Выстрел – это крик. Исповедь матери

Трагедия с убийством школьником учителя и полицейского не выходит никак из головы. Я думаю, что у того мальчика, что пришел с ружьем в школу, не все просто было в семье. Наверное, родители, как говорят у нас, были «шибко спросливые» и держали сына крепко, особенно, мне думается, усердствовал отец (он ведь военный, да и дед генерал). Возможно, с детства твердили: «Не урони честь семьи. Будь отличником. Будь лучше всех. Мы для тебя все, и ты старайся!» А приласкать, поддержать, выслушать, достучаться до его души никто не захотел. Вот и выкрикнула его душа выстрелом из ружья.

…Расскажу о самом страшном, что случилось в моей семье. О собственной трагедии с сыном. Его я родила в 25 лет. Муж сразу ушел, сказав, что ему сейчас не до рождения детей. Тогда он оканчивал аспирантуру, потом защитил докторскую. Сейчас он профессор и преподает в вузе. Я одна воспитывала сына. Мальчик был замечательный, учился практически на одни пятерки, увлекался биологией. Читать начал с трех лет. (В 11 месяцев у него уже была связная речь.) После школы поступил в университет на биологический факультет, потом бросил, сказал, что не его. Я продала в областном центре квартиру и купила дом в деревне, чтобы спасти парня от армии. Потом сын с отличием окончил сельхозакадемию. Стал ветеринарным врачом. Тем временем в стране началась разруха. Колхозы «валились» один за другим. Скотина шла под нож, зарплату не платили. Я по образованию учитель. До ближайшей школы 8 км, автобусы не ходят. Проработала четыре месяца, ушла. С работы возвращаешься в полной темноте. Страшно! Волки доходили почти до деревни. Жили своим хозяйством. Завели корову, поросенка, овощи выращивали. Зимой оставались в деревне вдвоем. Летом приезжали дачники. Потом сын женился. Ему с женой дали служебную однокомнатную квартиру в соседнем селе. Колхоз был на плаву, но зарплату не платили и там. Родился ребенок. Через год невестка ушла, сказав: «Вы люди хорошие, но бедные, воровать не умеете, а потому богатыми никогда не будете». Уехала и увезла малышку, которую сын очень любил. Год я ходила за ним следом. Казалось, он глазами ищет гвоздь на балке во дворе, чтобы повеситься. Потом одна знакомая посоветовала ехать в Подмосковье, дескать, там ветеринары нужны и зарплаты хорошие. Подсказала хозяйство в Раменском районе. Сын поехал. Через три месяца увидела своими глазами, как он устроился. Дали в бывшем детском саду комнатенку, метра 4, может, и меньше. Одна железная кровать с промятой панцирной сеткой, тумбочка и умывальник. Ставка главного ветврача. В 6 часов на утреннюю дойку, в 8 часов – планерка, в 12 часов – дневная дойка, потом лечение и осмотр животных (две фермы по 200 голов), в 20 часов последняя дойка и потом еще надо ждать молоковоз до 10-11 часов вечера. И такой график каждый день за 10 тысяч, а то и за 7 в месяц. Никаких отпусков и отгулов. Однажды попросился съездить домой, чтобы помочь мне вскопать огород. Управляющий сказал: «Поезжай и не возвращайся. У нас тут очередь на твое место». Никаких трудовых договоров, приняли с испытательным сроком на месяц. Прошло полгода. Я опять приехала. Он все жил в этой каморке. Сын спокойный по характеру человек, малоречивый. Хороший специалист. Я много раз ему звонила и просила сходить к начальству, попросить другое жилье. В конце концов приехала, сама пошла к управляющему. Тот удивился: «А что же сын-то не пришел ко мне? Мы бы давно все решили». Через два дня дали комнату в рабочем общежитии. За три года сменились четыре управляющих. Ферму одну закрыли. На другой осталось 150 коров. Зарплату платили в конвертах, т. е. никакого перечисления в Пенсионный фонд, а сама зарплата дошла сначала до пяти тысяч рублей, потом до трех. Все по Пушкину: «Там рабство тощее влачится по браздам неумолимого владельца».Нашли другое хозяйство в Чеховском районе. Нужен ветврач, почти 800 голов гольштанской молочной породы. Даже дом предложили, правда, панельный, одни стены и крыша, вход заколочен фанерой. Сказали: «Хотите, отделывайте за свой счет, другого нет». Пообещали, если в хозяйстве отработает 10 лет, то дом будет его собственностью. Мы согласились. Сын поехал увольняться с прежнего места работы. А в трудовой книжке нет записей. Увидев книжку, я не сдержалась: «Ты же проработал там почти пять лет. Это твой стаж! Поезжай немедленно обратно, пусть все исправят». На что мой обычно спокойный сын закричал: «Ты что, не поняла до сих пор, что мы живем в бандитской стране! Зарплату я получал в конвертах, значит, нигде у них не числился. От меня жена ушла и ребенка забрала, потому что у нее рукав у пальто оторвался, а денег, чтоб купить новое, не было. Ты это понимаешь? Плевать я хотел на пять лет стажа. В этой стране до пенсии мало кто доживет. Страна рухнет от такого бардака, и мы все вместе с ней». Я никогда его таким не видела. У сына вены буграми выступили на шее, я даже напугалась. Обняла. Его плечи затряслись, и он зарыдал. Сын и в детстве мало плакал, только когда был совсем маленький, а тут тридцатилетний мужик рыдает. Успокоился, правда, быстро: «Все, хватит сопли распускать, пойду оформляться. Может, здесь повезет». И правда, вскоре все стало как бы налаживаться. Сын познакомился с молодой женщиной.  Привез показать ее ко мне в деревню. Я видела, с какой любовью та смотрела на него, и порадовалась за них. Ее отец с братьями помогли с ремонтом дома. Вставили окна, двери, настелили полы. Сын сам провел водопровод, сделал отопление. К зиме в доме можно было жить. Родители гражданской жены за небольшую плату продали сыну старенький «Москвич», на котором он разъезжал по частникам. Так что у него был еще и дополнительный заработок. Жизнь, кажется, стала налаживаться. Проработал он в этом хозяйстве почти восемь лет. За это время там сменились пять управляющих. Каждый приходил, хапал себе кусок земли, на его место приходил другой вор. За то время, что мой сын там проработал, от 800 голов осталось 200. Из главного ветеринарного врача он стал просто врачом, причем на полставки, а еще полставки добирал в должности зоотехника. А 20 апреля 2012 года его нашли у себя дома в луже засохшей крови. Мне выдали справку, что смерть наступила от потери крови вследствие иссечения вен в локтевых суставах обеих рук: суицид. Я до сих пор не знаю правды. Обращалась в прокуратуру, поняла, что никогда не узнаю, как погиб мой сын. Может ли человек так изловчиться, чтобы отсечь себе вены в локтевых суставах сначала на одной руке, а потом – на другой? Или все-таки это было убийство? Тогда за что? Он был умный, добрый, замечательный специалист. Кому и в чем он мог помешать? Но это мой крик в никуда. …Теперь хочу вернуться к случаю со школьником. Я думаю, что это тоже был крик. Крик всем нам, взрослым. Мы изначально неправильно относимся к своим детям. Мы считаем, что они наша собственность. Да, мы хотим, чтоб они жили лучше нас, сытнее, комфортнее, лучше были образованы. А надо ли это им? Мне всегда было некогда: две работы, университет, друзья. Все надо было делать быстро. А сын медлительный и задумчивый. Я его все торопила, до десяти лет шнурки завязывала. Потом спасала от армии. Облегчала ему жизнь? Мне казалось, я знаю каждую клеточку его организма, все мысли мне известны. Он был послушный мальчик. Учился на пятерки, с плохими мальчиками не дружил. Я все время старалась сделать так, чтобы у него были самые лучшие и полезные для развития книги, умные игрушки, хорошая одежда. Именно для этого я работала ночной няней и чистила ванны овощей и рыбы, а утром бежала на другую работу, вечером в университет. Я боялась, что его могут обидеть, и отдала в секцию самбо. Всего один раз я его побила (прости меня, сынок, Христа ради). Однажды у меня оказалось два свободных «окна». Жили рядом со школой, но я решила проехать одну остановку на троллейбусе. Очень тяжела была сумка с тетрадями. Подходя к остановке, неожиданно увидела своего сына. Я была в полной уверенности, что в это время он на секции. Во мне все закипело. Мы почти бегом преодолели путь до дома. «Как же секция? Я с таким трудом тебя устроила, купила дорогущее кимоно, два раза в неделю его кипячу, а ты …» – от негодования мой голос сорвался. «Понимаешь, мам, – с обычной неспешной рассудительностью стал объяснять сын, – я уже месяц не хожу на секцию. У меня там ничего не получается, и тренер сказал, чтобы я больше не показывался. Я знал, что ты расстроишься, потому решил, что скажу потом. А форму я специально пачкал. Заходил в туалет и ходил по ней грязной обувью». Это меня окончательно взорвало: «Я как собака устаю в школе, тащу по 90 тетрадей домой, стираю эту чертову форму, потом полночи проверяю тетради. А он в туалете грязными ботинками специально топчет мой адский труд», – все это вихрем пронеслось в моей голове. Я резко взмахнула ремнем и ударила сына. Он взвизгнул и ужом закрутился по комнате. Бросила ремень, закрылась в ванной, включила воду и разрыдалась: «Что я наделала! Я, любившая своего сына до безумия, ударила его», – тут же я выскочила вон. Сын, не проронив не единой слезы, сиротливо прижавшись к спинке дивана, смотрел прямо перед собой. Я обняла его: «Прости! Я обещаю, что никогда в жизни больше пальцем не трону. Не получается с самбо, и не ходи». Сын молча разобрал свой диван и лег спать. Заснул почти сразу. Я села к нему, гладила его по голове и все шептала: «Прости! Прости!» Потом, когда он вырос, иногда спрашивал: «А помнишь, ты меня ремнем била?» «И что, ты все на меня зло держишь?» – спрашивала я. «Нет, конечно. Просто помню, и все», – отвечал он мне.Мы мало доверяем своему природному чувству. Орлы, к примеру, кормят своих детенышей, пока те не оперятся, а потом просто выкидывают из гнезда. Лети! И он летит. Сначала мотаясь, плохо держа равновесие, несколько раз ударяясь об острые выступы скал. А потом, глядь, и взмыл под облака. Летит так высоко, что и с земли не видно. Только малюсенькая точка у самого солнца. Так и мы, родители, должны вовремя отпускать своих детей в этот мир. А любить их надо той настоящей любовью, которая не ищет своего, не гордится, не превозносится, а все покрывает и никогда не перестает. Любить всякими, а не только паиньками и отличниками. Дети умеют подстраиваться под нас, взрослых. Но иногда и они не выдерживают, кричат о своих бедах. А мы не слышим этого безмолвного крика. Пока не прозвучат громкие выстрелы…​Татьяна БАДАНОВА, д. Хмельники, Родниковский район, Ивановская область