На чтение: ≈ 14 мин.Мало кто знает, что однажды в нашей истории всерьез обсуждался вопрос о переходе на латинское письмо.
Было это в конце 1929 года. Тогда существовал специальный государственный орган, ведавший наукою: Главнаука при Народном комиссариате просвещения. Было отдано распоряжение: создать при Главнауке подкомиссию по латинизации русского языка. В ноябре 1929 года она начала работу.
Во главе подкомиссии стоял профессор Николай Феофанович Яковлев. Ему тогда было 37 лет, но в его жизни произошло уже много событий. Дворянин, выпускник Московского университета, основатель Московского лингвистического кружка, в котором начинали путь в науке Роман Якобсон и Григорий Винокур, он в 1917 году ушел в революцию. Он сражался в Москве с юнкерами, вступил в партию большевиков, закрывал от имени Московского военно-революционного комитета “профессорскую” газету “Русские ведомости”. А потом захотелось вернуться в науку, что можно было осуществить, лишь сдав партбилет: иначе не отпускали. Но став беспартийным, Яковлев долго оставался “красным профессором”. В 20-е годы он выступал в трех ролях: один из создателей структурной фонологии (Якобсон потом говорил, что Яковлев выдвинул эти идеи раньше, чем они с Николаем Трубецким), видный исследователь чеченского, ингушского, кабардинского и других языков Кавказа и лидер языкового строительства в СССР.
Алфавит социализма
Тогда считали, что самый малый народ должен развивать свою и осваивать мировую культуру на собственном языке. Была поставлена задача перевода деловой документации, судопроизводства и т.д. с русского языка на языки национальных меньшинств. Но очень многие языки не были для всего этого приспособлены: одни вообще не имели письменности, другие использовали системы письма, считавшиеся “реакционными” – арабское или старомонгольское. Развернулась работа, получившая название языкового строительства. Общая задача – заставить чукчу или табасаранца читать Маркса и Пушкина на родном языке – была утопичной. Однако ее научное обеспечение оказалось хорошим: к языковому строительству были привлечены многие крупные ученые, получившие интересный госзаказ. Самой передовой тогда областью лингвистики была фонология – наука о смыслоразличительной роли звуков языка (фонем). А любые создатели алфавитов были, по выражению Яковлева, “стихийными фонологами”. Стояла задача: сделать конструирование алфавитов научным. В 1928 году Яковлев предложил для этого “математическую формулу построения алфавита”.
Все новые алфавиты делались на латинской основе. Арабские алфавиты, поначалу применявшиеся, в 1923 году, были запрещены, а кириллица ассоциировалась с “эпохой – недоброй памяти – русского колонизаторства”, как писал другой выдающийся лингвист тех лет Е.Д.Поливанов. Тогда еще ждали мировой революции, а всемирным алфавитом мог считаться лишь латинский. Влиял и опыт Турции, где как раз в 20-е годы перешли с арабского на латинское письмо. Яковлев и его коллеги в 20-е и в начале 30-х годов сконструировали около семидесяти новых алфавитов, шло их внедрение.
Однако среди языков, переведенных на новые алфавиты, не было русского, украинского и белорусского. Обосновывая необходимость заполнить этот пробел, Яковлев писал: “Территория русского алфавита представляет собою в настоящее время род клина, вбитого между странами, где принят латинский алфавит Октябрьской революции, и странами Западной Европы, где мы имеем национально-буржуазные алфавиты на той же основе. Таким образом, на этапе строительства социализма существующий в СССР русский алфавит представляет собой безусловный анахронизм – род графического барьера, разобщающий наиболее численную группу народов Союза как от революционного Востока, так и от трудовых масс и пролетариата Запада… Никакая реформа орфографии уже не спасает…должен быть создан новый алфавит – алфавит социализма”. К идеологическим аргументам Яковлев добавлял и иные, выясняя, какое пространство на бумаге экономит латинский шрифт сравнительно с кириллицей и насколько лучше его можно прочесть.
Подкомиссия завершила работу в январе 1930 года. Итоговый документ подписали все ее члены, кроме А.М.Пешковского, видимо, не посчитавшего латинизацию русского языка правильной мерой. В документе предложены три альтернативных варианта русской латиницы, отличавшиеся, впрочем, друг от друга лишь в нескольких буквах. Они были опубликованы в печатном органе языкового строительства “Культура и письменность Востока” (выпуск 6).
Следуя формуле
Различия вариантов были связаны с практическими причинами. Один вариант его авторы считали самым научным, но в нем было несколько знаков, отсутствующих в обычных наборных кассах, другой вариант был приближен к наборным кассам для западных языков (его мы используем в примерах), третий ориентировался на применявшуюся тогда латиницу для тюркских народов СССР.
Проекты основывались, в частности, на “математической формуле” Яковлева, цель которой заключалась в минимизации количества букв. Их авторы отказались от распространенных в западных языках способов обозначения одного звука несколькими буквами вроде передачи ш как sh в английском или ch во французском. Звуки, не имеющие канонического латинского способа передачи, изображались либо “лишними” буквами (ы как у, ч как с), либо буквами с дополнительными диакритиками: щ и ц соответственно как s и c, эти буквы взяли из недавно введенного турецкого алфавита. Сохранялся принцип русской кириллицы, по которому мягкость согласных изображается с помощью особых букв (я, ю, е) для гласных и дополнительной буквы ь. В более “научном” варианте в каждом случае применялись особые буквы, а в упрощенном варианте я, ю, е соответствовали д, ь, ц, для ь и й же использовалась одна и та же буква j. Как заметил еще в XVII веке славянский ученый Юрий Крижанич, наличие двух последних букв в кириллице избыточно, поскольку они всегда встречаются в разных позициях: ь после согласных, ь после гласных. Эту избыточность можно было устранить. А там, где я, ю, е (а также е) передают два звука (в начале слова или после гласных), их предлагалось писать двумя буквами: ель – jelj.
Почему проект потерпел неудачу?
С какими-то решениями подкомиссии можно спорить, но хорошее качество проекта несомненно. Система письма научно обоснованна, не слишком сложна и рассчитана на звуковые представления носителей русского языка (в отличие от большинства транскрипций кириллицы латинскими буквами, ориентированных на иностранцев). Однако проект потерпел неудачу, безусловно, не из-за своего научного уровня.
В том же январе 1930 года в ленинградской “Красной газете” появилась одобрительная статья А.В.Луначарского о проекте. Ее автор вспоминал: Владимир Ильич когда-то говорил ему о том, что надо будет перейти на латиницу “в более спокойное время, когда мы окрепнем”.
Скорее было как раз наоборот, смена алфавита была бы возможна сразу после революции, когда стремились сразу отказаться от всего “старого мира”. Недаром в Турции сменили алфавит в годы кемалевской революции, а в Азербайджане за год правления Эльчибея успели вернуться к латинице. А вот в Китае попытка перейти от иероглифов к латинскому письму через десять лет после революции уже не удалась. То же было и у нас в 1929-1930-е годы. Против смены алфавита работало сразу несколько факторов: богатейшая письменная традиция (менять алфавит для младописьменного языка куда легче!), психология миллионов грамотных носителей языка, которым пришлось бы переучиваться, дороговизна проекта и, главное, изменение государственной политики. Сталин тогда уже отказался от идеи мировой революции.
Проект был обречен.
В “Культуре и письменности Востока” шли долгие обсуждения проектов алфавитов для тех или иных языков. Но о проекте русской латиницы ни слова, как будто его не было. Видимо, была команда сверху. Правда, по воспоминаниям известного лингвиста П.С.Кузнецова, он уже в 1931-1832 годах участвовал в разработке менее радикального проекта реформы русской орфографии, где к кириллическим буквам добавлялась лишнь буква j. По его свидетельству, “проект предполагался лишь как временная мера, но имеющая в виду дальний прицел – переход в дальнейшем на письмо на латинской основе”. Но и этот проект не вошел в силу.
Судьба “алфавитов Октябрьской революции” была печальной. При новом повороте государственной политики все языки народов СССР, кроме нескольких, давно имевших письменность, перевели в 1837-1941 годах на кириллицу. Из семи десятков новых алфавитов не уцелел ни один! Правда, сейчас для ряда языков латиница возвращается, но этот возврат обычно делается без учета письменностей, существовавших в 20-30-е годы для тюркских языков, сейчас ориентируются на турецкую орфографию.
Невесело кончил жизнь и “отец” алфавитов Н.Ф.Яковлев, хотя он избежал ареста. В 30-40-е годы он продолжал работать, написал ряд фундаментальных грамматик кавказских языков, но в обстановке господства ненаучного “нового учения о языке” Марра начал ломаться. Отстаивая конструирование алфавитов от некомпетентного вмешательства марристов, он в ряде вопросов поддался марризму. А когда в 1950 году против Марра выступил Сталин, Яковлев попытался хотя бы по некоторым пунктам спорить с вождем. В результате год спустя он как “неразоружившийся маррист” был изгнан с работы и вскоре тяжело заболел. Он прожил еще долго, но так и не смог вернуться в науку. Когда с конца 50-х в Москву стал приезжать из США Роман Якобсон, он хотел встретиться с Яковлевым, единственным еще здравствовавшим из его старых друзей. Но никто не решился показать преуспевающему американскому мэтру больного и бедствовавшего создателя десятков алфавитов…
Сейчас ряд народов бывшего СССР возвращается к латинице, даже в Татарстане собираются это делать. Причина понятна: желание общаться с миром, минуя Москву, для новых элит важнее всех негативных последствий смены алфавита; для русского языка, безусловно, латинизация сейчас нереальна. Самые ярые западники к ней не призывают. Но ведь сейчас появились информационные области, где безраздельно господствует латинский алфавит. И, может быть, яковлевская латиница, специально рассчитанная для удобства носителей русского, а не английского, скажем, языка, могла бы найти какое-то применение.
История не знает сослагательного наклонения. И все-таки при ином историческом раскладе, может быть, у яковлевской латиницы был бы шанс.
Федор АШНИН,
кандидат филологических наук;
Владимир АЛПАТОВ,
доктор филологических наук
По материалам “Независимой газеты”
Выбор читателей
Комментарии