зная, что не можем победить коррупцию в таких областях человеческой деятельности, допустим, как правоохранительные органы, органы государственной власти, мы хотим победить коррупцию в таком массовом явлении, как образование, где 60 тысяч школ. Какой бы полицейский аппарат мы ни создавали, нам его не хватит, этот полицейский аппарат никогда не справится с этим явлением. Я абсолютно убежден, что дальнейшее развитие ЕГЭ будет, безусловно, способствовать развитию коррупции в еще больших объемах.