27 ноября 2019, 15:14

Юрий Лукин, Ленинградская область: Дожить до понедельника и починить цепь времен.

Автор: Юрий Лукин

На чтение: ≈ 16 мин.

Драматургия всегда была мощным средством воспитания подрастающих поколений. К сожалению, именно в конце 2019-го, объявленного в России Годом театра, приходится констатировать, что учителям, особенно провинциальным, сейчас приобщать своих учеников…

…к театру надежнее всего с позиции «сам себе режиссер, сам себе драматург». Пусть по-дилетантски, но зачастую так лучше, потому что предлагаемое профессионалами часто больше вредит, чем приносит пользу.

В связи с этим не могу не вспомнить разразившуюся на сайте «Учительской газеты» по окончании Года литературы достаточно бурную и, как я тогда думал, конструктивную полемику по поводу статьи С. Потаповой «Книжный балаган: кто оглупляет наших детей и почему?». Сейчас, спустя почти пять лет, конструктивной она мне не кажется. Книг для подростков хватает, но время только подтвердило, что безапелляционным и порой высокомерным тоном высказываний многих комментаторов был дезавуирован один из важнейших посылов статьи, не считаться с которым нельзя.

Учитель по любому поводу не может не выступать иначе, чем в качестве учителя. И автор статьи имела в виду отсутствие тех книг, на которые учителя могли бы опираться в своей работе. Такие книги, как «Дом, в котором…» М. Петросян и «Машка как символ веры» С. Варфоломеевой, – явление редкое, их никогда не бывает много, и мы, учителя, не против популярных развлекательных современных книг, которые с интересом читают подростки. Почему же у писателей наша печаль по поводу малого количества таких книг вызвала столь бурное негодование? Не потому ли, что и в их представлении школьный учитель – это, как правило, зануда и неудачник, затюканный бытовой неустроенностью и который только в школе может потешить свои комплексы, забивая бедным «онижедетям» голову устаревшими представлениями о жизни и убивая в них интерес к чтению изучением скучной классики? По крайней мере, именно такой образ учителя чаще всего мы и видим в большинстве современных книг на школьную тему.

Но, к чести писателей, надо заметить: в кинофильмах и пьесах на эту же тему все гораздо страшнее и безысходнее.

Положительных современных фильмов о школе нет вообще – по многим, в том числе и объективным причинам. Во-первых, сама действительность такова, что положительное изображение школьной жизни в нее как-то не очень вписывается. Во-вторых, «добрые истории о хороших людях» у нынешних творцов явно не в тренде. В-третьих, в соответствии с поговоркой «кто платит, тот и заказывает» выпячивается негатив, вытащенный из обывательских представлений и усиленный всеми приемами и средствами визуальной выразительности (вспомните лица учителей и подростков из сериала «Школа» Валерии Гай Германики, а ведь это всего лишь эффект съемки крупным планом снизу и чуть сбоку…).

Но хотя не те времена сейчас для фильмов, подобных «Доживем до понедельника», представления о школе не по шаблону голливудских фильмов 80-х о подростковых бандах, а о том месте, где проходят самые лучшие годы жизни любого человека, явно не хватает. Ситуация парадоксальная. Нынешние режиссеры творят либо на потребу самому невзыскательному, до клубнички или грязцы охочему зрителю, либо в расчете на какую-то узкую секту критиков, чье, по словам Ю.М. Полякова: «…эстетическое чувство давно носит платно-тусовочный характер», – а в конечном итоге продукты их творчества у нормальных зрителей ничего, кроме рвотного рефлекса, не вызывают.

Дело в том, что идеализирующий советскую школу фильм «Доживем до понедельника» был снят все-таки по законам искусства, тогда как большинство нынешних фильмов и спектаклей снимаются и ставятся в угоду нигилистическому отношению к российской действительности, доминирующему в среде успешной (и по привычке всем недовольной) интеллигенции – то есть главному тренду современной драматургии.

В советском фильме Р. Быкова «Чучело» никакой идеализации школьной жизни нет. Но в нем нет и болезненного смакования присущего этой жизни уродства. Ролан Быков, словно скальпелем нарыв, вскрывает случившееся как следствие той суммы отклонений от нравственных норм, без опоры на которые общество обречено деградировать. Ужас от неправильности случившегося у всех: героев, зрителей, читателей – и порождает тот катарсис, без которого искусство – а драматургия особенно – перестает быть искусством, превращаясь в чернуху или заказной коммерческий продукт. Каковым и являются многие из современных фильмов о школе и увенчанных премиями и наградами пьес, после которых в окошко выброситься хочется. И если с последним творцы подобного продукта по разным причинам, главная из которых – деньги, могут позволить себе не считаться, то мы, учителя, не имеем права забывать о повышенной склонности к суициду именно в подростковом возрасте.

Так кто же и во имя чего отупляет наших детей, дезавуируя «тихое доброе учительское слово» низкопробной коммерческой жвачкой, где образ учителя низведен если не до уровня морального урода, то до затюканного бытом неудачника обязательно? И не говорите мне про «артхаусное», «авторское» или «фестивальное» кино, равно как и про якобы «острые социальные пьесы». Кто-то же за них деньги платит и дает авторам пропуск в тусовку избранных, которых «неплохо кормят» и которым позволено в угоду своему «я так вижу» вытаскивать на поверхность самые маргинальные, но частные явления под видом безальтернативной нормы, свойственной всей российской действительности, противостоять которой якобы так же бесполезно, как Дон Кихоту воевать с ветряными мельницами.

В драматургии исходное событие – всегда в той или степени ситуация, когда «рвется цепь времен», порождающая конфликт между старым и новым, нормальным и аномальным, правильным и неправильным, добрым и злым. Даже трагическое разрешение этого конфликта по законам искусства должно привести зрителя к нравственному потрясению, к осознанию через боль и сострадание того, что «прогнило что-то в королевстве Датском», что такого быть не должно и так жить нельзя. И в основе исходного события, как правило, роковое стечение обстоятельств, которых по отдельности могло и не быть. В фильме по пьесе Л. Разумовской «Дорогая Елена Сергеевна», как и в самых острых социальных фильмах и постановках второй половины 20 века: «Чучело», «Меня зовут Арлекино», «Авария – дочь мента» – причиной случившейся трагедии является или нравственный вывих в сознании отдельных героев, или накопленные до критической массы проявления равнодушия и бездуховности в обществе. Но в реальной жизни со всеми ее проблемами бездуховность и нравственный вывих все-таки отнюдь не фатальное зло, как это показано в фильме А. Петрухина «Училка». Здесь мы видим штампы «на злобу дня», сотканные из обывательских страшилок про современную школу и скандальных репортажей наших сильно пожелтевших СМИ: «бесящихся с жиру» деточек-мажоров с модельной внешностью и забитую бытом и личной неустроенностью «училку», пытающуюся сеять «разумное, доброе, вечное» (во что она сама уже не верит) на почву, где ничего по определению взрасти не может. Жизненная безысходность и полное учительское бессилие и заставляет героиню, блестяще сыгранную Ириной Купченко, сорваться и пойти вразнос в навязанных ей «предполагаемых обстоятельствах», потому что иначе авторам фильма не было бы нужды городить всю историю. Нагнетание ужаса на экране, что якобы должно привести зрителя к катарсису, ничего общего с катарсисом не имеет: показанное в фильме отнюдь не следствие стечения роковых обстоятельств, которым в реальной жизни и в настоящем искусстве всегда есть альтернатива, потому что и в самой безнадежной ситуации герой может (и должен) сделать правильный нравственный выбор. Даже ценою гибели, если его смерть способна изменить мир к лучшему или хотя бы дает надежду на его изменение. Когда же показанное оставляет безысходное чувство «по-другому и быть не могло» – это не катарсис, а чернуха. И фильм стоит смотреть только из-за Ирины Купченко, которая умудряется достаточно убедительно играть учительницу и живого человека почти на протяжении всего фильма. В отличие от обобщенных шаржей на «оконтуренные» СМИ и сериалами определенные социальные типы всех прочих персонажей – настолько привычных и ожидаемых, что до конца фильм смотреть уже не обязательно. Так что и блистательная игра Ирины Купченко фильм в целом не спасает. В предполагаемых авторами обстоятельствах играть ей приходится все-таки училку, то есть профессионально выгоревшую учительницу. И зрителям снова навязывается тот аномальный негативный образ школы, которого не должно быть, с отдельными проявлениями которого борется педагогическое сообщество, но которое в обывательском сознании воспринимается уже как норма.

Отсюда и главный маркер отличия продукта от произведения искусства – нравственная позиция автора. Или безнравственная. Не перепутать одно с другим легко: достаточно посмотреть любой новомодный фильм или спектакль глазами ребенка из сказки про голого короля. Иногда одного названия достаточно: «Иди на … » (без шуток: это пьеса Д. Ширшова из лонг-листа конкурса «Авторская сцена»-2019), «С училища», «Сережа очень тупой», «Мама, мне оторвало руку», «28 дней», «Трусы» и т.п. Но, если такие пьесы ставят и такое кино снимают, значит кому-то это нужно. Кому-то, но не нормальному подрастающему зрителю. Извините, но смакование уродства – все-таки извращение, и король остается голым, как бы ни прикрывались своим «Я так вижу!» модные режиссеры и ни захлебывались восторженным «Это нечто!» прикормленные критики по поводу «новаций» современной драматургии: отсутствия любви к своим героям – всем без исключения; шокирующих названий; самых примитивных и грубых, бьющих «ниже пояса» приемов и средств выразительности; подмены психологически мотивированных и неоднозначных героев плоскими пародиями, когда любой персонаж в той или иной степени воспринимается или маргиналом, или социопатом; смакования откровений всех видов и сортов, похабной матерщины; глумления над всеми и по поводу всего…

Театр всегда играл важную роль в формировании нравственной позиции и просто повышения культурного уровня ребенка. И даже сейчас учитель найдет, в какой театр и на какой спектакль повести ему своих учеников. Классика никуда не денется (если ее не вляпают в свои эксперименты с поправкой на «18+» нынешние модные режиссеры-новаторы), да и несколько хороших из тысяч современных пьес выбрать все-таки можно – даже из разряда написанных не для, а про подростков, то есть о том, «как трудно быть молодым, когда весь мир идет на тебя войной, а школа – территория войны». Если, конечно, правильно расставить акценты и заранее предупредить детей, что они будут смотреть. А поскольку отрочество – действительно самая трагическая пора жизни человека, если ему не повезло зацепиться за «хороших и верных товарищей», увлечения, учебу, спорт, за первую любовь, всегда будут востребованы пьесы В. Розова, А. Володина, А. Арбузова и других, в которых есть за что «зацепиться». Такие пьесы востребованы и вызывают бурный интерес у школьников, даже будучи поставленными силами школьной самодеятельности. И смею вас уверить, что хороших пьес для школьного театра, которых, кроме нас и наших учеников, ставить некому, при всем обилии той модной чернухи, которая у всех на слуху, все-таки более чем достаточно. В крайнем случае, можно и свою пьесу написать – уверяю: хуже, чем (выберите и подставьте сюда название того опуса, который вам особенно не по душе) точно не получится, потому что хуже уже некуда.