На чтение: ≈ 6 мин.Ни одна школьная реформа, пусть самая целесообразная и своевременная, не может сформировать интеллектуальные и духовные потребности личности, не может предусмотреть изменения мотивов приобретения знаний, это подвластно только самому человеку при помощи того мира, в котором он живет. Пожалуй, еще Учителю. О мире сказано много неприличного: и жесток он, и продажен, и криминален, и нечист. Об учителе помолчим до поры. А вот человек (ребенок, заметьте!) призван быть в этом страшном для него мире выпукло ярким, самобытным – развивающимся субъектом, так сказать, с неповторимым собственным опытом. Каковым будет опыт, если на пути своего становления этот самый субъект лишен (не без помощи мира, разумеется) такого обязательного для формирования чувств (и духовных потребностей!) романтического этапа, который связан с верой в идеалы, с максималистскими суждениями, сентиментальными дневниковыми записями, надеждами и разочарованиями, ожиданием чудес и волшебных превращений.
Встреченные в раннем детстве (в лучшем случае) сказка и вера в добро забываются к десяти годам, и никакие ЕГЭ по литературе с их вниманием к текстовым подробностям не воскресят в душе взрослеющего ребенка ни счастья первого открытия, ни чуда единственной встречи, ни восторга от точно найденного слова. В учебном процессе нет места детскому переживанию; воспитание чувств, как справедливо замечено было, «отнесено к факультативному ведомству». И мне думается, не без помощи – нет, не учителей! – методистов «на местах» и интерпретированных ими педагогических технологий. Однажды на курсах повышения квалификации одна дама с солидным педагогическим стажем заинтересованно выпытывала у своих коллег, какими они пользуются доводами, чтобы доказать «современным детям», что добра в мире больше, чем зла, и с удовольствием воспроизводила все контраргументы своих юных оппонентов. Только один человек в аудитории «неприлично» для своих молодых лет оборвал эти сетования вопросом: «А вы сами-то в это верите?»
Вопрос этот повис в воздухе. Он прозвучал как некая педагогическая формула, как ключ к успеху в работе с учениками, как основной критерий детских оценок нашей работы.
Когда на областном конкурсе «Учитель года» победителем становится не «самый опытный», а самый искренний, не «самый знающий», а открытый новому знанию и постоянно готовый учиться педагог, не просто «владеющий передовыми приемами», а ощущающий целесообразность или неуместность любого из этих приемов в диалоге с детьми, органичный в каждом своем жесте, слове или вопросе, наконец, когда побеждает не записной актерствующий трагик, а интеллигент со смущенной улыбкой, методисты недоумевают: как можно? Можно, господа! Это нормально, когда учителем года называют человека, который не только демонстрирует уровень методического мастерства, но и воплощает в своей работе главное – внимание к личности ребенка, стремление к диалогу с ним в надежде, что тот будет готов вступить в диалог с человечеством, эмоционально переживая свою причастность к нему уже на уроках этого самого любимого учителя, который так же, как и его ученики, испытывает потребность в чтении, интерес к интеллектуальному труду и понимает исключительную созидательную роль духовной деятельности людей.
Во время торжественной церемонии награждения неоднократно отмечалось, что главными достижениями профессионального конкурса стали положительный эмоциональный опыт и признание коллег, демократическая атмосфера высокого педагогического духа, в которой, добавим от себя, учителя готовы были учиться у учеников, а ученики ощущали себя соавторами доброй сказки с чудесными превращениями. Не случайно самый первый номер ежедневной конкурсной газеты открывался фразой Г.Честертона: «Наиболее невероятное в чудесах заключается в том, что они сбываются», в которую впору поверить чиновникам и методистам. Ведь опыт, приобретенный всеми присутствующими на конкурсе, будет перенесен, я надеюсь, в ежедневную школьную практику, а чувство успешности, пережитое в экстремальных условиях, непременно захочется пережить еще не один раз.
Выбор читателей
Комментарии