Военное поколение хорошо помнит его необычного тембра и глубины голос, вещавший «от советского информбюро» о положении на фронтах и вселявший надежду и веру в победу советского народа. Не случайно скупой на похвалу генерал Черняховский заявил: «Юрий Левитан мог заменить целую дивизию». В мирное время его устами с народом «разговаривали» Сталин, Хрущев и другие первые лица государства. Ни одна трансляция о параде на Красной площади не обходилась без него. Левитана мы знали по его работе на радио, а каким он был в жизни? Сегодня лучше всего об этом знает известный диктор Лидия ЧЕРНЫХ, которая 46 лет проработала вместе с Юрием Борисовичем в одной дикторской бригаде.
Левитаном меня познакомила диктор Всесоюзного радио Мария Тиунова: в октябре 1944 года попросила ЮрБора (так Левитана называли «за глаза» коллеги) послушать меня – юную студентку, мечтающую о дикторской профессии. К тому времени Левитан уже был знаменитостью и в свои 30 лет являлся художественным руководителем группы дикторов. Я жутко волновалась. Юрий Борисович вручил мне газету «Правда» с подчеркнутыми красным карандашом местами из передовицы. Не успела я для себя расставить паузы и ударения, как он попросил начинать чтение. Я раз запнулась, два «споткнулась». Чувствую, что становлюсь пунцовая, и уже готова провалиться сквозь землю. Левитан меня остановил и после недолгих переговоров с другими слушавшими меня сотрудниками говорит: «Товарищ Черных, а вы не хотите остаться у нас работать?» От удивления я просто села на кем-то предусмотрительно подставленный стул. Так я стала диктором.
Левитан, Герциг, Дубравин, Тобиаш, Чижов, Степанов, Якимюк, Высоцкая, Толстова, Гольдина, Тиунова, Викторова, Фриденсон, Оленина, Отъясова, Дмитриева, Неллина, Макаренко – мы были первым поколением дикторов, которым, по сути, пришлось создавать не существовавшую дотоле профессию. В живых осталась только я одна…
– Говорят, молодой Левитан – коренной владимирец – сильно «окал». Как он от этого избавился?
– Педагогом по технике речи у нас была Елизавета Александровна Юзвицкая, которая занималась еще и с актерами Малого театра. Под ее началом Левитан много и упорно трудился. В отношении учебы он был человеком обязательным. Каждое утро начиналось с тренировки. Сначала распевки. Музыкальный слух у Левитана был, конечно, неидеальным, он немножко детонировал. Потом были скороговорки и сложные сочетания букв, о которых можно было сломать язык. Затем принимались за читку трудных стихотворных текстов. Без этого к микрофону подходить запрещалось.
Со временем речь Левитана настолько улучшилась, что даже самые дотошные специалисты не могли придраться. Интересно, что когда он навещал родных во Владимире и вроде бы мог расслабиться, на «оканье» все равно не позволял себе переходить. Владимирцы не обижались, а любили и гордились им.
– В 1934 году 20-летний Левитан впервые прочел доклад Сталина на XVII партсъезде. Ему не страшно было? Ведь тогда можно было за какой-нибудь словесный ляп серьезно пострадать.
– Тот доклад Левитан, можно сказать, прочитал случайно. Тогда в студии были дикторы-баритоны и тенора, но начальство решило испробовать голос, в котором бы звенел металл. Никто не предполагал, что это чтение будет иметь для Левитана такие серьезные последствия. Ведь до этого он, кажется, и в штате-то не состоял. Работал диспетчером на эфирном пульте. Иногда дикторы просили его: «Юр, проведи за меня концертик». И молодой внештатник с радостью бежал к микрофону.
А тот доклад Сталин выслушал от начала до конца. Юра читал хорошо, ни разу не ошибся и, главное, взял нужную тональность. Сталин лично позвонил в Радиокомитет, подробно расспросил о молодом дикторе и заявил, что отныне все его речи будет читать только Юрий Левитан. С тех пор так и пошло. В периоды, когда мы знали, что вот-вот должна появиться новая речь генсека, Юрий Борисович должен был круглосуточно отчитываться перед руководством, куда он идет и где будет находиться, чтобы его в любой момент могли разыскать.
– Неужели Левитан ни разу не ошибся, читая речи «отца народов»?
– Бог миловал. Юрий Борисович, кажется, даже ни разу не болел в эти ответственные периоды. Но он читал и много других текстов. Мы с ним часто дежурили вместе, и днем, и ночью, ведя самые разные передачи. Что-то приходилось повторять по нескольку раз. Например, на Сибирь и Дальний Восток, где с Москвой большая разница во времени. Тогда дикторы все читали только «живьем». Возможность пускать передачи в записи появилась только после войны, когда к нам завезли хорошую аппаратуру из Европы.
– А я слышал о двух смешных ошибках, которые приписывают Левитану: «непрочное зачатие Святой Девы Марии» и «прекрасный цветок монголии».
– Это правда, но Левитану тогда было 19 лет. Ну сколько можно их цитировать? Ошибались и другие дикторы, но все почему-то помнят только огрехи Левитана. Ошибались либо по незнанию, либо от излишней самоуверенности. «Арагонскую хоту» Михаила Глинки объявляли и как «Арагонская охота», и как «Арагонская хата». А что творилось с сельскохозяйственной тематикой? Каких там только новых названий ни появлялось. Например, слово «соломо-капнитель» прочли, как «Соломон-капнитель». И смех и грех.
Но ошибки проскакивали в эфир крайне редко. У нас была жесткая цензура. Работал отдел контроля, где специальные служащие сидели день и ночь в наушниках с дубликатами сценариев в руках, фиксируя каждую нашу помарку. На моей памяти уволили троих, в общем-то, неплохих дикторов «за небрежность». В их послужном списке накопилось много серьезных ошибок.
– Левитан вам не рассказывал, что он испытывал, когда читал в микрофон: «ВНИМАНИЕ! Говорит Москва! Граждане Советского Союза! Передаем заявление советского правительства. Сегодня в четыре часа утра без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…»?
– Испытывал он те же чувства, что и все остальные люди. Однако этот, теперь уже хрестоматийный текст, впервые прочел в эфире министр иностранных дел Вячеслав Молотов. А Левитан его потом уже повторял через какое-то время. Но в своих мемуарах и Жуков, и Рокоссовский, и другие маршалы почему-то написали, что о начале войны объявил Юрий Левитан. Я ему говорила: «Как же так, Юрий Борисович, вы же лучше других знаете, что не объявляли войну». А он мне: «Знаю. Но что же, мне теперь давать публичное опровержение?!» Так это первенство за Левитаном и осталось.
– А вы могли что-либо менять в сводках Совинформбюро?
– Ни единой буквы! Это был обязательный первый материал в выпуске новостей. Его читали по очереди дежурившие мужчины-дикторы. А вот военные приказы имел право читать только Левитан. Всякие случаи бывали. Например, когда освободили Орел и Белгород – города Первого салюта, мы не знали, как правильно сделать ударение в новых по тем временам словах «салютовать» и «салютуют». Левитану уже пора идти к микрофону, а мы все гадаем. Наконец, решили, что в первом случае ударение будет на четвертом слоге, а во втором – на третьем. Так эти варианты и вошли во все словари.
– Популярность Левитану мешала?
– Не особенно. Узнаваемым он стал, кажется, только с 50-х годов. Помню, однажды после ночного дежурства Юрий Борисович подвозил меня домой. У него тогда, кажется, «Победа» была. За разговором Юра стал есть яблоко. Вдруг слышим милицейский свисток. Левитан остановил машину и спокойно пошел разбираться. Он всегда был спокойным и невозмутимым. Милиционер посмотрел в документы и опешил: «А вы, случаем, не сын того Левитана, который по радио говорит?» – «Нет не сын. Я тот самый Левитан и есть». «Не может быть! Я того Левитана слушал, когда еще маленьким был» – «А я, молодой человек, начал читать, когда вас еще на свете не было». В общем, милиционер Юрию Борисовичу поверил, но все равно оштрафовал его на один рубль «за прием пищи во время вождения».
В другой раз мы поехали на стадион «Динамо» вести какой-то спортивный репортаж. Только припарковались – опять свисток. Идет к нам сердитый патрульный. Вдруг милиционер присмотрелся, и лицо его расплылось в улыбке: «Товарищ Ботвинник, вы машину поставили не на то место. Здесь не положено. Пожалуйста, переставьте». Ну, Ботвинник так Ботвинник. Левитан не стал разуверять стража порядка, что тот спутал его со знаменитым шахматным гроссмейстером.
– Отец Юрия Борисовича был портным, а сам диктор с иголкой дружил?
– Нет, что вы. А я почему-то думала, что его отец был часовых дел мастером. Впрочем, я никогда не слышала, чтобы Левитан рассказывал о своем детстве. Его личная жизнь сложилась не очень удачно. После войны жена ушла от него к какому-то генералу, и уехала с новым мужем в Группу советских войск в Германию. Левитан остался холостым, но с маленькой дочерью Наташей и тещей. Они жили в двухкомнатной квартире по улице Горького – наискосок от Моссовета. Когда Наташа выросла и вышла замуж, она родила ему внука Боречку, которого Юрий Борисович просто обожал. Их большой семье было тесно, и вскоре им дали четырехкомнатную квартиру недалеко от метро «Маяковская». Потом Левитан переехал в двухкомнатную квартиру, но продолжал ходить к Наташе обедать. А если не успевал, то ел в нашей столовой. Сам себе он никогда не готовил и в отношении еды был непривередливым.
Вообще Левитан был радушным человеком, со всеми знакомыми здоровался первым, сразу протягивая руку. На свои торжества всегда приглашал много народу. Отмечали то орден, то медаль, то звание заслуженного артиста, то народного, то юбилей… Юрий Борисович любил устраивать многолюдные застолья. Это не было тщеславием, просто ему хотелось, чтобы в его радостный день вокруг было шумно и весело. Кстати, среди приглашенных обязательно были и охранники с вахты нашего Радиокомитета. Они потом очень гордились тем, что их угощал сам Левитан.
У микрофона Юрий ЛЕВИТАН и Лидия ЧЕРНЫХ. Фото из личного архива Лидии ЧЕРНЫХ
Комментарии