Зачем мы собираемся это снимать? Владилен АРСЕНЬЕВ

В сегодняшнем российском кино, прежде всего телевизионном, Владилен Арсеньев – фигура знаковая. К нему практически все хорошие слова в связи с тем, что нам в сериалах нравится, а также все претензии, если что не нравится. Но такая уж судьба у каждого продюсера.

– Владилен Владиленович, вы стояли когда-то у истоков канала НТВ, имели непосредственное отношение и к сериалам на нем, скажем, к любимой всеми «Каменской» и к недавнему «Дронго». Но самый первый ваш сериал был ведь документальным, хотя тоже далеким от романтики.

– Да, он назывался «Криминальная Россия. Современные хроники». В основе же «Каменской» или «Дронго» лежал литературный материал, повести Марининой, Абдуллаева, это были детективы-бестселлеры, но пределом возможного на телеэкране мне казались, зацикливаться только на таком не хотелось. Я понимаю, что уже по своей специфике телевизионное кино создается в мире достаточно циничном, коим само телевидение и является. Да, детективы и криминал с погонями и убийствами приносят мгновенные дивиденды, делают телеканалам рейтинги, а за них все борются. Что же тут думать об искусстве, когда телевидение выбирает для себя именно такой путь, когда все делается ради сиюминутного дохода, успеха? Раз смотрят, значит, есть реклама, есть она – чего же еще?

– Но ведь и в пределах одного пространства можно делать то, что симпатично всем, и то, что оставляет равнодушным. «Каменская» и «Дронго», по-моему, как раз тот самый случай. Получается, что в одном случае продюсер угадывает, а в другом…

– Понимаете, проще всего идти по проторенным дорожкам, чем и я, кстати, занимался, начиная в Питере на 11-м дециметровом канале, ставшем потом ТНТ, «Улицы разбитых фонарей». Люди в этом сериале мне казались достаточно живыми, и, передав позже эту работу другим, я знал, что там все произойдет. В «Дронго» меня интересовало другое: если вы обратили внимание, то в этот сериал были приглашены армянские, узбекские, азербайджанские, грузинские актеры, не говоря уже о латыше Калныньше.

В чем-то мы пошли здесь на эксперимент, потому что после распада СССР, пожалуй, впервые хотелось собрать вместе как можно больше популярных артистов из бывших союзных республик. Такие попытки предпринимались уже в «Каменской», где играли латышка Артмане, литовец Лаутявичус. Я ведь сам из Грузии, так что для меня подобное желание не было случайным, неравнодушен я к такого рода экспериментам. А, экспериментируя, рискуешь, к тому же «Дронго» совпал с идущей на первом канале «Бригадой», от которой я, кстати, в свое время отказался, сценарий был сначала у меня. Наверное, сейчас после ее успеха мне бы хотелось иметь этот сериал в своем списке, но о «Бригаде» тем не менее не жалею, мне другое теперь интересно. Опять экспериментальная работа – «Баязет» по Пикулю, мы купили права на экранизацию у вдовы писателя. Это будут 12 серий, история, происходящая в XIX веке, сложное дело, по-моему, такого прецедента не было даже в советском телевизионном кино. У меня спрашивают: а почему не «Дальнобойщики-2» или «Дронго-2»? Продолжение у них наверняка будет, но стану ли я этим заниматься, еще и сам не знаю.

Продолжения меня волнуют меньше, люблю идеи, а каждый сериал – это 14 месяцев жизни.

Сериалов планируется и выходит много: скажем, «Пятый ангел» на НТВ, современная такая история про олигархов с уходом в прошлое, с многими хорошими актерами – Юрский, Филозов, Ахеджакова. И это уже не совсем криминал.

– Ваша профессия действительно несет в себе элемент риска. По жизни вы тоже рисковый человек?

– Конечно. Я начинал журналистом, кончил Тбилисский университет, ТГУ. Потом 15 лет работал на телевидении, работал в «Известиях» и «Неделе».

– Начиная в свое время НТВ, вы верили в успех, в то, что может состояться?

– В тот момент я работал на Первом канале, тогда он назывался «Останкино», был главным редактором кинопрограмм. От добра вроде добра не ищут, мог там без проблем оставаться, но мне не нравились тогдашние порядки на канале. Под названием «Останкино» он и развалился, потом было ОРТ, теперь Первый, и тогда я участвовал в его переустройстве, разработке новых моделей, мог бы и продолжать, но летом 93-го, 10 лет назад, группа людей, пятеро нас было, недовольных правилами, существовавшими на «Останкино», решили затеять новое дело. Причины у всех были свои: мне не нравилось одно, Добродееву, Малашенко, Киселеву – другое или третье. Словом, мы создали НТВ, и я на новом канале занимался всем, кроме политики. И так сложилось, что никто нас за руки не держал, и мы могли по крайней мере попытаться реализовать то, что хотели, что казалось нам на телевидении правильным. Довольно долго я в свое время был телеобозревателем, писал, что такое хорошо, что такое плохо, и когда уходил из обозревателей, мне говорили: теперь тебя самому будет доставаться почем зря. Сейчас я одной ногой остался на телевидении, а другая в кино. Приписан к каналу «Россия», там зарплату получаю, а в кино много других дел. Тут и Национальная академия киноискусств и наук, и Союз кинематографистов, и «Золотой Орел»…

– Кино и телевидение – это как бы два кита. На ваш взгляд, они идут в разные стороны или все же стараются придерживаться одного направления?

– Начнем с того, что телевизионное кино начинает становиться качественно лучше в сравнении с первой половиной 90-х, когда в него только начинали приходить Константин Эрнст, Дмитрий Астрахан, Сергей Жигунов, Леонид Пчелкин.

Но задач такого масштаба, как «Каменская», «Агент национальной безопасности» или «Менты», никто еще не решал. Поскольку я был куратором многих новых работ и одним из учредителей «Медиа-моста», мое имя и связывают с возрождением телевизионного кино. Мне же кажется, что начать можно было еще на год-полтора раньше, но тогда не удалось в этом убедить возглавлявшего в тот момент «Медиа-мост» Владимира Гусинского. Не удалось ему доказать, что кроме замечательных фильмов и сериалов, которые мы покупаем за рубежом (сам же их и покупал в Америке и Европе), потребуются и другие, что с покупками уже перебор, и поэтому нам нужны свои «Крутые Уокеры» и «Доктор Куин». И «Скорая помощь» нам нужна, но своя. И теперь я завершаю 16 серий нашей «Скорой помощи» – российской.

– Как зрителю вам интересно телевизионное кино, сериалы?

– Разумеется, я придирчив и привередлив. Понимаю, что для телевизионного кино правильный выбор актера – это даже не половина, а 75 процентов успеха, может, все 90. Ведь в телекино типажи сопряжены с сюжетом, ничто не должно мешать его воспринимать, и тут очень важно поймать зрителя на актерский крючок.

– Но не приводит ли это к тому, что популярные артисты кочуют из сериала в сериал настолько, что уже начинаешь путать сериалы. Не делается ли это в угоду злополучному рейтингу?

– Должен сказать, что стремление снимать узнаваемых артистов дорого обходится и самим каналам, не могу сказать, что твердо придерживаюсь «звездных» правил, понимая, что популярный артист может добавить интереса к картине. Однако рад и за свои открытия. После «Дальнобойщиков» Владислав Галкин стал очень популярен, хотя в кино ведь с детства, в 11 лет, кто помнит, был Гекльберри Финном. В «Каменской» у него был маленький эпизод, а в «Дальнобойщиков» я взял его без проб, понимал, что нужен такой человек в пару к Гостюхину. Пара удалась…

Вообще же из всех сериалов, что делал, а это и «Каменская», и «Ростов-папа», и «Салон красоты», «Дальнобойщики» мне, наверное, ближе всех. Хоть и рейтинг у них не такой, как у «Каменской».

– И все же, что для вас важнее – тот самый рейтинг, который кормит, или, извините, уважение зрителей.

– Никуда не деться от того, что телевизионщики живут именно рейтингом. К счастью, чувствую себя в какой-то степени независимым от них как таковых.

Когда занимался непосредственно кинопоказом, что было одной из сильных сторон раннего НТВ, то по крайней мере два раза в год становился поводом для разного рода протестов: мы много чем удивляли, показывая «Кино не для всех», интересное мне, моим друзьям, киноведам, наконец, потому что авторское произведение еще и своего рода лаборатория. Или Тинто Брасса, «Эманюэль», «Греческую смоковницу», что когда-то было впервые показано как раз на НТВ. А рядом – «Робот-полицейский» или фэнтези, я пытался маневрировать, понимая, что в телевизионной сетке всему должно быть свое время, что и на кино спрос может быть сезонным, что к чему-то зрителя надо приучать.

– Но если все же бал сегодня правит именно рейтинг, то надолго ли это? И если надолго, то какого зрителя мы получим лет через 30?

– Это очень сложный вопрос, тут надо говорить об ответственности телевидения перед обществом. Но и само телевидение по-прежнему находится в стадии становления. Ушло время идеологических установок партии и правительства, а высокий уровень еще не пришел, и ему вырабатываться годами, дело долгое.

Когда в последние 10 лет возникали какие-то программы типа «Взгляд» или молчановского «До и после полуночи», когда появлялись такие конгломераты, как НТВ, – это же были такие новации, где люди словно пробуют голос, а новые поколения – уже другие. Я читал лекции во ВГИКе и вижу, что они не так уж плохи, эти ребята. Только во многих случаях не хватает базовой культуры, как раз она предполагает твердо усвоенные понятия о том, что хорошо, а что плохо. В условиях очень жесткой конкуренции и погони за рейтингами телевидение об этом не задумывается, конечно. И люди вроде там толковые, но все равно говорят: это потом, потом… И тут нужны усилия, нужны «Баязет», простите за нескромность, и «Эшелон», которым сейчас занят. 45-й год, из Кенигсберга на Дальний Восток следует эшелон, но люди в нем еще не знают, что для них война по-прежнему не закончилась. И вот эти человеческие драмы, эти идеи могут менять зрителя, прививать вкус к стремлению думать о человеке, постигать человека, его душу. А криминал… Думаю, он на экране в нынешнем объеме ненадолго, еще 3-4 года. Может, рейтинг таких лент высок, потому что других пока мало.

– Ваши бы слова да Богу в уши, но ведь и денег рекламных в иной ситуации тоже может стать меньше…

– Дело не в деньгах, и даже не в продюсерских желаниях. Просто на эксперимент деньги получить трудно, ведь каждый раз тут шаг в неизвестность. Но деньги все равно дают. И на «Эшелон», и на «Баязета», и на «Париж-37», где в предвоенном Париже кипят эмигрантские страсти, в которых не обходится без ОГПУ, НКВД. Единственное, что не должно уходить, – это увлекательность, потому что без нее сериала не существует.

– Слушаю вас и считаю, сколько своих проектов вы уже назвали. Как их одновременно в голове держите?

– Продюсеры бывают разные. Одни считают задачу выполненной, когда принесут деньги – свои отломил, а вы снимайте кино, как хотите. У меня к делу отношение иное, многие вещи прописываю сам. Если экранизация или оригинальная идея – в первую очередь думаю о ней сам и, уже убедив самого себя, понимаю, что поступать надо только так, чтобы потом убеждать других. Мне нравится мое занятие. В большом кино от продюсеров зависит меньше, там на первом плане режиссер со сценаристом, на них все замыкается. В сериале очень важно, чтобы зритель «подсел» именно на твое кино, чтобы его смотрел. Потому для меня всегда первым стоит вопрос: зачем мы собираемся это снимать? В ответе на него для меня заключен весь смысл того, чем занимаюсь.