Я жажду, вод дивяся изобилию!

Время, в котором мы живем, обладает собственным смыслом. Конец века, конец тысячелетия… Время итога.

Собственно, итог – это ведь своеобразная реинкарнация – смерть-рождение разом.

Уходящее тысячелетие тщательно промаркировало свои наиболее рельефные этапы: темные века раскрасят титаны Возрождения, вспенится эпоха Великих географических открытий и застучат машины промышленного переворота. Исступленную веру Реформации со скептическим прищуром высмеет Век Разума (ХVII в.), а идеалы Века Просвещения (ХVIII в.) будут развеяны Веком пара (ХIХ в.). И, наконец, грянул конечный ХХ век.

Что в нем умирает и что рождается?

Умирает рационализм, культ “чистого разума”.

Умирает целеустремленность. Ровно в середине тысячелетия даже была сформулирована гипотеза, что “цель оправдывает средства”, и что же с ней произошло? Тысячелетие с упорством ставило цели и раз за разом “промахивалось”. Вместо “Гроба Господня”- свобода торговли и культ рыцарской любви, вместо Индии – Америка, вместо Царства разума и справедливости – террор и лагеря, вместо благоустроенного правового государства – бюрократический деспотизм или уголовный беспредел, вместо небесной гармонии и красоты Баха и Моцарта – инфернальная какофония “Prodige”или “Коррозии металла”…

Умирает экспансия. Второе тысячелетие было тысячелетием неуклонного прогресса. Вперед и вверх! Викинги, крестоносцы, конкистадоры, колонисты, космонавты… Нотр Дам, Эйфель, Эмпайр Стейт, Останкино… Монгольфье, Райт, Туполев, Королев… Сильнее и Больше, Быстрее и Дальше… И что в итоге – мир уменьшается до одного часа пути Гагарина “вокруг шарика”. Беспредельное военное могущество оборачивается невозможностью образумить горсть варваров-рабовладельцев. И все невиданное богатство культуры сводится на нет полнейшей невозможностью для одного человека в течение всей жизни хотя бы в общих чертах, на уровне каталога, познакомиться с ней! Воистину “Я жажду, вод дивяся изобилию!”

Умирает всяческая искусственность. Упорно накручивало тысячелетие все более сложные ритуалы, моды, кодексы поведения, системы культурных меток, знаки принадлежности к “обществу”и “знаки знаков принадлежности”, пока окончательно не запуталось… с тем чтобы в итоге смешать до неразличения все социальные и культурные признаки, перейти на простой и незатейливый язык “улицы”, состоящий из трех десятков глаголов да пары десятков существительных с соответствующим количеством иных частей речи, сопровождаемых густой низкопробной бранью, которую уже все принимают просто за междометия или за неопределенные артикли. И на этом языке не только говорят, но и пишут книги…

Что же рождается? Думается, не будет слишком смелым предположение о том, что поиском новой цельности, универсальности охвачено культурное пространство человечества в итоге II тысячелетия н.э.

Ценности “века Просвещения”, который “стоит на плечах”всего западного средневековья, отходят на второй план. Предпочтение отдается не разуму, а интуиции, не проблематизации, а концептуализации, не последовательному рациональному рассуждению, а творческому порыву! Иными словами, интересны не признаки и свойства, а значения и смыслы.

Как человек в старости уподобляется ребенку, так и тысячелетие в своем итоге обращается к собственной ранней юности – проблеме универсалий.

Итог тысячелетия, предлагаемый и Востоком и Западом, – толерантность, терпимость, вытеснение крайностей на периферию культуры, в спорт, в игру, в TV, в масскульт. Означает ли это совмещение несовместимого – движение к новой цельности, шаги к бесконечно разнообразному миру, путь к “цветущей сложности”(К. Леонтьев) или “цветению бытия”(С. Аверинцев)?

Если сегодняшний постмодернизм не просто результат усталости, не знак “окончания истории”, а нечто самостоятельное, сущностное, то, быть может, так выглядит итог II тысячелетия?

А третьему тысячелетию так и будут завещаны три хрустальные мечты человечества: средство от любых болезней, мир во всем мире и способ замечательно учить каждого ребенка.

Михаил БОГУСЛАВСКИЙ,

Михаил ЛЕВИТ