Взойти на русскую Голгофу

Когда читаешь документы и воспоминания современников о том, что творила власть с лучшей пьесой Михаила Булгакова, которую в Булгаковском доме на Садовой называют «предчувствием романа «Мастер и Маргарита», сжимается сердце. Ну в самом деле, каково было вынести писателю, который, прощаясь в «Беге» со старой Россией, «не мог заглушить рвущиеся наружу вопросы», пишет исследователь его творчества Виктор Лосев: что произошло с Россией, «почему русские уничтожали друг друга, возможно ли возвращение на родину изгнанников, вольно или невольно попавших в водоворот трагических событий»? История «Бега» началась в апреле 1927 года, когда после феноменального успеха «Дней Турбиных» МХАТ заключил с Булгаковым договор на постановку пьесы «Рыцарь Серафимы» («Изгои»), «рисующей эпизоды борьбы за Перекоп». Пьеса была сдана в срок, черновиков не сохранилось, и, судя по всему, автор рассчитался ею с театром за аванс, выданный ранее на другую, несостоявшуюся, постановку.

Основная драма разыгралась в 1928 году: 1 января с Булгаковым был подписан новый договор, уже на пьесу под названием «Бег», и вначале все шло как по маслу. 16 марта текст передан в театр, Станиславский с восторгом воспринял пьесу, худруком постановки определили Немировича-Данченко, режиссером – Судакова, постановщика «Дней Турбиных», роли распределили среди звездного состава. Но уже 9 мая Репертком запретил пьесу как воспевающую белогвардейщину. Спустя пять месяцев руководство ­МХАТа организовало новую читку «Бега» с участием М.Горького. Вердикт был обнадеживающий: «Со стороны автора не вижу никакого раскрашивания белых генералов. Это превосходнейшая комедия… пьеса с глубоким, умело скрытым сатирическим содержанием. Хотелось бы, чтобы такая вещь была поставлена на сцене Художественного театра». Писателя поддержали начальник Главискусства Свидерский и Немирович-Данченко. И о том, что МХАТ принял к постановке «Бег» Булгакова, 11 октября возвестила «Правда».
Горький с легким сердцем отправился на лечение в Италию, а о том, сколь сильны были закулисные бои, можем судить и сегодня. 22 октября Репертком срочно собирается на расширенное заседание и оставляет в силе майское решение. В печати тут же появляется официальное сообщение о снятии «Бега», и всевозможные бачелисы и иже с ними с энтузиазмом «ударяют по булгаковщине». Маргариты еще не существовало в природе, и некому было побить люстры в их обиталищах. А 14 января 1929 года на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) приговором звучит резюме Сталина: «Бег» есть проявление попытки вызвать жалость, если не симпатию, к некоторым слоям антисоветской эмигрантщины, стало быть, попытка оправдать или полуоправдать белогвардейское дело. «Бег» в том виде, в каком он есть, представляет антисоветское явление».
Более того, «критик» предложил автору к восьми снам, на которые разбито действие, добавить еще парочку, «где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти по-своему «честные» Серафимы и всякие приват-доценты оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому что они сидели на шее у народа (несмотря на свою «честность»), что большевики, изгоняя вон этих «честных» сторонников эксплуатации, осуществляли волю рабочих и крестьян и поступали поэтому совершенно правильно». Вождь требовал невозможного, но, судя по всему, автор так хотел увидеть свое детище на подмостках МХАТа, что как минимум трижды – в 1933, 1934 и 1937 годах – дорабатывал пьесу. Тщетно. Впервые она увидела свет рампы в 1957 году, и на сцене совсем другого театра – Сталинградского драмтеатра имени М.Горького.
Во второй половине ХХ века во МХАТе было не до «Бега», премьера на исторической сцене состоялась лишь спустя 90 лет, 15 мая сего года. Историческую несправедливость исправил Сергей Женовач, годом раньше ставший худруком и директором МХТ имени Чехова. В 2004 году именно он ставил на этой сцене булгаковскую «Белую гвардию», продолжением которой писатель считал свой «Бег». Случилось так, что воля Михаила Афанасьевича была исполнена вдвойне.
…Внимание к премьере у всех повышенное, это понимаешь, как только гаснет свет и в черном провале сцены возникает деревянный помост-Голгофа, со столбом-виселицей с оборванными проводами, к которому пригвожден генерал Хлудов (Анатолий Белый). Сценография Александра Боровского лаконична и говоряща. У ног генерала вповалку лежат люди в разномастных одеждах – то ли сгрудившиеся беженцы на палубе корабля, то ли солдаты, оставшиеся на полях Перекопа. Пьеса идет в сценической версии театра, границы между снами условны, обозначают их вращением этого самого помоста, который становится то железнодорожным перроном, то полустанком, затерянным в Крыму, то константинопольским цирком, то парижским особняком.
Сейчас здесь ставка генерала-вешателя Хлудова, смертельно уставшего человека с безумным взором, теряющего разум на наших глазах. Герой Анатолия Белого открывает спектакль непрерывным бормотанием, обращенным, не сразу разберешь, к какому-то вестовому Крапилину (Алексей Красненков), которого, как и других, он походя погубил. В какой-то момент Крапилин возникнет в видениях Хлудова, а для нас – восстанет из адовой массы тел, лежащих на сцене, а потом снова растворится в ней. «За что ты, мировой зверь, порезал солдат на Перекопе?» – в этой фразе вестового заключена вся острота конфликта «Бега», родившегося из событий братоубийственной Гражданской войны. «Шакал, стервятиной питающийся, храбер ты только женщин вешать да слесарей!» – доносится с того света, и мы понимаем, что нет прощения Хлудову.
Из этой же массы тел возникнут и другие герои – экс-министр торговли Парамон Корзухин (Игорь Верник) в бархатной шубе, романтичный приват-доцент Голубков (Андрей Бурковский), начальник контрразведки Тихий (Павел Ворожцов). В первой же сцене пересекутся пути Хлудова и Серафимы Корзухиной (Мария Карпова) – петербургской дамы в тифозной лихорадке, – и генерал-майора Григория Чарноты, представшего в обличии беременной мадам Барабанчиковой. И все это сообщество, невольно соединившись, но при этом каждый своим путем, меняя роли, начнет свой бег в мифический Константинополь. Как в точку спасения и продолжения жизни. И, что самое ценное в спектакле Женовача, с первых минут вы ясно ощутите второй план: вам думается о героях «Белой гвардии», ходивших по этой сцене в похожей сценографии того же художника и только предчувствовавших происходящее сейчас под «голубыми лунами» (художник по свету Дамир Исмагилов). Спектакль воспроизводит мысленный «бег» и самого Булгакова, служившего военврачом у белых во Владикавказе и не попавшего в Константинополь лишь из-за свалившего его тифа. А также перемещение миллионов современных беженцев.
Актерский состав в «Беге» отменный, что очень важно, исполнители играют без оглядки на знаменитый фильм, а то, что издержки «переходного» спектакля порой ощущаются, вполне объяснимо. Генерала Чарноту со всей русской удалью играет Михаил Пореченков. Его герой, пожалуй, единственный из всей команды отдает себе отчет в том, что пути назад нет, то, что произошло с Россией, это надолго. Как быть, поначалу и он не знает, и по привычке удальцов его типа ведет себя, словно актер на сцене или игрок у карточного стола. «Да, я шут, я циркач, так что же…» – и в пух и прах проигрывается на тараканьих бегах у Артура Артуровича (Руслан Братов), чисто по-русски спуская последнее, оставшись в черкеске без газырей и в подштанниках. И не смутится гулять в таком виде ни по великому византийскому городу, ни по Парижу. За маской шута Чарнота прячет невыносимую боль от потери Родины. И чем веселее и громче его ставки на тараканьих бегах, тем трагичнее воспринимается сама сцена – ползут-то по «желобкам» вместо тараканов люди из свалки тел.
Ну и ни одной реакции Чарноты не упускает из внимания зал, когда тот, сопровождаемый Голубковым, играет в карты с миллионером Корзухиным в его парижском особняке. Тут на ловца и зверь бежит, 20 тысяч долларов оседают в карманах генерал-майора, вершится правосудие над Парамошей, бросившим на произвол судьбы Серафиму, а сцена, сыгранная по контрасту с хлудовскими метаниями у распятия, добавляет «Бегу» глубины и объема. Интересно наблюдать за печатью совершенно новых эмоций на лице Корзухина-Верника, жаль, что фирменная улыбка шоумена в какой-то миг все же мелькнет на нем.
Убедителен Голубков в своей любви к Серафиме, смешной и нелепый – и когда под диктовку Тихого пишет донос на нее, и когда «дает пощечины» греку-донжуану, которому собралась отдаваться Серафима, чтобы заработать на ужин честной компании. Но в приват-доценте Бурковского есть то, что дороже всего Булгакову, – та любовь к Родине, которая заставляет эту пару, не рассуждая, ринуться в Петербург. Туда, где улица Караванная и где русский снег. Женские образы у Булгакова прекрасны – Ирина Пегова достоверна в роли Люськи, походной жены Чарноты, и в начале спектакля, когда готова и в огонь, и в воду за любимым, и в финале, когда, разочаровавшись в его любви, выбирает благополучие с Корзухиным. Но с какой тоской и любовью тихонько бросает она финальную фразу: «Чарнота! Купи себе штаны!», выпроваживая удачливых картежников из особняка Корзухина. А Серафима – хотелось бы видеть не такую «голубизну», как в исполнении Марии Карповой. Где-то там внутри у этой женщины, как всегда у Булгакова, есть стальной стерженек…
В финале спектакля, проходящего в тягучей тишине, – все частушки, русские шарманочные распевы, турецкие песнопения и молитвы Григорий Гоберник оставляет за скобками – разве что лязг железа услышите при сцепке вагонов да скрип помоста, все рассыпается. Чарнота выбрал путь пилигрима в направлении Мадрида, Серафима и Голубков едут в Петербург, за Люську с Корзухиным беспокоиться нечего, а Хлудов уже без ведра с шуршащими тараканами из воспоминания детства, попрощавшись с призраком Крапилина, уходит в темноту. Мы слышим выстрел, провода замыкает, и этот финал бьет наотмашь. Потому что звучит в нем эхо реального выстрела, которым в январе 1929‑го в Москве был убит генерал Слащев, вернувшийся на Родину. Военный педагог, прототип Хлудова… Все указывает на то, что предсказание Горького о том, что «Бег» в МХТ «будет иметь анафемский успех», сбывается. А следующий показ состоится 2 сентября.