На чтение: ≈ 19 мин.Жестокость – привилегия взрослых?
Детям стали уделять меньше внимания не только в семье, но и в школе. В последние годы в два раза увеличилось число учащихся, выбывших из 5-9-х классов средней школы, не получивших основного общего образования. Среди мотивов ухода 43% опрошенных детей называют конфликты с учителями, 38% считают себя просто выгнанными.
Результаты выборочных исследований свидетельствуют, что несовершеннолетние составляют около 37% жертв половых преступлений. Распространено внутрисемейное сексуальное насилие. 13% детей, находившихся в одном из приютов Московской области, пострадали от инцеста. Подавляющее большинство виновных в такого рода преступлениях остаются безнаказанными. Прежде всего потому, что “семейные дела” никто не спешит предать огласке. Другой показатель распространенности жестокого обращения с детьми – увеличение числа несовершеннолетних, погибших неестественной смертью. Десятки тысяч детей в возрасте до 14 лет умирают от травм, убийств, самоубийств и отравлений. Уровень смертности в России детей до четырех лет в три раза выше, чем в западных странах.
Проверки в Пермской области установили, что каждый второй из умерших детей погибает в результате несчастных случаев, в том числе в строительных котлованах, от электротравм. Однако должностные лица, не принявшие мер к ограждению траншей, закрытию канализационных люков, восстановлению электролиний, как правило, уходят от ответственности.
Прокуратура Пермской области проанализировала материалы уголовных дел, проверок обстоятельств несчастных случаев 525 детей и подростков, а также причины самоубийств несовершеннолетних. Более половины изученных материалов свидетельствуют о том, что детей били отчимы и сожители матери. Почти каждый второй ребенок, подвергшийся жестокому обращению, был в возрасте до 10 лет.
62% всех суицидов несовершеннолетних – последствия семейных конфликтов. Но самое страшное, что ни по одному из изученных прокуратурой дел не принято никаких мер. После проверки прокуратура отменила 20 незаконных постановлений об отказе в возбуждении уголовных дел по фактам жестокого обращения с детьми.
Одной из самых острых проблем в Воронежской области прокуратура считает самовольный уход подростков из дома. Только за последние полтора года в органы внутренних дел поступило более 600 заявлений о розыске детей, пропавших без вести, что в три раза превышает их количество за аналогичный период 1990-1991 гг. Причиной, как показало изучение материалов, было все то же жестокое обращение. Абсолютно безнаказанное. О чем говорит хотя бы тот факт, что при наличии данных о спаивании подростков, вовлечении их в занятие проституцией и попрошайничеством взрослые остаются безнаказанными: по ст.210 УК РСФСР в 1993 году было осуждено всего 2 человека, в 1994-м – только один! Вместе с тем для прерывания беременности за этот же период обратилось более 700 девочек от 10 до 17 лет.
В 1993-1994 гг. областным судом за совершение изнасилований детей в возрасте от 3 до 10 лет, в том числе отцами, отчимами, другими родственниками, осуждено более 20 взрослых. Некоторые подростки, не находя защиты, совершали самоубийства.
Есть такое изречение: “Насилие порождает насилие”. Сейчас как нельзя кстати вспомнить его. Потому что жестокость по отношению к детям оборачивается жестокостью, но уже с их стороны. Отчаявшись найти помощь у правоохранительных органов, некоторые подростки сами расправлялись со своими родителями. Ведь, кроме того, их озлобленность “подогревается” еще и массовой культурой. Согласно исследованиям ученых, к семи годам ребенок успевает увидеть по телевидению несколько тысяч убийств. “Под горячую руку” могут попасться не только родители, но и друзья. Одним из самых жутких дел, произошедших недавно, начальник Отдела по делам несовершеннолетних и молодежи Геннадий Полозов считает случай, когда восьмилетний мальчик зарезал двух своих сверстников…
Елена БЛАНД
Автора! За решетку…
Автора! За решетку…
За каждой анонимной угрозой может скрываться уголовное преступление. Поэтому в экспертно-криминалистическом центре МВД России существует даже специальный отдел, занимающийся автороведческой экспертизой – то есть идентификацией личности по тексту. Не путайте ее с определением личности по почерку. Хотя раньше в системе высших учебных заведений МВД курс автороведения действительно был частью такой дисциплины, как почерковедение. Однако сейчас ситуация изменилась. Автороведы не только признаны “самостоятельными”, но и осваивают новые направления, например компьютерную преступность. К тому же готовится к выходу в свет и первый учебник по автороведению – “Криминалистическое исследование письменной речи”. Мы беседуем с одним из его авторов – лингвистом, старшим научным сотрудником ЭКЦ МВД России, майором милиции Анатолием Комиссаровым.
– Насколько я понимаю, вы делаете свое заключение об авторстве, исходя из чисто лингвистических параметров – лексики, стиля и синтаксиса. Значит, в случаях с компьютерными преступлениями ваша помощь будет уместна лишь в том случае, если человек работал в обычном текстовом редакторе. Ведь не хотите же вы сказать, что можете поймать за руку человека, ворующего при помощи компьютера крупные суммы или информацию?
– Именно это я и имел в виду. Вернее, мы не ловим за руку. Мы просто можем доказать, что правонарушение совершил именно тот человек, о котором идет речь. В чем заключается самая большая проблема, когда речь заходит о такого рода преступлениях? Даже если человека поймали, то не всегда удается доказать его вину. Какие у следователя аргументы? Во всех уголовных делах, с которыми мне приходилось работать, фиксируется одно и то же. Что с компьютера, скажем, # 25 работал человек под кодом “Анна”. И все. Любой адвокат без труда докажет, что его подзащитный – никакая не “Анна” и к хищению отношения не имеет. И того будут вынуждены отпустить на свободу… Уже сейчас, по нашим данным, в Москве в среднем раз в месяц происходит компьютерная кража. И это, если опираться на опыт мировой статистики, составляет не более 1 процента от реальной цифры: все остальные случаи банки (кражи совершаются чаще всего там) стараются решить на уровне внутреннего расследования. Мы же предлагаем загрузить в компьютерную систему учреждения нечто вроде “черного ящика” – программу, которая фиксировала бы компьютерный почерк каждого человека.
– Что значит “компьютерный почерк”?
– Работая над проблемой компьютерной преступности, мы пришли к выводу, что у каждого человека, работающего с ЭВМ, есть некий стереотип движений, который сам компьютер может зафиксировать. Мы проверили около 600 человек. И эксперимент подтвердил, что у каждого пользователя такие признаки, как скорость перехода с одной клавиши на другую, время нажатия на клавишу, время отпускания, пауза между двумя клавишами, сугубо индивидуальны. Параметры очень простые, но достаточно точные – каждое изменение мы замеряем до сотых долей секунды.
– Однако ваша основная специализация – это все-таки тексты. С какими письмами вам чаще всего приходится сталкиваться?
– Анонимные письма с угрозой жизни, чистосердечные признания. Нередки, к сожалению, случаи, когда обвиняемый на суде заявляет, что написал признание под диктовку следователя – в случае отказа тот угрожал расправиться с ним или с семьей. Эта эпопея началась еще с “узбекских дел”, которые вели Гдлян и Иванов. Тогда была проведена серия автороведческих экспертиз. С их помощью удалось доказать, что некоторые чистосердечные признания подследственным просто диктовали.
– По каким признакам это определили?
– Совпадение письменной речи тех признаний с письменной речью следователей. Если человек с образованием два класса пишет чистосердечное признание таким высоким слогом, которым он никогда не обьяснялся – ни в устной речи, ни в личной переписке. А также когда у подследственного в “обычных условиях” ограниченный набор фраз, а документ написан им с использованием юридической терминологии.
– А всегда удается выяснить, кто автор того или иного текста?
– Конечно, нет. Но иногда это и не требуется. Временами гораздо важнее узнать не конкретную личность, а, скажем, профессию. В криминалистике это называется классификационный вывод. Он, конечно, не может служить доказательством вины на суде, но очень часто помогает направить следствие в нужное русло. Например, был такой случай в Харькове. Разбирались по поводу одного анонимного письма. Все подозреваемые были мужчины и по специальности – военные. Экспертиза показала, что никто из них не является автором письма, и сделала вывод, что писала женщина, занятая педагогической деятельностью. Причем определила, что работает она скорее всего в начальной школе или детском саду. И следователь расширил круг подозреваемых. В конце концов нашли автора письма – это оказалась дочка одного из подозреваемых, работавшая в детском садике.
– И часто вам, экспертам, приходится иметь дело с педагогическими работниками?
– Да, преподаватели встречаются мне постоянно. Анонимные письма чаще всего приходят из педагогических коллективов – школ, институтов. Это было какое-то наваждение, особенно в советские годы: как статья за клевету, так привлекается преподаватель. Правда, потом легче стало: вышел указ, чтобы не рассматривать анонимные жалобы. Тогда наступила “эра” уголовных дел – угрозы, сведения о заложенных бомбах. Хотя время от времени встречаются “педагогические дела”. Не могу забыть историю с одним доктором наук, который писал кандидатские своим аспирантам. Естественно, за круглую сумму. Они у него, как на подбор, все были из южных республик – неважно владели русским языком.
Елена ХОДЫРЕВА
Подружки
Подружки
По заданию “Комсомолки” я ехала к девочке-убийце. Оказалось, убийцы не было. А убитая была – точнее, мертвая девочка, как мы со следователем договорились ее называть в отличие от девочки, оставшейся в живых. Обе были подружками, но последний год между ними тлела вражда из-за “мальчика”, который ушел в армию, оставив в селе ребенка третьей юной особе, отцом которого он себя отказался признать. Оставшуюся в живых звали Людой, 14 лет, погибшую – Наташей, 15 лет. Это Наташа вызвала Люду с дискотеки, чтобы разобраться, мягко скажем, в нелестных отзывах о ней и о том парне. Девчонки вцепились друг другу в волосы, обе упали, одна поднялась, другая не смогла. Следов физического насилия на теле погибшей не было: просто кровоизлияние в мозг.
А я-то ехала по привычке вызволять из тюрьмы очередную изломанную подростковую душу. Но оказалось, что и следователи, и педагоги всеми силами щадили ее.
Люду, в отличие от Наташи-хохотушки, педагоги называют “девочкой-загадкой”. Вызывать к доске бесполезно – все равно молчит с отсутствующим лицом. Пожилая учительница, учившая еще отца Люды, нынче он хронический алкоголик, горестно вздохнула: “Вот так мы их, молчаливых, и переводим из класса в класс. А что там у них внутри – одному Богу известно”.
Случившаяся трагедия взорвала село. Первая реакция у всех – этого не может быть! Обе девочки в неблагополучных не числились, но и в отличницах тоже – так, троечницы.
Да, Люду щадили – классная руководительница посоветовала ей не приходить на похороны, некоторое время не появляться в школе. Она просто боялась, что та наложит на себя руки.
Люда еще больше замкнулась в себе. Вокруг нее образовался вакуум нейтралитета – обвинять в глаза никто из ребят не обвинял, но и невиновной не считали.
…Я ехала к убийце, а в кабинете завуча меня ждала щуплая фигурка, обреченно ссутулившаяся на стуле. Глянув в ее глаза, я увидела в них столько невыплаканных слез, что и взрослой женщине не под силу. Когда я растормошила ее, Люда наконец кинулась ко мне на грудь и разрыдалась. А когда выходили, она судорожно нащупала своей ладошкой мою ладонь и держала крепко-крепко.
Ни с мамой, ни с бабушкой разговор по душам невозможен – она еще более молчалива, чем в школе. Свою классную руководительницу считает хорошей, но в школе как-то не принято рыдать при всех. Так что никакой отдушины у Люды нет.
У школы двойная трагедия – смерть Наташи (одноклассницы, когда опускали гроб, кинулись вслед за ней, еле успели их оттащить). И – безмолвная трагедия Люды, оставшейся наедине со смертью подруги. Ее состояние тоже очень тревожит педагогов… “Может, надо было ее попросить на линейке покаяться перед всеми – ей легче бы стало?” Я, честно говоря, усомнилась.
Ну а что еще может школа? “Все работает против нас”, – горько вздыхали педагоги о том окружении, в котором растут дети (у некоторых уже сменилось по 2-3 отчима), о волнах насилия и порнографии, льющихся из телевизора.
В школу девочки ходят без косметики, мальчишки сами следят за этим. А на фотографиях Люды и Наташи, на которых они с густой косметикой, я их просто не узнала – будто лет на десять стали старше.
Педагоги, безнадежно вздыхая, говорят о неведомой им жизни своих учеников: “Второе лицо”. У девчонок это еще и материально другое лицо, вульгарно разрисованное. Но я далека от того, чтобы винить в этом данную школу. “Раздвоение личности” своих ребят знают даже самые талантливые педагоги. Но все же необходимо сделать все возможное, чтобы снять эту раздвоенность, отчужденность, чтобы сами подростки захотели поделиться своим наболевшим хоть с кем-нибудь из взрослых. Я помню, как Фаина Яковлевна Шапиро, родоначальница коммунарской методики, пожимала плечами: а я вообще не работаю, только чаи распиваю да “сплетничаю”.
Конечно, это особый уровень доверия, но искреннему педагогу создать его все же возможно. Кто знает, сколько трагедий предупредила Фаина Яковлевна в этих простых, задушевных беседах, “кто кого любит”, “кто кого ревнует”, которые от нее требовали максимального напряжения.
Школе еще больше, чем раньше, не хватает тепла (директор безвылазно в котельной).
Но еще грустнее, что в ее стенах по-прежнему не приживается участливая душевность.
Ольга МАРИНИЧЕВА
Выбор читателей
Комментарии