Представлять драматурга и сценариста Виктора Мережко чрезвычайно сложно. Его имя постоянно на слуху, он, образно говоря, знаком в лицо практически всем. Многолетний ведущий «Кинопанорамы», человек, столько раз предворявший церемонию вручений наград на «Нике». Потому и наш разговор с президентом фестиваля «Киношок» и сценаристом «Полетов во сне и наяву» тоже не мог коснуться только какой-то одной, пусть даже и самой занимательной темы».
– Виктор Иванович, знаю человека, который в свое время окончил полиграфический институт, работал инженером-технологом, а сегодня стоит во главе небольшого издательского дома. Я к тому, что вы ведь тоже начинали полиграфистом, инженером-технологом работали, но директором издательского дома не стали, выбрали другую дорогу.
– Я тоже мог бы возглавить издательский дом, говорю абсолютно безо всякого хвастовства. Был молодой, наглый, поехал после львовского института на свою родину в Ростов, вел там себя совершенно безответственно. Меня умоляли вступить в партию, вместе с партийным билетом, говорили, становишься главным инженером, потом директором издательства, потом в обком партии, и дорога тебе прямая.
Тогда в партию я не вступил, да и сейчас ни в какие партии не вступаю. Кроме того, уже во время учебы в полиграфическом я писал сценарии. Поначалу хотел быть артистом, а потом стал писать сценарии. На практике в Ленинграде сидел в Летнем саду и сочинял идиотские сценарные истории. Не пьесы, а именно сценарные истории, хотя сейчас у меня написано и поставлено 17 пьес. Но тогда писал сценарии, знал, что хочу в кино. Знаете, это было – словно в молодые годы хочешь добиться женщины в жены, наметил – и добиваешься рано или поздно. Вот так я и себе наметил, выбрал профессиональное кино, решил, что не отступлюсь. А технологом я в Ростове все же три года проработал, последний год – спустя рукава, знал, что уйду.
– Свою мечту о кино вы сравнили с мечтой о женщине, расположения которой хочешь добиться. В кино вы пришли, получается, своего добились. Словом, желанная женщина под вашим напором не устояла. Всегда ли потом вам было с нею хорошо?
– Сказать хорошо – не то слово. Я бесконечно счастлив с нею. Мужчина определяется своей профессиональной реализацией. Я настолько люблю кино, что оно определило семью, детей, друзей. Я не могу жить без кино.
Это не какие-то громкие слова с придыханием и заламыванием рук… Как сказал Ивар Калныньш со своим латышским акцентом: ну не можешь жить – не живи… Если я личность, то личностью меня сделало кино.
– Своих персонажей вы часто писали с себя?
– Никогда. Героя своей любимой картины «Полеты во сне и наяву» я скорее списал со своего покойного брата, он был тогда жив. Но что-то личное там есть. Герой едет к маме, но так и не добирается. У меня тоже была такая поездка, но я доехал, из Одессы ехал, меня тогда еще цыганки обворовали на вокзале, увидел красивую, среагировал на нее и остался без всех денег. Потому бегал от проводников, ехал на товарняках, каких-то цистернах, холод был жуткий, но добрался до родной станции Шевченко. И вот, когда писал, чувствовал, что сам еду. Когда пишешь пьесу или сценарий, то даже если не о себе пишешь, всегда представляешь себя в ситуации героя.
– «Полеты…» стало культовым кино, определило мировоззрение целого поколения. После них вы сами стали культовой фигурой?
– Скажем, полукультовой. Как сценарист я стал востребованным после работы с Григорием Чухраем над картиной «Трясина». Потом была «Родня» Михалкова, вслед за ними «Полеты» и стало понятно, что в Советском Союзе я один из первых сценаристов. Чуть позже пришла «Кинопанорама», я вел ее 7 лет. Сценарии, телевидение, и этого хватило, чтобы стать культовой фигурой, еще и сниматься стал. Вы вряд ли видели фильм такой, «Дикий пляж», я там играл поселкового сумасшедшего, за что, не будучи актером, получил профессиональный приз. И тогда понял, что я не последнее лицо в моей стране.
– Второй год наблюдаю вас на фестивале «Киношок», президентом которого вы являетесь, и не замечаю у вас склонности к представительствованию, вы словно бы в тени, не скачете впереди на лихом коне, не машете шашкой…
– Просто я знаю, когда надо махать шашкой. Во-первых, это стиль фестиваля, при том что у него есть лидеры – Ирина Шевчук и я. Но мы не стараемся особенно проявляться, выходим на ведение концертов, церемоний, как бы говорим первое слово, но в остальном… Что же мне ходить тут с видом президента и ощущением собственной значимости? Если так – все, я кончился. Я получаю удовольствие от общения с друзьями, женщинами, веду здесь нормальную жизнь.
– Вы постоянно за что-то боретесь, что-то отстаиваете, заняты чем-то новым, думаете о следующих проектах, хотя кажется, что все у вас уже есть, и очередное начинание может стать очередной головной болью.
– Это крайне необходимо, потому что я и боец, и борец. Если так можно выразиться, я – спринтер на длинные дистанции. Сколько работаю в кино, столько и бегу, и не хочу, чтобы мне сначала кто-то наступал на пятки, а потом обогнал. Я не допущу этого. Это интересно, борьба сама по себе интересна. Дискутировать с Союзом, бороться за «Нику», с Михалковым в частности. Но как только я чувствую, что мне это неинтересно, ухожу в тень и говорю: занимайтесь этим сами, мне эта возня безразлична, мне неинтересно тратить на подобное свою жизнь. Есть другие вещи, привлекающие меня, – фестиваль «Киношок», к примеру, или сериал «Провинциалы», который мы сейчас придумали. Думается, что я умею писать сериалы, как никто.
Почему отдаю теперь предпочтение сериалам? Сценарий полнометражного фильма я пишу за месяц, знаю, как складывать сюжет и распоряжаться персонажами. Сериал – совершенно другая история. Попробуйте в 24 сериях разбросать более сотни персонажей, чтобы они все взаимодействовали, это крайне серьезная задача, и она мне интересна. Как интересно затеять на «Киношоке» фестивальный центр, и я стараюсь использовать для этого все свои возможности, всю свою энергию. Мы говорили об этом с Валентиной Матвиенко, с краснодарским губернатором Ткачевым. Хочется добиться того, что кажется нужным, необходимым, – я этого добьюсь, потому что это мне интересно. А интересно потому, что в этом есть перспектива.
Вот сейчас мой друг стал вице-мэром Брянска, и мне хочется сделать там некий киноцентр, я и этого добьюсь. У меня много сценарных проектов и работы, связанной с театром. Есть договор с Театром Моссовета, еще один – антрепризный, там мы думаем о мюзикле, сюжет уже выстроен, написал даже порядка 20 страниц.
При всем том я, что естественно, безумно люблю своих детей и стараюсь уделять им много внимания, хотя они уже достаточно взрослые – и Ваня, и Маша. Я успеваю общаться с женщинами, к несчастью, я вдовец, и когда эта беда случилась, решил, что жениться больше не буду никогда, потому что у меня есть двое детей и, сколько бы им ни было лет, они для меня все равно дети. Я не хочу их терять, уйдя к другой женщине. Так что о любви к другим женщинам речи нет. Просто есть те, кому я нравлюсь и кто нравится мне. Я стараюсь жить полно и многообразно, мне не хватает положенных 24 часов, хочу превратить их в 48 часов.
– Раз уж мы заговорили на достаточно деликатную тему, то ведь ваши герои нередко однолюбы…
– Я любил свою жену, мы прожили без 8 дней 30 лет. И, наверное, чтобы компенсировать мой нынешний, несколько разбросанный образ жизни, подсознательно требуется писать пронзительные любовные истории с терзаниями и страданиями.
– Вам бы хотелось сыграть любовь на экране?
– Я это уже сделал в «Провинциалах». И сейчас будут «Провинциалы-2». Только что мне предложили актерскую работу в неплохом сценарии, и теперь я в сомнении: я же не актер, у меня нет профессионального образования.
– Есть еще один вопрос, который хотелось бы вам задать в продолжение возникшей темы. Не так давно вышел фильм «Кавказская рулетка», снятый по вашему сценарию. Речь сейчас не о больной российской теме, но о том, что может подвигнуть благополучного человека к разговору о том, что само по себе может стать поводом для критических стрел и немалых синяков.
– Знаете, тема терроризма и локальной войны стала настолько глобальной, что не может оставить равнодушным. Тут и Югославия, и Ирак, и Чечня, и 11 сентября в Америке. По сути, наша планета сейчас полыхает в огне, ведь мы еще и об Израиле и Палестине не сказали. И все это война, не будем обманывать друг друга. Потому я и не могу обойти эту тему. Но в «Кавказской рулетке» мне прежде всего был важен женский взгляд на нее. Женщина и война – это несовместимо, женщина должна быть носительницей жизни, рожать детей, а не искать цель в оптическом прицеле. Потому я и свел двух женщин, двух матерей, одна молода, другая старше. И им предстоит выяснить, что такое проклятие войны. А рядом с ними болтается какой-то мужик. Я не люблю мужчин. Они непостоянее, слабее, подлее и более женщин, поверьте мне, склонны к предательству. Я практически не знаю ни одного любящего мужчину, который, извините, не хотел бы трахнуть другую женщину. Кому-то это кажется естественным, а я считаю это противоестественным, потому что любящая женщина не может даже в мыслях допустить, чтобы с кем-то на скорую руку переспать. Потому когда я писал в «Рулетке» этого проводника, то он был для меня не только редкой сволочью, но еще и дьяволом, нечистью, которая зарабатывает на женщинах деньги, шантажируя и унижая их. А в итоге и сам унижается, превращаясь в труса и «тварь дрожащую». Для меня этот треугольник был принципиально важен.
Этот фильм был сделан на основе одной моей пьесы, которая кажется мне глубже и интересней того, что получилось в фильме. Жаль, что режиссер ее выровнял, неслыханно упростил диалог. Я в отношении своих текстов человек нежадный, хотя традиционно режиссеры с ними обходились очень бережно, ценили их и не допускали переделок и вмешательств. И все выхолащивалось ради создания видимости сюжета. Возможно, картина вышла и неплохой, тут ничего не могу сказать, но она простая. Пьеса-то в 2000 году была признана лучшей в России, я за нее даже грамоту какую-то получил. У меня 17 пьес, многие широкоизвестны, но эта, считаю, лучшая моя пьеса.
– По вашим сценариям ставили фильмы замечательные режиссеры – Роман Балаян, Никита Михалков, Андрей Кончаловский… Вы с ними спорили когда-нибудь?
– Никогда. Во-первых, повторю, с моими текстами все обходятся достаточно бережно, к тому же режиссеры, предполагая что-то изменить, всегда со мною связываются, советуются. Я никогда не прихожу на площадку с кулаками. Единственный раз, ставший поводом для абсолютного моего неудовольствия, был связан как раз с «Кавказской рулеткой». Там почему-то появилась какая-то дама «при участии», хотя сценарий писал я. Это была моя 48-я картина, и пришлось сказать режиссеру, что с моими сценариями до этого так по-хамски еще никто не обращался.
– Простите, Виктор Иванович, не породили ли вы сами однажды эту ситуацию на том самом нашумевшем «пятом съезде»?
– Породил… Не знаю… Сказать, что мне стыдно за то, что произошло тогда, – этого нет. Мне неловко, скажем…
Окончание следует
Комментарии