Юрий БЫКОВ: Мне интересен зритель, который задает себе сложные вопросы

27 августа страна отмечает День российского кино. Наш сегодняшний герой по праву добился известности и успеха в этом жанре. Скромный, противоречивый и взрывной, думающий, ищущий и характерный, приехавший покорять Москву 20 лет назад, Юрий Быков до сих пор не чувствует себя москвичом. Его путь к славе не был скорым. Но его известные работы «Дурак», «Жить», «Майор» имеют четкий уникальный почерк режиссера. Он любит авторское, интеллектуальное кино и не хочет опускать планку и следовать сложным законам кинобизнеса. Быков – режиссер, который имеет свою гражданскую позицию и наблюдает за социальными процессами. Мы обсудили мировые кинотенденции и новости 74‑го Каннского кинофестиваля, поговорили о месте женщины и мужчины в кино, репутации и славе, а также о том, какое кино востребовано сегодня и что такое быть патриотом.

– Юрий, как режиссер вы находитесь несколько в стороне от кинотусовки, держитесь особняком. Это связано с личностными особенностями, вам так комфортно? Или киносреда сложно устроена? С лицемерием часто встречаетесь?

– Это действительно так. В кино­среде у меня не сложилось тесных личных связей, именно человеческих. Наверное, это не очень хорошо. Контакты нужны и в профессиональном плане, и в личном. Когда вместе дни рождения, отпуска и т. д. В какой-то степени мне так комфортно, но одиночества я боюсь и не хочу.

А лицемерие – это «клей». Мы в любом случае искренне относимся только к своим близким. Человек – существо, от природы неотделимое, поэтому мы все время находимся в напряжении и некоей конфронтации с внешним миром. Норма приличия в киносреде – быть друг другу приятными людьми. Это очень маленький мир, в котором принято быть друзьями. Я не слышал, чтобы кто-то кого-то жестко критиковал. И я никогда никого не обвинял и не ругался в адрес коллег. Наоборот, я мог публично критиковать себя. Раньше всегда признавался в том, что я сделал что-то плохо.

– Так в этом сила. Разве нет?

– Нет! Есть законы жанра: продать нужно все, и ты не имеешь права не продать даже то, что получилось плохо. Для продюсеров это нонсенс. Я себя слишком эмоционально и истерично вел. Например, всем известный скандал по сериалу «Спящие», где продюсером был Федор Бондарчук, потом был уход с фильма продюсера Тимура Бекмамбетова «Время первых». То есть большие люди из мира кино, соприкоснувшись со мной, немножечко вздрогнули. Я думаю, что эти последовательные события наложили отпечаток на отношение ко мне в киносреде. Таким образом, репутация сложилась у меня не самая простая.

– Кино сегодня не просто творчество, но и бизнес. Или бизнеса больше, чем творчества? Главный на съемочной площадке – продюсер или режиссер?

– Даже в СССР кино было бизнесом, но контролировалось государством. Во всем мире кино – это бизнес. И основная задача – вернуть деньги.

На площадке главным является тот, кто определяет формат фильма. Если кино коммерческое, во главе стоит продюсер, и он нанимает режиссера для контроля за творческим процессом. Это как в футболе: главный не капитан на поле, а тренер на трибуне. В авторском кино ровно наоборот. В нем и смысла нет, если режиссер ничего не решает. Но это кино другое, оно фестивальное, это продажи на платформы и в принципе другая система реализации, поэтому авторское – это авторское, а коммерческое – это коммерческое.

– Юрий, вы режиссер культовых фильмов («Дурак», «Майор», «Жить»), которые в свое время стали открытием вас как режиссера и вашей визитной карточкой…

– Нет! Не согласен с вами. Культовых фильмов единицы. Среди российских – «Брат» Балабанова. Культ – это культ. Как религия, как поклонение. Культ – это количество поклонников.

– Вы скромничаете. «Дурак» культовый. А слава и популярность вскружили вам голову?

– На самом деле ко мне прилетело все небыстро. Была короткометражка «Начальник», которая получила приз «Кинотавра». Короткий метр – это была путевка в жизнь. Потом я снял достаточно бюджетное кино «Жить», и оно прошло достаточно незаметно. Дальше меня приглашают снимать сериал «Инкассаторы», который сегодня я без слез смотреть не могу. (Улыбается.) И потом я уже написал сценарий «Майора», очень долго его запускал и значительную часть снял за свои деньги. «Майор» вернул доверие ко мне со стороны авторитетов в кино. Дальше снял «Дурака». Но прокатчиков фильм не интересовал. А на премьере сидели мы, кто его делал, и наши бабушки и дедушки.

И уже через несколько лет я снял «Метод». А популярность пришла после пары интервью в период между «Дураком» и «Методом». До этого я не интересовал зрителя, меня никто не знал. И мои картины выходили в трубу! Поэтому слава ко мне прибежала очень специфическим образом. Я думаю, причина в том, что у меня никогда не было импресарио. Например, как у Андрея Звягинцева продюсер Александр Роднянский. Я очень объективно и реалистично отношусь к себе как к режиссеру и к славе.

– Сейчас фильмы тех лет могли бы стать востребованными?

– Сейчас – нет. Любая критическая повестка, которая зовет на баррикады, зарыта. Люди превратились в конформистов, центристов. На социальное кино больше нечем отвечать, нечем рефлексировать. Если ты рефлексируешь по поводу социальной повестки, ты должен действовать. Сегодня это делать невозможно. Сейчас единственная повестка – это отношения. Когда заканчивается борьба с системой, начинаются отношения.

– Сегодня востребовано кино развлекательное, легкое?

– Не легкое, но не радикальное. Например, «Чики» – кино тонкое, не радикальное. Из кино ушли маскулинность, кодексы, спазмовые вещи. Когда люди вставали в позу и им нужна была конкретика. В принципе и в нулевых этого тоже не было. Жесткость ушла из повестки. И в принципе у нас женский мир! (Улыбается.) В мужчине нет никакой необходимости.

– Неправда! Женщин-режиссеров в кино намного меньше! Почему?

– Действующих меньше, хотя они вызывают больший интерес, чем режиссеры-мужчины. Но тенденция движется в сторону творческого матриархата. Это простая причинно-следственная связь. Мужчины нужны были, чтобы защищать, охранять, оберегать, выживать. В нашем технологическом мире мужская сила уже не нужна.

– Как режиссер вы смогли бы работать на одной съемочной площадке с женщиной-режиссером?

– Нет! И с режиссером-мужчиной в том числе. Потому что может быть только один человек, который руководит процессом. Это еще и про сакральность замысла. А он должен быть в голове у одного.

– Это правда, что женщина-актриса зарабатывает меньше, чем мужчина-актер? И почему так? Если есть тенденция к матриархату…

– Дело не в притеснении женских прав. Драматургия имеет гендерные особенности и сосредотачивает фокус внимания на герое, а он чаще всего мужчина и руководит драматургией. Поэтому мужчины более востребованы. Героиню под героя подобрать легче, чем героя под героиню.

– Мы заговорили о деньгах и заработках в кино. Авторское кино – оно же не про деньги?

– Про деньги. Но меньшие, чем коммерческое кино. Хотя мне никто никогда не рассказывал, что режиссура вообще про деньги. Если бы я хотел заработать деньги, я бы пошел работать финансистом. Кстати, мне еще не поздно пойти в экономисты! (Смеется.) В принципе идти в режиссеры и актеры – глупый путь их заработать. В нашей профессии все очень нестабильно. Звездой становится один на миллион. Киноиндустрия – это очень нестабильная сфера: сегодня ты востребован, а завтра про тебя никто не знает. И к этому молодое поколение, которое грезит золотыми горами при поступлении в вузы, должно быть готово.

– А уйти из авторского кино в коммерческое вы не хотели?

– Нет. И я пробовал это делать, не очень удачно вышло. Это был фильм «Время первых». Ориентиром в кино для меня является кино 70-х, например «Крестный отец». Я люблю осмысленные жанровые фильмы. А в кино это не востребовано. Чтобы делать коммерческое кино, нужно снимать для универсального зрителя «5+» и «60-», я не понимаю, что это за аудитория! Таким кинематографом мне заниматься неинтересно. Я не хочу снимать то, что является фастфудом. Хотя иногда, раз в неделю, можно позволить себе фастфуд. (Улыбается.)

Я понимаю свой формат и после «Времени первых» понял, что хочу остаться в нем. Делать критическое, осмысленное кино, которое может быть триллером, драмой, но выходить за эти рамки. Мне интересен зритель сфокусированный, который задает себе сложные вопросы. А веселить мне не хочется!

– Судя по вашему творчеству и взглядам, страну вы любите. Считаете ли себя патриотом и что такое патриотизм?

– Я не являюсь патриотом в его классическом понимании, я не «за флаг». Я за эмоциональное, языковое, культурное пространство, в котором я родился. К которому у меня огромное количество претензий, но в то же время я это пространство принимаю и люблю. Мало того, претензии все-таки видоизменяются в любовь, и то, что раньше мне казалось несовершенным, сейчас кажется красотой. Наверное, так возникает консерватизм, чего я бы не хотел! (Улыбается.) Раньше меня бесили разрушенные деревни и выжженные поселки, а сейчас я их люблю. Я в этом вырос, я сделан из этого. Если сейчас все разрушенное восстановить, мне от этого станет даже некомфортно. Поэтому человек принадлежит тому времени, в котором он родился и вырос. Другое дело, что не надо оставлять все в разрухе. «Люблю отчизну я, но странною любовью» – такая у меня патриотичность.

– В Москву вы приехали 20 лет назад из маленького городка Новомичуринска. Сегодня Москва для вас родной город?

– Нет. Наверное, из-за того что меня не приняли здесь таким, какой я есть, противоречивым. Поскольку я всегда снимаю квартиру, у меня нет ощущения дома. Когда-то ощущение дома давал мне Новомичуринск, где я проводил много времени. И в пандемии в том числе. Но и там я тоже не чувствую себя дома. Москву я ощущаю перевалочным пунктом, как будто я только вчера приехал с Казанского вокзала и нахожусь на гастролях.

– Недавно состоялся 74-й Каннский кинофестиваль. От России награды получили два фильма – «Петровы в гриппе» и «Разжимая кулаки». Главная награда – Золотая пальмовая ветвь – ушла французам за кино «Титан». Кино может быть вне политики? Или в нынешних реалиях это невозможно?

– Не может! Роль политики подавляющая. Как и человек не может быть вне политики. Человек аполитичный, с моей точки зрения, – трус.

Каннский фестиваль – это большая кинокорпорация. И сегодня все чаще и чаще мы наблюдаем тенденцию, когда большая корпорация угождает повестке, запросу и процессам в мире, обществе. Это касается многих кинофестивалей, когда оценивается фильм, попадающий в тему и время, при этом фильм более гениальный может быть не оценен. И вроде бы это неплохо, но мне это зачем, если это построено на лжи? Мне не нравится участие политических процессов в кино и в искусстве сегодня. И эта тенденция замечена многими коллегами.

– Пандемия внесла свои коррективы в кинопроизводство. Стали популярны сериалы и онлайн-платформы. Как вы относитесь к сериалам? Вытеснят ли они полный метр? И нет ли мысли уйти из полного метра?

– Сериал для меня – это компромисс. Я это говорю и себе, и продюсерам. Я готов это снимать, в случае если есть на это время и финансовая стабильность. И сериал я рассматриваю только в объеме 6-8 серий – это максимально, на мой взгляд. Потому что кино должно предполагать разовый просмотр, не сезонный! Вспомните знаменитый сериал «Lost», на третьем сезоне теряется нить: кто, где, зачем. Лучше раз в неделю посмотреть осмысленный сериал, как, например, «Земляничная поляна», чем 16 сериалов за полгода.

Сериалы уже вытеснили полный метр. Взрослому человеку сериал смотреть удобнее. Сериал на какой-то период жизни становится частью тебя. Полнометражное кино – это событие, это поход в кино. Хотя кино сегодня – это часть фуд-корта.

– Знаю, ваше хобби – это кулинария. Рецепт от Юрия Быкова?

– Готовка в прошлом! А любимое блюдо – оливье. Могу есть в огромном количестве в любое время года. (Смеется.) А учитывая, что в последнее время я веду здоровый образ жизни, мой рацион очень простой. И в принципе самая вкусная еда – простая, отварная гречка например. А из напитков полюбил травяные чаи. Как-то так.