Юрий ГАЛЬЦЕВ: Смешить – это самое сложное в жизни

Нынешним летом на острове Кижи я провел одну из самых знаковых экскурсий в своей жизни. За час до прибытия катера менеджеры музея сообщили, что я буду экскурсоводом у особых гостей – Юрия Гальцева и его команды. Конечно, я не мог упустить такой шанс – взять интервью у заслуженного артиста России, художественного руководителя Петербургского театра эстрады имени Аркадия Райкина. Да, о нем столько написано, личность мегапопулярная, но у каждого журналиста свой подход к теме, к людям, о которых они хотят рассказать читателям. После экскурсии, пока шли от древней церкви Воскрешения Лазаря к причалу, мы говорили с Юрием Николаевичем о жизни, театре, человеческих ценностях.

– Юрий Николаевич, все мы родом из детства. Насколько это выражение близко вам и как оно нашло отражение в вашей жизни?

– Ваше повествование на экскурсии о былинных сказителях Заонежья навеяло далекие воспоминания. Я в детстве хотел заняться фольклором. Ходил даже по деревням, записывал на магнитофон старинные песни. Хотел сделать свой диск. Надо мной все смеялись, только отец меня поддерживал.

Во время пандемии я сел писать стихотворение. И вдруг понял, что оно из детства:

Голуби мои из детства в небо поднялись,

Вспоминаю вас и место, где мы родились.

Голубей с руки кормил я, хлеб я им крошил,

Чтобы они помогли бы стать скорей большим.

 На следующий день написал второе стихотворение, потом третье. В общей сложности получилось полсотни детских стихов. Когда пришел потом в театр, прочитал их своим артистам. Моя административная группа дружно сказала: «Николаич, можно выпускать книгу». Поначалу скептически отнесся к этой идее, а потом подумал: «Почему нет?»

Сейчас эта книга, «Папин борщ», пользуется большой популярностью. Она пока первая, больше половины стихов туда не вошло. Думаю, что будет продолжение.

Вы знаете, настолько меня это увлекло, тогда же написал несколько песен для спектаклей. Первый – «Дураки-дороги» по Владимиру Сорокину. Второй – «Ревизор» по пьесе Николая Васильевича Гоголя. Я там песни свои пою. Третий спектакль – «Вселенная Островского», где я тоже исполняю пять или шесть своих песен. Играю самого Островского.

Мне клеят бороду, на лысину небольшие волосинки. Говорят, что я просто вылитый Александр Николаевич Островский, который, кстати, родился тоже 12 апреля. В этом году исполнилось 200 лет со дня его рождения. Я тоже родился 12 апреля, только 1961 года. Меня потому Юра и назвали.

Мы взяли несколько пьес великого драматурга и вытянули из них известные всем отрывки. Действие начинается в конце XVIII века и заканчивается сегодняшним днем. Мы хотим показать зрителям, что времена меняются, а люди, их заботы и, главное, язык остаются такими же.

– Чувствуете ли вы взаимосвязь с вашим знаменитым соименником?

– Юрий Алексеевич Гагарин, если не ошибаюсь, летал 1 час 47 минут. Я родился уже после того, как он прилетел. Вся страна гудела, медсестра пришла в палату и говорит: «Женщины, молодые мамы, сегодня исторический день, сегодня совершил полет космический корабль «Восток». И если у кого мальчики, вы можете назвать их Юрами».

Мама мной ходила практически 10 месяцев, словно ждала этого момента. Это правда, 10 месяцев. Говорят, такой случай один на 500 тысяч.

Отец меня хотел назвать Рома, если родится мальчик. Тогда же не могли определить, кто родится.

Юрий Алексеевич сопровождал меня повсюду: его портреты были и в детском саду, и в школе, и над моей кроватью. Когда он разбился, царство ему небесное, папа плакал с мамой на кухне. Потому что такое ощущение, что погиб наш родственник. Я отлично помню, как папа плакал, он редко это делал. Плакали оба. Такая была любовь к Юрию Гагарину.

– Ваши воспоминания больше связаны с отцом?

– Да, вы верно заметили. Я старался быть на него похожим. Он играл на многих музыкальных инструментах, хотя был заслуженным строителем Советского Союза. К 100-летию Владимира Ильича Ленина в 1970 году папа со своими товарищами построил 100 крупнопанельных домов.

Мои детство и юность были особенными. Это я на полном серьезе говорю, потому что отец сам делал лодки, мы ходили по Тоболу, на Иртыш. Отец вязал сети, ловили рыбу. Он делал какие-то крючки, лески. Мы поехали в Хосту, никогда не забуду, в Сочи, и он там в лесу нашел зеленый бамбук, чтобы сделать удочки.

Детство у меня было золотое. Дома не сидел. Отец все время строил какие-то дачи, гаражи, колодцы. Деревья перекапывали, делали парники. Я весь был в работе, помогая отцу. Был счастлив оттого, что он меня все время хвалил. В школе, конечно, хулиганистый был.

– Если бы вам предложили начать все сначала, повторили бы свой путь?

– Не задумываясь. В 1983 году я поступил в ГИТИС. Конкурс – 250 человек на место. Друг не прошел, и мы поехали в Северную столицу, подали документы в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии. Там конкурс еще больше – 280 человек на место. И снова мне улыбнулась удача. Остался в Ленинграде и ни разу об этом не пожалел.

У нас был актерско-режиссерский курс. Мы выпускали спектакли, и нас всем курсом оставили тогда в Театре «Буфф» на улице Народной, дом 1. Это был известнейший театр под руководством нашего мастера, чьим именем назван сейчас Театр «Буфф». Исаак Романович Штокбандт – мой учитель, мой папа, который в жизни для меня очень много сделал.

Мы с Исааком Романовичем объездили Францию и Швейцарию. Я только что окончил институт. Первое знакомство с заграничной жизнью, фестивали, встречи. Замечательная пора!

– Какие спектакли больше всего вспоминаете из «буффовского» прошлого?

– «Черный кот», «Здравствуйте, товарищи, или Ваш выход, актер!», «Бал воров» по Жану Аную. В наш Театр «Буфф» было просто не попасть. Наряду с Малым театром Льва Додина и «Лицедеями» Льва Полунина мы первыми стали выезжать за границу.

– И как вам Швейцария?

– Вспоминаю первое выступление в Базеле. Аншлаг, билеты раскуплены за месяц до нашего приезда. Конферанса не было, а номера практически без слов. Вот и выкручивались, чтобы донести до иностранных зрителей суть выступления. Я там играл цыганку Азу и исполнял какие-то отрывки.

Помню, выходит Гена Ветров и говорит: «Леди энд джентльмен!» И вдруг весь зал: «Не надо по-английски, говорите по-русски!» Включили свет, и мы увидели, что сидят наши эмигранты, которые уехали из нашей страны еще после революции, первая волна эмиграции. И вторая, которая родилась уже там. Старички по 70-80 лет. Для нас это был такой бальзам! Мы говорили на их родном языке. И они сделали альбом. Никогда не забуду. В нем было распланировано посещение всех этих эмигрантов. Условно: сегодня мы, три человека, идем к некоей Наталье Петровне. Она из бывших дворян, князей. Потом мы идем к другой княгине, на следующий день – к третьей. За полтора-два месяца выступлений и хождений после спектакля на такие ужины у нас каждый поправился, наверное, килограммов на 10. Уже и в костюмы свои не влезали. Незабываемое было время…

– У вас по жизни театр шел всегда параллельно с участием в юмористических передачах на телевидении и съемками в кино. Учитывая специфику жанров, как вам удается сочетать в себе несочетаемое, переходить от комических к серьезным ролям? Ведь зритель, наверное, все же больше воспринимает вас как артиста, который вышел на сцену смешить…

– Вообще смешить – это, мне кажется, самое сложное в жизни. Проще выдавить слезу. Так все говорят. Наш мастер Исаак Романович Штокбандт учил нас, чтобы мы были синтетическими актерами. Что это значит? Я являюсь актером театра и кино со специализацией музыкально-речевой эстрады. Я пять лет учился на актерско-режиссерском курсе. Жанр эстрады мы тоже проходили. Это очень сложное направление в искусстве.

Конечно же, были и драматические роли. В Театре «Буфф» мы играли не только Зощенко и Левченко, но и Жана Ануя, серьезные пьесы, конечно, были и концертные номера, которые пользовались очень большой популярностью.

Когда мы закончили выступать в «Буффе», Гена Ветров сказал: «Юр, а ты пойдешь со мной на телевидение? Я хочу сделать комедийную программу из смешных историй, рассказов, анекдотичных ситуаций». И я пошел. Это было до выхода «Городка» Стоянова и Олейникова. Программа у телезрителей в Петербурге и Ленинградской области вызвала огромный интерес. Эти передачи сохранились у Геннадия.

А потом, по прошествии многих лет, на Первом канале под руководством Константина Эрнста и Сергея Кальварского мы делали программу «Веселые картинки». К сожалению, эта программа выходила по воскресеньям в шесть тридцать или в семь утра. Поэтому 99 процентов телезрителей ее не видели.

Мы с Ветровым тогда придумали и написали около 150 персонажей. Кого мы только не играли: и стариков, и милиционеров, и женщин, и бабок… Программа пользовалась большим успехом.

– Юрий Николаевич, по сути, в любой профессии есть период выгорания. Как вам удается на протяжении всей творческой деятельности избежать этого?

– Я все время нахожусь в поиске нового, необычного.

В 1993 году захотел чего-то другого. Не потому, что мне что-то надоело или устал от гастролей. Нет, свой курс я очень любил. Увидел выступления Театра «Фарсы» под руководством Виктора Крамера. Он сейчас является известным режиссером не только в Петербурге, но и в России. Делает спектакли во МХАТе с Костей Хабенским.

Я с удовольствием перешел к ним. Мы сделали спектакль «Шесть персонажей в ожидании ветра», я был шестым актером. Это были драматические актеры, которые играли спектакль без слов. У нас была последняя сцена: мы запускаем воздушного змея и останавливаемся в стоп-кадре. Отлично помню, как половина зала плакала, потому что это было какое-то воспоминание детства, ушедшей юности. Такого никто тогда в театрах не делал.

После того как я три года отработал в «Фарсах», я остался как бы немножко не у дел. Меня постоянно метало, все время думал, придумывал. Два месяца уже не работаю, сижу дома, и вдруг звонок. Театр «Лицедеи» под руководством Славы Полунина приглашает на постановку спектакля «Доктор Пирогов».

И вы можете себе представить: актеру драматического плана предлагают клоунский жанр! Я там играл морячка, доктора Пирогова – Леня Лейкин. И с этим спектаклем мы объездили полмира. Это вообще другой жанр, но было очень интересно. Это был юмор высшего разряда, что-то невероятное. По большому счету все ходили смотреть на мое выступление, думая, ну как это так, был драматическим, эстрадным актером и вдруг надел клоунскую маску. В прямом смысле маски не было, только нос подкрашивали. Мы завоевывали главные призы везде на Западе, во Франции, Германии.

После «Фарсов» я сделал театр «УТЮГ» – Универсальный театр Юрия Гальцева, где тоже были все жанры: песни, пляски, этюды и юморески. Туда было вообще не попасть, и по сей день народ вспоминает наш театр. На протяжении этого времени я еще снимался в фильмах у Масленникова, Татарского, других режиссеров. Совершенно другие роли были по сравнению с тем, что я делал на сцене.

И потом так получилось, что мне предложили Театр эстрады, который был тогда под Ленконцертом. С моим приходом мы назвали его именем Аркадия Райкина, потому что он там выступал, и сделали его государственным. Два года шел ремонт. В 2010 году я набрал курс, в 2014-м – выпустил. Все мои ученики остались работать в этом театре, играют по сей день. У нас около 14 наименований спектаклей. В нашем театре всегда аншлаг. Приезжайте, увидите все своими глазами.

Там все. Я даже разрешил своим актерам, студентам ставить спектакли. Мой ученик Илья Архипов стал режиссером Театра эстрады. Он сделал уже пять или шесть спектаклей. Такое вот молодое поколение. Горжусь им! Развиваемся, идем вперед.

Наиль ШАБИЕВ, фото автора