Выжить и жить

Дневник солдата чеченской войны

Станция

Нас везли на станцию. На ту самую, с которой мы уже дважды отправлялись в Дагестан и на которую уже дважды возвращались. Теперь впереди Чечня. Как-то там будет? Все ли мы вновь вернемся на эту станцию?

На путях шумная суета. Механики-наводчики заканчивают крепление машин. Они приехали сюда на сутки раньше и возятся со своими БМП. Наверное, жутко устали… Нам приказали не отходить от железнодорожных путей. Совсем рядом от полотна небольшая деревушка. Это еще Краснодарский край, самый его юг. Наличие деревушки означает, что местные жители будут не против чем-то поделиться с солдатами, вкусностями со своих огородов. Так и есть. Добрая бабушка насыпает нам за пазухи горсти яблок, сладкого перца, кукурузу. Деды делятся запасами “Примы”, спичками…

Просто мы еще не знаем, куда едем. А они знают…

…Работа закончена. Наверное, завтра отправимся: нас уже перевели на сухпайки. Да, наверное, завтра. Завтра…

Как много за последнюю неделю написали мы писем, наверное, в несколько раз больше, чем в другое время. Кто-то рассказал в письме, что скоро дембель, чтобы ждали. Кто-то писал, что отправляется в командировку в Ставрополь… А кто-то писал правду. Как бы там ни было, каждое письмо согрето юношеским дыханием и летит уже куда-то по адресу, домой – в Татарстан, в Москву, в Новосибирск…

Пришли последние КамАЗы с боеприпасами. Тут все: и выстрелы для пушек, и снаряды для зениток, патроны, осветительные ракеты. Да мало ли еще что. Нам всем выдали полный боекомплект. Перед Дагестаном тоже выдавали боеприпасы, патроны. Но Дагестан уже в прошлом. Мы молча снаряжаем магазины…

Уже совсем стемнело. Нас освещают фары нескольких машин. В их свете наши лица становятся старше, их прорезают глубокие морщины. Сейчас мамы не узнали бы нас. Мы уже не дети, которых они провожали. И как бы ни хотелось мамам увидеть нас, кто-то не вернется. Живые уже не будут мальчиками. Главное – вернуться.

На посту

Прибыли… Как красива эта южная земля! Красива летом, когда окружающие сопки переливаются всеми оттенками зелени. Кое-где еще видны полосы пашни. Вдалеке ходят коровы. Красива эта земля, наверное, и осенью. Тогда трава становится серой, как небо над ней. Мне же больше нравится ее зимняя красота. Солнышко освещает вершины сопок, покрытых снегом. Сопки лучатся, как горы серебра…

Странная и страшная земля. Красивая и опасная, добрая и злая. Почему она не может жить в мире? Почему и сейчас на ее груди – танки и БМП, зенитные установки и “грады”? Ведь это не нужно ни ей, ни ее деревьям, ни травам. Не нужно ее детям. И нам это тоже не нужно…

Вчера вечером выпал снег. Когда я встал на пост, снег уже лежал. И впервые за последние две недели я не увидел на небе ни облачка. Черный провал неба над головой, сопки в белой пелене. Лишь вдалеке нефтяной костер растопил вокруг себя снег. Вокруг него огромный кусок черной земли. Там стоял когда-то нефтяной заводик, хозяин воровал государственную нефть. Заводик мы взорвали, теперь тысяча тонн нефти сгорает в воздухе, освещая позиции на окружающих холмах. От нефтяного факела в снежную ночь поднимается столб ярко-розового цвета… Поднимается осветительная ракета, но с факелом она не идет ни в какое сравнение.

…С приближением рассвета наши позиции оживают. Один за другим из землянки вылезает весь наш экипаж. Мы с напарником после дежурства на посту идем разоружаться. Сейчас выставят дежурное огневое средство.

К полумраку в палатке глаза никак не могут привыкнуть. На ощупь снимаем бронежилеты, оружие, пора поспать, ведь скоро уже завтрак. Но кто-то за палаткой гремит пустыми флягами. В них набирают снег, чтобы растопить его и сготовить еду. С водой у нас трудно.

На завтрак в перловой каше плавают куски мяса: наверное, кто-то опять на полевую кухню пригнал корову. Теперь целую неделю будем есть говядину.

После завтрака с напарником делаем навес над постом. Дело нехитрое, всего на полчаса работы. Поэтому сидим и покуриваем, разомлев на солнышке. Когда вернулись в землянку, увидели, как наш снайпер жарит на печке семечки, зорко поглядывая, как бы кто-то их не увел. Впрочем, в его сторону никто не смотрит, все следят за механиком. Он притащил с БМП аккумулятор и пытается подключить к нему магнитофон. После многочисленных советов и неудачных проб хитрый механик все-таки завел магнитофон. И тут же неизвестно откуда выросла гора кассет. Хозяева кассет непременно хотели услышать свою любимую песню первой…

Слушали музыку, и каждый занимался своим привычным делом: кто-то читал старый журнал, кто-то играл в карты.

Наш командир отделения сидел возле стены с автоматом на коленях. Он упорно смотрел в мышиную нору, которая была в полу. Он часами сидел у норы, любая кошка позавидовала бы его терпению. И вдруг раздался выстрел. Наш командир держал двумя пальцами все, что осталось от бедной мышки. Для мышки мы выкопали могилку и произвели салют. Хорошо, что поблизости не было нашего начальства. Оно бы нам так салютнуло!..

На обед нас решили порадовать гречневой кашей с котлетами. Когда на фронте тихо, солдат и живет от завтрака до обеда, от обеда до ужина, чистит, драит оружие, любуется солнцем. Но это когда тихо…

Как же быстро пролетел день. Съеден рис из кормовых запасов, мышка похоронена. Техника закамуфлирована. Со спокойной совестью можно ложиться спать. А через два часа нам снова идти на пост. Надо набрать семечек, которые днем жарил наш снайпер…

Уже глубокая ночь. Я стою на посту. Кружась, падают снежинки, совсем как у меня дома. Когда я выходил из землянки, кто-то стонал во сне и звал маму. Мама сейчас далеко. Жаль, что она не видит всей этой земной красоты. Да и мы, в общем, ее не видим, некогда ночью ею любоваться. Земля эта красива, но коварна. Посмотришь вокруг и не понимаешь, зачем ты здесь, в бушлате, с автоматом. Иногда даже хочется плакать, не из-за чего, так просто. Просто стоять и плакать. Снег, трава, песок, небо, разве это чужое? Так и хочется обнять этот снег, обнять небо. Навсегда…

Баня

Еще одно тихое утро после вчерашнего грохота. В воздухе изморось, холодно. Ребята с неохотой вылезают из землянки. Здесь, на высоте полутора километров, осенью редко светит солнце. То, что сначала кажется туманом, на самом деле облака. Через час бушлат становится вдвое тяжелее от впитываемой влаги.

Одно из преимуществ облака – это великолепная звукопроницаемость – приближение техники слышно километра за полтора. Правда, колесная техника к нам не поднимается. Здесь все больше гусеничная.

“Леха, послушай, вроде к нам кто-то едет”. “Как бы не ротный!” Весь экипаж срочно принимается сгребать банки, бумаги и прочий хлам – не любит наш ротный этого, говорит, это позицию демаскирует. В облаках-то!

Не проходит и пяти минут, и действительно приезжает ротный. Подзывает нашего командира машины Саню, по привычке отчитывает за беспорядок, а затем что-то говорит ему тихо. Саня расплывается в улыбке. Мы с нетерпением ждем, чем он нас обрадует. Он зычно спрашивает: “Кто догадался повесить свои трусы на пушку?” Действительно, на стволе БМП висят ярко-красные семейные трусы. Из-за моей спины выходит Генка (его мы еще называем “малой” за его рост), лицо его своим цветом соперничает с трусами. Саня усмехается: “У тебя случайно трофейных женских чулок нет?” Малой еще больше краснеет и прячет свои домашние трусы в карман. “Ну ладно, мужики, теперь главное – сегодня баня”. Баня – это хорошо, хоть в кои-то века можно смыть грязь с тела да и постирать кое-что.

Весь экипаж срочно разыскивает свои затерянные мочалки, мыло, шампуни. Главная проблема – найти бритвы. Можно представить себе экипаж, заброшенный в горы на месяц? Теперь, глядя друг на друга, на наши небритые лица, мы начинаем смеяться. Уж больно мы похожи на чеченских бандитов… Бритвы были найдены в Санином вещмешке, откуда соответственно сразу и исчезли. Нелегко было найти полотенца. Как выяснилось, наш механик аккуратно намотал их на какие-то патрубки и маслопроводы. А механик с удивлением их разглядывал, словно это не его дело. Но и эта проблема была решена: полотенца заменили новыми байковыми портянками, рулон которых лежал невостребованный.

Мы едем в баню. Саня, как командир отделения, остался на позиции, он поедет завтра. Едем вниз по склону. БМП прыгает, как на американских горках. Мы с Серегой едем сверху на броне, на свежем воздухе…

Вдруг справа из кустов поднимается стая куропаток. Передернуть затвор – дело секундное, вскидываю автомат и стреляю. “Попал!”. Я толкаю Серегу и показываю на куропатку. “Зачем?” – осуждающе смотрит на меня Сергей. Останавливаться ни в коем случае нельзя. Мы едем дальше. Зря я все-таки застрелил птицу. Застрелил… Какое жуткое слово…

…В бане стоит густой пар. Несколько секунд, и каждый душ занят. Кто не успел, тот опоздал. Жди своей очереди. Вода почти кипяток. Кажется, будто вместе с водой смывается кожа. Ребят не узнать. Неужели и я такой же был? То, что казалось загаром, грязными струйками стекает на деревянный настил. Экипаж молодеет на глазах. Гладко выбритые лица просто светятся розовыми щеками. Где те солдаты, что без возраста с автоматами в руках? Здесь восемнадцатилетние пацаны, которым еще гулять да гулять. Вот только руки не отмываются. Чернота въелась в кожу от долгого общения с оружием…

…В землянке работает магнитофон. Темнеет. Скоро на посты. Чистое тело непривычно чешется, и вспоминается баня. Настоящая, русская, домашняя. Натопишь, бывало, такую и сидишь в ней хоть пять часов, хочешь – пара нагонишь, хочешь – просто греешься. Хорошо…

Только ведь та баня где-то далеко под Москвой, у Сереги – в Чувашии, у “малого” – в Татарстане. Как мне не терпится натопить свою баньку, попариться, попить пивка и отдохнуть. Отдохнуть и забыть эти горы, эти лесопосадки, эти красивые поля, эту землю, которая стреляет в нас неизвестно откуда. Забыть эту Чечню, забыть все, кроме ребят, кроме моих пацанов.

Роман ЯКУНИН

с. Борисово,

Можайский район,

Московская область