– Сергей Владиленович, что действительно произошло 17 августа прошлого года? Вы, наверное, лучше всех об этом знаете.
– 17 августа рухнула пирамида ГКО. Думаю, нет смысла давать подробные экономические обоснования, потому что сработала схема, понятная каждой хозяйке: если я регулярно трачу больше, чем зарабатываю, а недостающие деньги занимаю, рано или поздно придется возвращать либо мне перестанут давать в долг. Та же самая ситуация сложилась в России в прошлом году. На момент моего назначения на пост премьера месячный доход страны был 23 миллиарда рублей, месячный расход – 25 миллиардов, и еще 30 миллиардов ежемесячно необходимо было иметь на погашение задолженностей. То есть мы зарабатывали 23, а потратить надо 55. Долго так продолжаться не могло. У нас было два выхода: либо начинать жить по средствам, либо увеличить доходы и показать всему миру, что мы в состоянии не копить новые долги. Тогда появился бы шанс, что западные кредиторы не потребуют немедленно свои деньги и страна сможет постепенно выйти из долгового кризиса. Эти меры были предусмотрены в июньской программе прошлого года, которую тогда не одобрили. Мы продолжали тратить больше, чем зарабатывали, Запад отказался давать деньги, в итоге долговая пирамида рухнула. Но даже тогда у нас оставался выбор. Дело в том, что на доходах ГКО зарабатывали в основном финансовые структуры. Был какой-то небольшой процент частных лиц, которые тоже вкладывали в это деньги, но их очень мало. Думаю, никто из ваших читателей не вкладывал деньги в ГКО. Логика наша была такова: пострадать от кризиса – что поделаешь, кризис всегда болезненно отражается на людях – в большей степени должны были те, кто получал крупные доходы от ГКО. Предусматривалось жесточайшее банкротство неэффективных банков, и этот план стал причиной конфликта. Наше правительство было отправлено в отставку. Стали выдаваться кредиты коммерческим банкам, началось обвальное падение курса рубля, которого, кстати, можно было избежать (не полностью, но в какой-то степени). Печально, но сегодня, через полтора года, программа, созданная нами в момент кризиса, полностью принята. Все эти меры дали положительный результат, но время ушло, а ведь скольких потерь можно было избежать. Я понял – основная проблема, с которой мы столкнулись летом прошлого года, не экономическая. Потому что экономические пути выхода были. Программа, которая существовала, через год заработала, даже с такой задержкой она дала результаты – растет промышленность, выплачиваются пенсии и зарплаты. Но то, что мы оказались не в состоянии принять эти решения вовремя, показало политическую слабость власти. Вот в чем корень зла. Как рассуждали депутаты летом прошлого года? Да, мы понимаем, что то, что предлагает Кириенко, правильно, но мы никогда за эти меры не проголосуем, потому что результаты видны будут только через год-два и мы их себе никак не присвоим. А за отрицательные последствия с нас спросят завтра в нашем округе, а через год выборы.
– Вы знали, что вам придется уйти в отставку, или все-таки надеялись, что удастся реализовать то, что предложили?
– 16 августа я был у Ельцина и говорил ему, что ситуация предельно напряжена и действия, которые мы собираемся предпринять, встретят сопротивление. В первую очередь у тех людей, которых принято называть олигархами. Я прекрасно понимал, что правительство может быть отправлено в отставку, более того – мы были готовы пожертвовать своими креслами ради реализации нашей антикризисной программы. Но произошел худший вариант. Нас уволили, а через несколько дней вместо жесткого банкротства банков пошли дотации, началось печатание денег, обвальная девальвация.
– Если “Союз правых сил” придет в Думу, преодолев пятипроцентный барьер, на принятии каких законов вы будете настаивать в первую очередь?
– Их слишком много. И сейчас надо говорить не столько о законах, сколько о приоритетах. Исходя из какого приоритета Россия будет преодолевать кризис? Есть совершенно разные подходы. Первый – подход коммунистов, который заключается в возврате к плановой экономике, к принципам уравниловки: пирог маленький, зато всем поровну. Второй подход – путь центристских партий, который заключается в том, что надо временно изолироваться от окружающего мира, пойти своим путем. На практике это будет выглядеть примерно так: вроде бы и рынок, но под контролем государства, вроде бы и демократия, но с жесткой цензурой. Я лично являюсь сторонником третьего пути. Останавливаться невозможно, мы должны выиграть на новом качественном уровне. Да, действительно, Россию никто спасать не будет. Помогать хочется тому, кто сам что-то делает. А у нас есть богатейший внутренний резерв, который мы совершенно не используем. Я не говорю сейчас о топливно-энергетических ресурсах, об огромных территориях. Я говорю о возможностях людей. Беда всех российских реформ последних лет в том, что они проводились без опоры на население, людям ничего не объясняли, даже в тех случаях, когда пытались делать правильные вещи. Вот это самое страшное. Человека нельзя заставить быть союзником. Даже если внешне он подчинится, внутри будет протест. Так вот, наша последняя надежда – это мы сами. Знаете, какая самая важная перемена последних десяти лет? Изменилось сознание людей. Появилось так называемое самостоятельное сословие, которое берет на себя ответственность за свою жизнь. Эти люди не обязательно богаты, но они самостоятельны, они не ждут, что за них кто-то что-то сделает. Это колоссальный резерв.
Но мы не умеем им пользоваться. Значит, первыми должны быть такие законы, которые создают условия для самореализации человека, чтобы государство не мешало, а помогало. Неужели непонятно, что благосостояние страны только тогда увеличится, когда все ее граждане смогут работать и зарабатывать. Тогда повысятся налоговые сборы, обогатится бюджет и государство будет в состоянии защитить тех, кто нуждается в его помощи.
– Сергей Владиленович, вас часто упрекали в том, что люди для вас как шахматные фигуры и, разрабатывая экономическую политику, вы думаете о них как о какой-то однородной массе. Так ли это?
– Основной урок, который я извлек из своего кратковременного премьерства, – наша проблема не в построении схем, а в том, что все, что пыталась сделать власть, не опиралось на поддержку людей. Да, когда я пришел в правительство, передо мной президентом была ясно поставлена одна задача – разработать экономическую программу, и мы три месяца ее делали. А когда мы внесли ее на рассмотрение в Госдуму, стало понятно, что ее не примут. Не потому, что она плохо написана, а потому, что проблема не в экономике. Я понял, что в стране будут действовать только те программы, которые поддерживаются большинством. Наша опора – это сознание людей, стремление их к самореализации. Это наше главное конкурентное преимущество в мире. Мне много приходилось сталкиваться в разных странах и с обычными людьми, и с выдающимися деятелями бизнеса и политики. Они все ленивее нас. Почему? У них есть жизненный штамп. Человек знает, что, если он ведет себя по определенным правилам, все будет нормально. Ему не надо прорываться, поднимать планку, не надо достигать и бороться. Там единицы, которые на это способны. Вы обратите внимание, ведь не зря же в таких передовых отраслях, как программирование, связь при огромных затратах на образование в США работают в основном русские эмигранты.
– Многие молодые люди считают, что в России надо учиться, а работать за рубежом.
– А я вот безумно счастлив, что в России сейчас восстанавливается престиж образования. Если я понимаю, что ни в чем больше конкурировать не могу, кроме как в скорости обучения, я буду хватать знания всегда и везде. Первый раз я это понял, когда пришел на завод. В школе мне легко было учиться, никогда не чувствовалось особого напряжения. Но что такое преимущество в скорости обучения, я познал только на заводе. Как известно, первое, что говорят после института: “Забудьте все, чему вас там учили”. На заводе мы занимались очень сложными проектами. Сейчас это уже не секрет – мы строили атомные подводные лодки. Так вот, там были мастера, работающие в этой области по 15 лет. Они знали наизусть все чертежи. Я с ужасом смотрел на эти тома папок и понимал, что мне надо будет учить это годы, а я ведь считался хорошим специалистом, с красным дипломом. И тут я чувствую, что не могу конкурировать, они всегда знают больше. Ужас! Но через год в наш цех пришел новый заказ – проект корабля, который никто не знал. Эти чертежи впервые видели даже матерые мастера. И вдруг месяца через три я понял, что стал лучшим специалистом в цехе, потому что быстрее всех выучил то, что никто пока не знал. Я не верю в лозунг “Догнать и перегнать”. Догнать нельзя. Можно только сразу перегнать. А перегнать в постиндустриальном мире получится только за счет таких вещей, как скорость усвоения информации, творческая способность человека.
– Вы критикуете Юрия Лужкова за то, что он ввел в Москве “модель авторитарной бюрократии” – я цитирую ваши слова – и говорите об опасности этой модели для всей страны. Но большинство москвичей живут хорошо и не видят в поступках Лужкова ничего для себя страшного. Не могли бы вы им “раскрыть глаза”?
– Я не собираюсь никому раскрывать глаза, потому что не думаю, что они закрыты. Москвичи все прекрасно видят. Но я вас поправлю: если вы обратили внимание, я не критикую Лужкова. Это не личный спор. Я критикую московскую административную систему. Далеко не за все, есть определенные достижения. Одно из них – это уровень обеспеченности людей, живущих в столице. Хотя возникает вопрос – за счет чего это происходит? Конечно, Москва находится в привилегированном положении. Это не просто город, а столица России, и ее расходы с этим связаны. Но на что тратятся деньги? Если вы посмотрите бюджет Москвы на 2000 год, то увидите, что она действительно обеспечена гораздо лучше других регионов, но уйма денег тратится на выплату долгов и кредитов, которые брались на строительство монументальных сооружений. А средства на социальное обеспечение сокращаются, расходы на использование научно-творческого потенциала минимальные. Да, Москва – город красивых улиц, красивых новостроек, но это еще и город, в который годами стекались наиболее талантливые и трудоспособные люди. Москва – кладовая всей страны. Но этот творческий потенциал используется крайне плохо.
В чем я вижу главный недостаток столичной административной системы? Когда я об этом говорю, мне вспоминается один эпизод из жизни Александра Лукашенко. Я был с визитом в Белоруссии, и Лукашенко в какой-то момент на два часа отлучился, чтобы… установить цены на колбасу. На полном серьезе: он едет на мясокомбинат, ему дают пробовать разную колбасу, и он назначает цены. Самое ужасное, что люди сами этого хотят: пусть отец родной попробует, если ему не понравится, то и нам есть негоже. Авторитарная система страшна одним – она все за меня решает, никакой самостоятельности, активности проявить нельзя, все уже выстроено и утверждено. А самыми незащищенными людьми в Москве оказались предприниматели, потому что такого чиновничьего произвола, коррупции, как здесь, нет ни в одном другом городе России. Москвичи прекрасно это понимают.
Кто-то еще в прошлом веке сказал, что Москва – это бобровая шапка на голом мужике. И так до сих пор. Конечно, это не значит, что ее надо снимать и выбрасывать. Но использовать рационально надо. Почему эта система не подходит для всей страны? Да потому, что московских возможностей, привилегий и ресурсов на всю Россию не хватит. А создавать новые резервы, использовать возможности людей эта административная система не может. Крепкие хозяйственники есть еще во многих городах, но не в одном регионе России это не дало такого результата, как в Москве. Когда есть что делить, неплохо позвать крепкого хозяйственника.
– Но в одном из своих интервью вы говорили, что Москва для вас – образец для развития всех других городов.
– Я не знаю, о какой конкретно фразе вы говорите. Москва – столица, и с этой точки зрения должна быть примером для всех городов, но не своей административной системой. Распространение на всю страну системы чиновничьего произвола не позволит провинции подняться до уровня Москвы, где все процветает уже только потому, что здесь оседают 30-40% всех доходов. С точки зрения эффективности расходования денег Москва тоже представляет крайне неудачную модель, потому что огромные деньги зарыты в сверхдорогие проекты, которые не окупятся никогда. Мне нравится, как люди живут в Москве, и я хочу, чтобы люди во всех регионах так жили, но я не говорил, что мне нравится столичная система управления. Иначе придется Юрия Михайловича перевозить из города в город: пожила Москва хорошо, пересаживаем Лужкова в Тамбов, потом в Рязань и так по всем городам. Правда, долго ждать придется Владивостоку, а уж москвичи вообще не дождутся, когда Лужков к ним обратно вернется.
– Вас очень любят женщины, у которых дети еще школьники или студенты. Они считают, что вы хорошо учились, были всегда круглым отличником, сами всего достигли… Скажите, чем для вас была школа?
– Я считаю, что человек сам определяет свою жизнь, но никто не может сделать себя в одиночку, это невозможно. Всегда сказывается влияние родителей, многое зависит от школьных учителей. Самым главным своим учителем я считаю отца. А школа… Меня много швыряло по стране, так получилось, что семья часто переезжала. Я даже учился в абхазской школе в Сухуми. Потом в Нижнем Новгороде, а последние пять классов – в Сочи. Не скажу, что был круглым отличником. По поведению у меня всегда стоял трояк, особенно в девятом, когда к нам в класс пришла моя будущая жена и я совсем выпал из учебного процесса. Классный руководитель даже приходила домой жаловаться, что я забросил учебу. Но в десятом я собрался с силами и закончил школу успешно… Школьные и студенческие годы начинаешь ценить только потом. В юности кажется, что возможность получать знания будет всегда. А попал на завод и понял: чтобы узнать что-то новое, надо выкраивать время, сидеть за книгами по ночам.
– Как вы строите свои отношения с детьми?
– Точно могу сказать, что я не навязываю им свой выбор. Хорошо помню по себе: когда пытаются что-то навязать, возникает дух противоречия. Я считаю, что элемент самостоятельности должен быть у ребенка в любом возрасте. Да, я готов убеждать. Свою точку зрения я высказываю, но не давлю. Мой сын захотел учиться в Высшей школе экономики. И я, пожалуй, согласен с ним. Так зачем же спорить?
– Вы выступаете за отставку президента. Объясните, зачем?
– Я понимаю, что наши СМИ цитируют только самые громкозвучащие фразы, но те журналисты, которые из всего того, что я говорил по этому поводу, оставили только мысль об отставке, были плохими учениками. Они невнимательно слушали. Потому что логика моя была такой: нам предстоит непростая смена президента, с поста уходит человек, основавший наше государство в том виде, в котором оно сейчас есть. Ельцин несет на себе ответственность за то, как произойдет смена власти. Знаете, сейчас в стране наблюдается интересная вещь: люди, у которых все не получается, винят во всем власть, а те, у которых все хорошо, видят в этом только свою заслугу, не думая о том, что они использовали возможности, предоставленные государством. Так вот, эти возможности нельзя потерять: свободу слова, свободу предпринимательства, свободу совести. Сейчас даже те, кто год назад кричал, что у нас сверхпрезидентская республика, теперь говорят “не время менять Конституцию”. Конечно, пока эти чрезмерные полномочия были у Ельцина, они ужасны. Теперь, накануне президентских выборов, они уже никому не мешают. А если на минутку представить, что завтра у нас президентом станет Макашов: не поменяется ни один закон, но свобода слова исчезнет через недельку, другую и так далее. Вот и выходит, что мы ничем не защищены. Я предлагал Ельцину досрочно уйти в отставку с тем, чтобы осуществить передачу власти нормальным, демократическим путем, но он отклонил это предложение.
– Как вы думаете, Путин надолго пришел в правительство?
– Этого не знает никто – ни Путин, ни даже сам Ельцин. Конечно, частая смена правительства надоела. Я отлично понимаю, как сложно работать в таких условиях. Придя на завод, только через 3-4 месяца я понял, что там происходит. Когда стал руководителем крупного нефтеперерабатывающего объединения, чтобы освоиться, мне потребовалось полгода. То же самое в правительстве. Это же команда людей. Месяц-полтора идет утряска, выстраивание задач, и только после этого кабинет начинает работать. Поэтому я бы очень хотел, чтобы вакханалия со сменой правительства завершилась.
– Скажите, а насколько в нашей стране премьер может быть самостоятельным от администрации президента? Народ, кстати, думает, что, как только премьер сделает шаг, не согласованный с Кремлем, он сразу вылетает из своего кабинета.
– Это правда. Я считаю, что премьер может быть независим только в том случае, если его действия поддерживаются обществом, простыми людьми, если ему удается завоевать их доверие. В противном случае он действительно оказывается в полной зависимости от администрации президента.
– Как, на ваш взгляд, будут развиваться события в Чечне?
– Когда я слушал, как в начале боевых действий в Дагестане военные рапортовали “через неделю, через месяц максимум”, я знал, что так не будет. Там много пролилось крови, это еще долго будут помнить. Проблему Чечни надо решать медленно и очень терпеливо. Уничтожение террористов – задача первоочередная, но не последняя. В Чечне полно молодых парней, которые даже не имеют шанса получить какую-нибудь работу, не говоря об образовании. А раз у человека нет работы и в руках автомат, рано или поздно он им воспользуется. Можно попробовать отнять этот автомат, но он, скорее всего, будет сопротивляться. А можно попробовать найти ему работу.
– Кем вы видите себя после депутатства?
– Вы знаете, вопрос не в том, как будет называться должность, а в том, что удастся сделать. Для меня важнее, что у нас получится реализовать. Сейчас в России настал момент принципиального выбора. Либо мы останавливаемся или, не дай Бог, двигаемся назад, либо двигаемся вперед и развиваемся. Я занимал разные должности, поэтому мне совсем не хочется заниматься коллекционированием названий. Для меня гораздо важнее получить удовлетворение от того, что реализовано.
– Один из лидеров Союза правых сил, ваш коллега Борис Немцов многократно говорил в своих выступлениях, что ваш блок выступает против олигархов. Но избирательный штаб блока возглавляет Анатолий Чубайс, глава РАО “ЕС”, которое является таким же монополистом в своей области, как и недружественный вам Газпром. Вы бы не могли прокомментировать это случайное совпадение?
– Я бы не сказал, что Газпром мне недружественный. Дружба и необходимость платить налоги – две разные вещи. Мои друзья тоже должны платить налоги. Я могу относиться к Газпрому дружественно, когда он платит налоги. У меня никогда не было личных конфликтов с Вяхеревым, но был в прошлом году скандал, когда компания уклонялась от уплаты налогов. Мы ее заставили платить и снова подружились. В отличие от Газпрома, РАО “ЕС” всегда платило налоги. Потом, я не соглашусь с тем, что цель Союза правых сил – бороться с олигархами. Надо бороться с тем, что они пытаются влиять на власть и монополизировать ее в своих интересах. А если говорить об олигархах как о людях состоятельных, которые владеют реальным производством, то я был бы счастлив, если бы все люди в стране были олигархами. Если бы их было не сто человек, а сто миллионов, не пришлось бы с ними бороться. Что до Чубайса, то в моем понимании олигархи – это люди, которые обладают большим частным капиталом компаний, которые им принадлежат. РАО “ЕС”, насколько я знаю, не принадлежит своему руководителю, и, по-моему, у Чубайса нет ни одной акции. Он просто наемный высокооплачиваемый менеджер и, на мой взгляд, один из лучших в России управленцев. Личное отношение к нему у меня сформировалось 17 августа. 15-го я начал вызывать тех, кто мне был нужен, из отпуска. Чубайс тоже был в отпуске. Я тогда понимал, что он, будучи уже не членом правительства, мог и не приехать и никогда не нести ответственность за принятые потом решения. Но он приехал. И я понял, что этот человек не безразличен к судьбе страны.
Мария ФОМИНА
И недругу прийти на помощь…
Интересное наблюдение: чем стабильнее жизнь в регионе, тем человечнее и мудрее управленцы. А уж если на начальственном посту женщина, то обязательно – очень достойная, деловая и с высоким профессиональным потенциалом. И при всем при этом она остается настоящей Женщиной – привлекательной, уравновешенной, сдержанной, но не замкнутой. Как, например, Александра Копылова – начальник управления общего и профессионального образования администрации Орловской области.
Hа своей должности Александра Васильевна уже шесть лет, что лишний раз доказывает компетентность ее как руководителя. Но, разумеется, длительность службы – не главный показатель, основное видишь при посещении орловских школ: учительская зарплата вовремя и на селе, и в городе, у каждой даже самой маленькой школки – свое лицо и сохраненная или возрожденная история, которой гордятся как взрослые, так и дети.
В области – 566 сельских школ и только 70 городских. Как говорит Александра Васильевна: “У нас все живут селом”. Отсюда и основное в работе управления – отношение к школе как к центру духовного возрождения села.
– Сегодня только школа может сплотить всех жителей села. Все в ней: и спортивная работа, и культурно-массовая, и само собой учебная. Кроме того, мы сохранили практически всю сеть детских дошкольных учреждений. Даже если объект пустует – нет детей в селе, – мы все равно берем его на баланс отдела образования района: где-то открыли школу-сад, где-то – сад-школу, но сохранили все. Нет сегодня малышей в селе – завтра будут, и будет им куда пойти.
Копылова из тех управленцев, кто оказался на ответственном посту не только благодаря усердной комсомольской работе, но исходив всю “вертикаль” снизу доверху. Иногда – в обратном порядке (за одного битого двух небитых дают). Получив диплом учителя математики, работала сначала в сельской школе, часов было маловато – стала вожатой, потом – организатором. А когда начала преподавать в Мценске, пришлось и в школьных директорах походить, и возглавлять гороно. Она, между прочим, до сих пор живет в этом маленьком старинном городке по соседству с Орлом, но на работу не опаздывает. В 1989 году земляки избрали ее депутатом СССР, ее и Егора Строева. Копылова стала членом Верховного Совета, секретарем Комитета по науке, образованию и культуре. А потом наступил памятный для всей России 93-й год…
– Тем не менее вам удалось достаточно долго побыть в роли сравнительно большого политика, на самой крупной в стране политической “сцене”. Почему не остались в Москве?
– Я сейчас понимаю, что и тогда можно было в Москве квартиру получить и закрепиться там. Но нужно ли к этому стремиться, если знаешь, что совесть будет неспокойна? И ведь самое-то главное – мои избиратели оставались здесь. Я постоянно встречалась с ними, отчитывалась о своей работе.
– Была ситуация, когда вы, несмотря на большой профессиональный и организаторский опыт, остались не у дел?
– Да, одно время было очень тяжело, и без работы оставалась, и гонения были. Сначала, когда демократы пришли к власти, считали, что нас нужно чуть ли не уничтожить, не то что в союзники принять. Но я предпочитаю этого не вспоминать.
– А какие качества в характере человека вы не прощаете?
– Конечно, ложь, предательство – хуже всего. Но в любом случае я сначала анализирую и говорю себе: “Саша, надо подумать, понять, почему он так поступает”. Это – учительская нотка. На детей нельзя злиться и зло держать. И если зрелый человек совершает неблаговидный поступок, это значит, что ему ни в детстве, ни в юности не внушили каких-то элементарных вещей, не дали установку, что так делать нехорошо. То есть опять наши учительские промахи. А раз наши – значит это я должна прийти ему, уже взрослому, на помощь. Раз раньше этого не сделали… Я когда пришла сюда работать, было очень сложно, коллектив тяжелый. И столько труда пришлось вложить, чтобы он стал таким, как сейчас! Коллективом единомышленников. Я могу отсутствовать, но всегда уверена, что все будет так, как надо. Люди порой даже с обязанностями своими не считаются, в том смысле, что берут на себя дополнительные нагрузки – то, что нужно в данный момент. Они – молодцы! Если работать по-другому, то будет, как у Райкина: когда костюм шьют, один рукава делает, другой пуговицы пришивает, а результат – плачевный… Когда стала работать, пришлось перестроить всю структуру в управлении. У нас практически нет школьного отдела – заключили договор с институтом усовершенствования учителей. Ведь методисты ближе всех к учителям, они и курсы проводят, и обучают на местах. А потом мы идем проверять. Проверять тех, кто лучше всего разбирается в этих вопросах! Поэтому мы заключили с ними договор и возложили часть инспекторских функций на институт в той части, которая непосредственно касается учебного процесса. И также тесно мы работаем с педуниверситетом, преподаватели участвуют в аттестации учебных заведений и учителей.
– Не получится ли так, что в условиях, когда институт сам готовит учителей и сам их проверяет, пострадает качество подготовки? Я имею в виду возможную недобросовестность некоторых инспекторов, объяснимую честью мундира, желанием сохранить престиж института.
– Но мы-то их тоже проверяем, они все-таки наше подразделение. Тем не менее нужно доверять людям. В своем ведении мы оставили нормативно-правовую базу и всю работу с органами управления образованием на местах. Помимо этого, мы координируем взаимодействие вузов, средних профессиональных учебных заведений и общеобразовательных школ. Пришлось создать отдел профобразования. Помогаем в содержании вузов, в организации научной работы. Ежегодно проводим декады науки, где участвуют молодые ученые и аспиранты. Ежегодно издается постановление Егора Семеновича Строева о присуждении областных премий лучшим молодым ученым. Премии – 25 минимальных окладов. Студенты-отличники тоже получают стипендии – “строевские” – по четыре минимальных оклада. 150 человек.
– Я слышала, что ваши одиннадцатиклассники по окончании школы поступают прямо в МГУ?
– Да, ежегодно человек 12-15. И все, помимо обычной стипендии, получают еще нашу. Областная администрация, МГУ и Орловский университет заключили соглашение о сотрудничестве в рамках предоставления методической помощи. По всей области мы отбираем детей, самых умных и талантливых, которые чувствуют, что пойдут дальше в науку. Заключаем с ними контракты с условием, что, отучившись, они вернутся преподавать в орловских вузах. То есть мы заранее готовим для них будущие рабочие места.
– А как с жильем для учителей?
– Строительство в области большое, но все жилье сейчас платное. Тем не менее в Орле администрация обязательно выделяет квартиры для учителей. В 98-м – 15 квартир, в этом году будет не меньше, есть постановление главы области.
– Очередь учительская большая?
– Конечно. Из 15 с лишним тысяч учителей области порядка тысячи нуждаются, 1011, кажется… Больной вопрос, но решаемый постепенно.
В Орловской области сейчас действует программа строительства жилья на селе, названная “Славянские корни”. Крестьяне получают на длительный срок беспроцентную ссуду, строят хорошую усадьбу, а потом отдают кредит. Но не деньгами, а мясом выращенных своими руками бычков. Так и селянину легче, и области выгодно. Подобный опыт строительства “мясных домиков” в Черноземье появился впервые на Белгородчине, теперь вот в Орле. Как говорит моя собеседница, в программу активно включаются сельские учителя, только им, сами понимаете, очень нелегко совмещать педагогическую деятельность с животноводством. То есть появилась проблема, требующая решения. Для учителей нужны какие-то свои условия. Какие именно – над этим думает Копылова.
– Александра Васильевна, у обычной женщины – хранительницы, так сказать, семейного очага – о подобных проблемах голова не болит. У нее – все больше о том, что на обед приготовить, как ребенка вырастить и чтоб муж был доволен. Как ваша работа воспринимается в семье?
– Дети уже выросли, а поужинать – пообедать, если мне некогда, муж состряпает. Он не считается с этим. Еще когда меня избрали депутатом, он так сказал: раз у тебя получается, раз тебе это дано в жизни – значит иди дальше. Помогает мне…
– А кем он работает?
– Учителем музыки в мценской школе. Переезжать в Орел не хочет, он – очень увлеченный человек, школа поет у него вся! И если уедет, будет не только для него трагедия, но и для коллектива. Незаурядная личность, талант… Была у него возможность стать директором музыкальной школы, пойти на повышение, но он – прирожденный учитель. Школа для него – все!
– Профессионального соперничества между вами никогда не было?
– Когда я была организатором по воспитательной работе в школе, тогда баталии возникали. Работали в разных школах и, когда какой смотр, боролись за первое место!
– Вы сама каким руководителем себя считаете – вспыльчивым, уравновешенным?
– Я на людях никогда себя не показываю. И думаю, никто не скажет, что я когда-то разразилась криком. А вообще я тоже – человек, и человек эмоциональный. Но в целом ни крика, ни грубости я не позволю себе в общении. Даже если тяжело с кем-то разговаривать, я в любом случае выслушаю.
P.S.
Любое интервью надо как-то заканчивать. В данном случае мне хочется его закончить пожеланием удачи этой во многих отношениях достойной женщине.
Татьяна МАСЛИКОВА
Орел
Комментарии