На чтение: ≈ 14 мин.«Он любил женщин. Он действительно любил женщин – их быстрый приметливый ум, земную толковость, цепкий глаз на детали; не уставал повторять, что если женщина умна, то она страшнее умного мужчины: ведь обычная проницательность обретает тогда еще и эмоциональную, поистине звериную чуткость, улавливает – поверху, по тяге, – то, что никакой логикой не одолеешь». Это как раз про автора этих строк, про Дину Рубину сказано. Писательница, остающаяся популярным российским литератором и после своего отъезда в Израиль, она не устает повторять, что дар слова вненационален, безграничен, несмотря на то что его обладатель привязан земной нежностью к конкретным иерусалимским холмам или к ташкентскому дворику, где прошло детство. На недавней московской встрече со своими читателями, а Дина Ильинична часто приезжает в Россию, речь пошла как раз о любви к той земле, на которой живешь. Это и понятно – вечер, или «литературный пикник» (где, как и положено, гостей ждала легкая закуска и вино), организовал и провел Израильский культурный центр. И это было волнующе здорово – пережить соприкосновение двух древних культур, российской и еврейской, которые в этой маленькой мудрой женщине слились так, что не различишь, какие истории начинает одна и подхватывает другая.
Досье «УГ»Отрывки из книги Дины Рубиной «Белая голубка Кордовы»«Иорданские горы, библейские горы Моава, пребывали в туманной розовой дымке.Хотелось протереть несуществующие очки или пальцем соскрести пленку с этой сиреневатой гряды, как с переводных картинок его детства. Их покупал в отделе игрушек винницкого универмага, что на Каличах, дядя Сема («ребенок должен трудиться не важно что!»), и это было занятие на целый вечер.В глубокую суповую тарелку наливалась теплая вода. Мутная, как целлулоидная, картинка (дом за забором, дерево, птичка на крыше – чистый Фальк!) прилежно вырезалась ножницами из общего листа и погружалась в воду: набирала… Затем ее отряхивали от капель, быстро переносили на чистый сухой лист альбома, быстро и точно лепили «спиною вверх», чтобы взялась покрепче… Ну и наконец в дело вступали подушечки двух пальцев – указательного и среднего, они и сейчас самые чувствительные и самые рабочие… Тихохонько, легчайшим круговым движением пальцы приступали к разрыхлению верхнего слоя бумаги… Надо было пробиться к картинке, проникнуть к спящей красавице сквозь тугую мутную пелену, – скатывая осторожно, почти не дыша, катышки мокрой бумаги… И вот в сердцевине вдруг обнажался чистого стального цвета хвост истребителя! «Гляньте, что витворает этот ребенок! У него пальчики, как у вора-Володьки! Надо его по искусству пустить!»* * *«Он, щурясь, глядел, как в проеме распахнутого окна искристо полыхает тяжелая глицериновая шкура воды.- Я вроде хамила тебе утром? – неуверенно осведомилась она.Он улыбнулся так, чтобы она эту улыбку услышала…- Никогда и ни за что! – проговорил твердо. – Ты самая нежная и трепетная. Ты, знаешь, кто? Моя «палома бланка».- Что-что?! Чудила, какой еще поломанный бланк?- «Blanca paloma», любовь моя, по-испански значит – «белая голубка»…Не переставая улыбаться, он кивнул парню, молча благодаря за принесенный кофе, и пальцами, собранными щепотью, показал, чтобы тот принес орешков или чего-то такого…- Но это словосочетание, – paloma blanca, – ты слышишь меня? – имеет еще и религиозный смысл. В народе так называют образ Богородицы из городка Росио, недалеко от…- Ну-у-у… пошли-поехали куплеты тореодора…- …недалеко от Севильи… Туда каждой весной, где-то в мае-июне, на «Пентекостес», это Пятидесятница, идут паломники. Целые процессии. И знаешь, очень эффектное зрелище: все в национальных костюмах, танцуют, песни поют – «севильянас», флейты тоненько так вьются… барабаны отчебучивают: тр-р-р-р-р… тр-р-р-р-р… тра-та-та-та-та!..»* * *«Он спустился в мастерскую, осторожно, одними ладонями поднял картину с козелков и вернул ее на мольберт. И все-таки помедлил еще, отступив на три шага и охватывая взглядом всю ее, целиком, как любимую, наизусть выцелованную женщину охватываешь изумленным и гордым взглядом с головы до ног где-нибудь на высоком приеме – неожиданную и ослепительную, в полном блеске многочасовых стараний портного, парикмахера и косметолога…Вот так и провел бы здесь перед ней всю ночь… «Ай да Пушкин, ай да сукин сын…»
Этот сентябрьский вечер был, как сама Дина, теплым и каким-то очень домашним. Словно все читатели ее друзья.
Душу пронзала неуловимая печаль, неожиданно древними нотками прорывающаяся в высоком женском голосе. Эти почти вскрикивания в сопровождении джазовой музыки, растворенные в легкой осенней дымке, стали лейтмотивом вечера. Рубина призналась:
– Я много лет посвятила музыке, и музыка была третьим лишним между мной и литературой. Мы с мужем только что из Чехии, где проходит серия органных концертов с неизменной «Аве, Мария». Мы не удержались и все-таки зашли, и меня снова терзала жгучая, мучительная зависть к музыкантам.
После этого плача современной Рахили было бы трудно не заговорить о земле, которая не устает вдохновлять и питать писателей разных национальностей и вер. О том ее очень индивидуальном мироощущении, что обогатило не только великую русскую культуру, но и весь мир, дав ему Исаака Бабеля, Илью Ильфа, Марка Шагала, Давида Ойстраха и «таки далее таки прочее» – несть числа талантливым уроженцам той необыкновенной земли, где родился и трагически закончил земной путь Иисус Христос, где сошлись в теснейшем соседстве три великие религии. А знаменитый еврейский юмор, на который так живо отзывается любой наш соотечественник? А Одесса, звучащая голосами Утесова и Жванецкого?
Дина Рубина поделилась с гостями маленькими зарисовками, где за меткими деталями виден характер страны, ее второй родины.
– Израиль необыкновенно густая страна и компост для произрастания прозы. Израильские характеры совершенно неисчерпаемы. Вот вам пример. Мы с мужем отдыхали в Карловых Варах. Культурный чешский городок, казалось бы, уже можно-таки отдохнуть от наших людей! Но нет. Идем в последний раз прогуляться по лесочку – там чудный японский садик камней. Семь утра, никого нет, и вдруг впереди мы видим женщину с вдохновенным лицом. Она прижимает к груди фотоаппарат и кричит нам издалека: «Я вас жду, как маму!» И продолжает: «Здесь ни одной живой души, я прям заждалась! Сам Бог вас послал!» И дальше: «Сфоткайте меня на фоне…» Муж, как культурный и мирный человек, ее сфотографировал. И тут она спрашивает: «А откуда вы?» Мы говорим: «Из Иерусалима». Она обрадовалась: «А я из Нагалии». Мы отходим и видим за углом отжимающегося от скамейки старика в шортах, с огромным брюхом и тонкими ногами. И тут слышится голос той женщины с фотоаппаратом: «Фима, ты уже нагрелся?» И она ждала нас, как маму, потому что не было рядом ни одной живой души! Это Израиль, это еврейский характер. Это фонтан потрясающих реплик!
С этими людьми можно поговорить о жизни, поторговаться на рынке. Последнее обязательно – тогда тебя будут уважать. Я сначала опускаю цену на 90 процентов, на что мне друзья кричат: «Ты сошла с ума, ты труд не уважаешь!» Это они мне – выросшей в восточном городе, знающей, что такое восточный базар! Потом мы сторговываемся за половинную цену – он доволен, я довольна, и солнце светит, и все прекрасно.
О том, что другая культура может стать родственной, на вечере говорили и друзья писательницы. Например, известный российский поэт Андрей Дементьев:
– Я родился и вырос в России, но однажды прилетел в Израиль, вышел на сцену, посмотрел на лица в зале и понял, что я дома. Дом – это ведь состояние души. Дома – это когда тебе хорошо! Я обожаю Израиль, его умение над собой посмеяться, умение себя поставить и умение прийти на помощь в трудную минуту. У меня до сих пор перехватывает горло, когда я вспоминаю, как после тяжелой операции, которую мне делали на Святой земле, ко мне в больницу со всего Израиля приезжали знакомые и привозили куриный супчик, какие-то лепешечки, чтобы я почувствовал, что я дома…
Андрей Дементьев появился на вечере Рубиной, конечно же, не случайно. В советские годы он возглавлял журнал «Юность», печатавший тогда самых ярких молодых авторов, среди которых была и совсем юная Дина.
– Я хорошо помню эту девочку – в 15 лет красивое наивное создание приехало из Ташкента в Москву, – рассказал Андрей Дмитриевич. – Мы ее напечатали, но не предполагали, что она так быстро войдет в литературу. В ней все замечательно: во-первых, она талантлива, во-вторых, умна, в-третьих, очень добра ко всем – и к друзьям, и к читателям. Я очень люблю Дину, она писатель, для которого совесть всегда была источником вдохновения.
Интересно, а знают ли Рубину в Израиле? И как это: быть знаменитой?
– Да, боже мой, какая я знаменитая! Меня все в окрестности знают, потому что я гуляю со своей собачкой. Недавно в Иерусалиме меня останавливает женщина и говорит: «Вы помните меня?» А у меня, даже когда я случайно вижу собственного мужа на улице, первая мысль: «Где-то я этого парня видела». Женщина продолжает: «Вы помните, вы гуляли со своей собачкой. Я к вам подошла, рассказала, что мой сын тоже пишет. А вы стали объяснять, какой это тяжелый труд. Теперь мы лучше понимаем друг друга. Вот видите, не зря вы живите на свете!»
В этой блистательной реплике вся Рубина с ее постоянной самоиронией (конечно, она лукавит насчет известности в Израиле). В заключение дружеской встречи с читателями «не зря живущая» разыграла в лотерею свою новую книгу, которая стала лишь формальным поводом для этой встречи и приезда сюда, – «Белая голубка Кордовы», отрывки из которой мы здесь приводим. Герой произведения – Захар Кордовин, ценитель женщин и благородный авантюрист, талантливый живописец и гениальный создатель новых картин старых мастеров (это не подделка в грубом смысле слова). Книга стала еще одним подтверждением «международного» таланта писательницы, которую на сей раз наряду с неизменными российско-израильскими корнями питала неповторимая аура Испании.
Выбор читателей
Комментарии