Я помню голод…

Мне уже за восемьдесят, и “по состоянию здоровья” положено ворчать, стонать и всем быть недовольной. Но я помню в своей жизни такое, что никак не сравнится с сегодняшними проблемами. И гражданская война, разделившая семьи моих дедов на разные непримиримые лагери, отнявшая у меня детство и предков. И Отечественная, отнявшая мужа и братьев. И сталинские репрессии, лишившие меня отца и всех родственников – донских казаков: они погибли на строительстве канала. И всегда – голод, голод, великий голод… Врач теперь шутит, что из-за многочисленных голодовок я и живу долго.
А годы перед распадом Советского Союза и вспомнить страшно: все мои молодые родственники и дети потеряли работу, сбережения, перспективы…Продукты выдавали по талончикам, управляли людьми через систему заказов – в Академгородке, например, академикам и профессорам некоторым “паек” доставляли на дом на специальной машине, они в благодарность “создавали труды” о победе перестройки и социализма с человеческим лицом. Остальное население стояло в очередях с утра до вечера за право получить по талончику 200 граммов масла, немного сахара, одну бутылку водки на месяц (ее называли “жидкой валютой” – за все сервисные услуги так расплачивались), порцию лапши.
Моя дочка, бывавшая в командировках в Москве, везла оттуда для семьи муку и сосиски, яблоки и сырки, селедку и колготки… Провожая ее в аэропорту, ее знакомый, сотрудник аппарата ЦК партии, принес ей вместо цветов самое тогда “дефицитное” – финский сервелат из обкомовского буфета. “Господи, когда же это все кончится, когда я перестану таскать сумки с элементарными продуктами через всю Россию?” – вздохнула дочь, а добрый знакомый ответил: “Скоро кончится – скоро и в Москве ничего не будет. Придут эти демократы к власти – и конец всему”.
Предсказания его не сбылись: теперь и в Новосибирске, и в таежном поселке можно купить любые продукты и любой товар. Люди забыли, как стояли в очередях сутками.
А на подписку учителя выстраивались с вечера, чтобы получить возможность читать Толстого, Достоевского, Чехова. Духовную пищу распределяли тоже по заказам – для тех, кто заслужил доверие властей. Теперешнее поколение в это не верит, а историки молчат – считают, наверное, что все это мелочи. Но люди в России впервые получили возможность свободно говорить и свободно покупать, что хочется, только после крушения тоталитарного режима. Здоровые, работящие люди получили возможность прилично зарабатывать, разрешили работу по совместительству и коммерческую деятельность.
Говорят, сегодня учитель плохо живет. Конечно, небогато. Особенно в сравнении с бизнесменами. Но при советской власти мы жили еще хуже. Несравнимо! Скатерть и красивая посуда были мне недоступны. Жила сначала в бараке – в заводском общежитии, затем в перенаселенной коммуналке, в комнатушке размером 8 квадратных метров. А на работе еще и бесконечные политзанятия, на которых мы анализировали, почему так прекрасно и правильно живем – я 17 раз ради этого конспектировала, как и все, толстый том “Истории ВКП(б)”. Это была такая массовая промывка мозгов, что слово “инакомыслящий” вслух даже не произносилось, чтобы не допускать мысли о возможности такого явления.
Сейчас у меня хорошая пенсия – 1700 рублей. Внуки купили мне прекрасную квартиру, как член семьи репрессированных я имею различные льготы. Быт мой мне не в тягость – мне постоянно помогают медсестра и сотрудники комплексного Центра социального обслуживания населения, которые муниципалитетом закреплены за каждым престарелым человеком. А у нас в городе людей, которым от 80 до 100 лет, многие тысячи. Жаль, что многие из них забыли особенности своей прежней жизни, когда за политический анекдот в тюрьму сажали. Теперь мы все свободно ругаем новую власть и новые порядки и не хотим видеть того, что люди получили право выбирать, как и где им жить, что читать, в какие идеалы и в каких богов верить или не верить. Я осталась атеисткой, но никто меня не упрекает и не агитирует, как раньше.

Софья УШАКОВА,
пенсионерка, учитель литературы
Новосибирск