Выйти из тени. Плохая школа та, где плохо детям

Москва – лидер российского образования. Это аксиома, которая, как известно, в доказательствах не нуждается. На самом деле лидерство приходится доказывать постоянно, потому что останавливаться нельзя, а каждый новый день приносит новые требования, новые правила, новые задачи, и в этих новых условиях нужно вести поиск, предлагать то, что еще вчера было немыслимо сложным, а сегодня должно войти в практику работы обычных школ. А что такое московская обычная школа? С ответа на этот вопрос и начался наш разговор с первым заместителем руководителя Департамента образования Ларисой КУРНЕШОВОЙ.

– Лариса Евгеньевна, всем хорошо известно многообразие московских школ – гимназии, лицеи, школы с углубленным изучением предметов, кадетские школы, центры образования и так далее. Но не кажется ли вам, что можно школы разделить еще на две группы: продвинутые и простые. Причем продвинутые (их меньше) составляют славу московскому образованию, а простые (их больше) остаются в тени.

– Мы изучали этот вопрос, потому что нас интересуют в очень большой степени именно те школы, которые остаются в тени. Недавно на заседании экспертного совета по национальному проекту возник довольно примечательный спор. Одни эксперты сказали: мы должны выбрать лучшие школы Москвы, другие возразили: нет, мы должны выбрать те интересные школы, в которых есть инновационные процессы, с учетом того, что президентская программа направлена на поддержку инноваций в образовании. Словом, возникла дилемма: лучшая школа – это обязательно школа, в которой есть инновационные процессы, или это просто хорошая школа, работающая стабильно, дающая хорошие результаты качества образования и не включающая в свою работу те новации, которые мы предлагаем учебным заведениям? Мы все чувствуем, что объем работы все время сильно возрастает, и никак не можем понять, почему. У меня возник по этому поводу разговор с директором одного из лицеев, и он сказал: «Раньше нас пугали новациями, теперь они стали реальностью, столько новаций вошло в нашу жизнь!» Понятно, что те директора, что реагируют на новации быстро, пытаются пробовать и то, и другое, и третье, тоже уже захлебываются в этом инновационном процессе. Мне кажется, что, когда вы говорите о школах, которые все знают, это как раз те школы, где руководители относятся к этой быстро реагирующей категории. Но есть школы, у которых очень хорошие директора, они стабильно работают, но этих директоров не видно, потому что у них совсем другие ориентиры.

– То есть деление школ совсем другое: на те, что сами разрабатывают инновации, и те, кто берет, спокойно их внедряет, привнося в этот процесс нечто свое?

– Но ведь есть еще и третья группа: те школы, где директора относятся к инновациям очень осторожно, считая, что у них есть свои собственные наработанные системы, свои педагогические принципы и им никакие изменения не нужны. Эта группа реально существует в Москве. Но есть еще и четвертая группа – откровенно плохие школы.

– Лариса Евгеньевна, а что такое, по-вашему, плохая школа в Москве?

– То же, что и везде, – это школа, где ребенку плохо, где ему неуютно, психологически дискомфортно, где ему не дают в результате тех знаний, которые должны давать. Это связано с жестким, авторитарным отношением педагогов к детям, с их желанием «построить» ребенка, авторитарность руководителя ставит ребенка в такое положение, что ему в такой школе невыносимо тяжело. Есть еще и школы, которые имеют очень слабый контингент, они есть на окраине Москвы в Восточном, Южном, Северо-Восточном округах, поэтому там низкие показатели, невысокие результаты обученности детей, но это связано не с тем, что сама школа плохая, а с тем, что так сложился контингент детей. Есть, конечно, и школы с плохой материальной базой, но все же для меня плохая школа – та, где педагоги не любят или не уважают детей.

– Это правильно, но такой тезис наводит на мысль, что плохой школой может быть и та, где хорошие показатели обученности. Я знаю такие школы, где есть углубленное изучение предметов, но к детям относятся по принципу: не нравится – уходи из нашей школы.

– К сожалению, это так.

– Вы собрали группу экспертов в рамках национального проекта «Образование». Как они будут отбирать школы, если, об этом даже говорила Любовь Духанина на заседании правительства Москвы, по условиям отбора не будут отмечены самые что ни на есть инновационные?

– Дело в том, что по основным документам в пакете, который школы подготовили, сдали и который будут изучать эксперты, должна быть ясна комплексная программа их развития. Но сами эксперты, обсуждая, говорят, что без хорошей аналитической записки, которая бы показывала, что в школе происходит, какие процессы находятся в поле зрения педагогического коллектива, какие мониторинги проводит сам педагогический коллектив, отслеживая результативность своей работы, программу развития смотреть бесполезно.

– То есть можно иметь программу развития и не быть инновационной школой?

– Да, можно написать очень хорошую программу развития школы, включить в нее всевозможные инновационные процессы, связанные со здоровьесберегающими технологиями, с введением в начальной школе изучения иностранных языков, предусмотреть переход на профильное обучение в старшей школе, то есть прописать поэтапность введения в деятельность своего педагогического коллектива все, о чем говорят в педагогическом сообществе, в документах и так далее. Эксперты отметили: если к этой программе не приложена серьезная аналитическая записка, в которой коллектив сам серьезно анализирует свою работу, демонстрирует, на что обращает внимание, то без этого невозможно смотреть и оценивать, какая школа: можно ли ее рассматривать как лучшую школу.

– Лариса Евгеньевна, а документы школ оформлены одинаково?

– Разные школы и разные документы. (Всего их 180, и нужно выбрать 118). Одни школы приложили очень много печатных материалов, издательской продукции, труды, которые они имеют, свои программы, брошюры, описание своего опыта. Другие школы подготовили материалы, точно следуя букве и духу закона, соблюдая тот регламент, который предписывается по сдаче материалов.

– Выходит, изначально школы не в равном положении?

– Мне интересно, как будут работать эксперты, ведь каждой школе присвоен номер, и они не будут знать, давая оценку, о какой школе идет речь. Кстати, выходит, что каждая десятая школа Москвы претендует на звание лучшей. Мы пока не анализировали, претендуют ли на это лучшие школы, все станет ясно после того, как будет проведена экспертиза и мы узнаем, какая школа скрывается за тем или иным номером. Пока я знаю, какие школы точно не участвуют в конкурсе, хотя они в числе хороших московских.

– По какой же причине они не хотят участвовать?

– По разным. Одна из позиций, которые мы уже слышали, – «не хочется терять время на оформление конкурсных материалов», другая – «мы сами себе цену знаем, педагогическое сообщество нас уже оценило», третья – «у нас хороший попечительский совет, и миллион рублей для нас не такие уж большие деньги».

– Налицо московский снобизм?

– Налицо лучшее положение московских школ по сравнению с региональными, для которых миллион – большие деньги, а в Москве школы получают довольно высокое финансирование. Кстати, правильно то, что грант нельзя потратить на выплаты работникам, он должен пойти на улучшение материальной базы, на развитие учебного процесса, образовательной среды.

– Сегодня много говорят об инновациях, но каждый понимает этот термин по-своему. Что такое инновации, что такое инновационная программа для вас?

– Вопрос сложный, потому что термин «инновация» действительно по-разному принимается, понимается и трактуется. Как у нас в Москве выстроена система? Есть городские экспериментальные площадки, причем не отдельное учреждение, а группа учреждений, работающая над заданной темой. Например, над темой «Отработка здоровьесберегающих технологий в системе образовательных программ». Совершенно новая тема, ведь раньше для здоровья ребенка считалось важным, чтобы вовремя проветривали класс, делали влажную уборку, чтобы ребенок приходил в столовую с чистыми руками. Но как только мы стали заниматься проблемой образования и здоровья, поставили задачу, чтобы школа максимально сохраняла те ресурсы здоровья ребенка (хотя, конечно, образовательное учреждение не лечит), которые есть, тогда потребовалось дать ответ на вопрос, что такое здоровьесберегающие технологии. Это совершенно новое поле: есть видение, постановка задачи, а нужно найти педагогические технологии, педагогические методы работы по сохранению здоровья ребенка, а главное – изучить, как за счет своей педагогической деятельности не разрушить ресурс здоровья ребенка и даже, может быть, развить. Вот эти шаги отрабатываются на экспериментальных площадках, и когда у нас уже были наработаны конкретные здоровьесберегающие технологии в Юго-Западном, Центральном округах, тогда началась передача этого нового. Процесс передачи нового в массовую практику, с моей точки зрения, и есть инновационный процесс. Он не прост, поэтому у нас есть экспериментальные площадки первого уровня и второго. Первые нарабатывают новое, а вторые – начинают отрабатывать механизмы передачи нового.

– Национальный проект зафиксирует какую-то высшую планку в развитии школ?

– Почему-то все считают, что национальный проект закончится, когда определят лучшие школы и лучших учителей. Мне кажется, самое главное в том, что если потом эти школы, которые будут награждены, не включить в систему повышения квалификации, переподготовки кадров, обмена опытом, проведения «открытых дверей» и демонстраций, что же в этой школе есть хорошего, почему именно она получила гранты, если не будет выстроен механизм, как вы правильно говорите, передачи своих наработанных педагогических продуктов в более широкую среду нашего региона (и не только нашего), то реализация задуманного в национальном проекте не будет эффективной. Любовь Петровна Кезина встречалась с учителями года Москвы разных лет, и они говорили, что для них важна даже не победа, а общение после победы, когда они могут поделиться какими-то идеями, методиками, наработками, что у них возникло профессиональное сообщество. Вот это эффект от проведения конкурса. Не случайно они создали свою ассоциацию, чтобы поучаствовать в качестве гражданского института в национальном проекте по отбору лучших учителей России. Как художникам, музыкантам, актерам нужна своя среда, так она нужна и педагогам.

– Но ведь существуют методические объединения, в рамках которых учителя всегда обсуждали какие-то важные для них вещи?

– Недавно мы обсуждали с регионами, что нужно что-то сделать с методическими службами. Ведь за все годы, когда происходили процессы реформирования образования России, о методических службах просто забыли. В том виде, в котором они сейчас есть, они не могут дальше существовать. Но если посмотреть на это серьезно, то без методического сопровождения, без координационной и организационной работы, без информационной работы, которую управленцы не могут выполнять, поскольку это должна делать другая служба…

– Не царское дело?

– Нет, не потому, что не царское дело, а потому, что это совсем другая профессиональная работа. Если мы не перестроим всю методическую службу, превратив ее в такую, что способствовала бы продолжению этого национального проекта и работе с лучшими школами, то национальный проект не состоится. Знаете, на этом региональном совещании возник вопрос, почему нет такой проблемы в медицине и почему проблема методической службы так остро стоит в образовании. Мы предположили, что все дело в том, что методическое сопровождение в образовании выглядит как-то по-другому, чем в медицине, ибо там есть сильные профессиональные сообщества. Например, есть главный лор, главный педиатр, и так далее. При своем институте повышения квалификации все медики объединяются по принципу профессионального сообщества, у них идет обмен опытом, конференции, симпозиумы по этому принципу, это просто по-другому организованная форма методического обеспечения. У нас такого нет, у нас нет такой культуры, у нас нет главного физика или главного химика, хотя и об этом можно подумать. Может быть, нам стоит просто перестроить структуру? То, что такие сообщества нужны и востребованы, нам говорили наши учителя года Москвы. Выстраивать нужно, весь вопрос в том, по какому принципу. Мне кажется, национальный проект поможет найти ответ на этот вопрос.

– Может быть, все дело еще и в том, что нет системы оценки учителя и школы, а нацпроект затеян для того, чтобы создать такую оптимальную критериальную систему? Или ту систему, которую нам предлагают, дальше в обычной жизни использовать нельзя?

– В каком-то смысле действительно работа с нацпроектом поможет подойти и к новой системе оценки качества. Представляете, какая у нас получается раздвоенность? Критерии участия и критерии отбора нам дали с федерального уровня, а показатели этих критериев разрабатываем мы сами. То есть мы собирали учителей, директоров, потому что каждый субъект РФ должен отработать эту систему показателей. Мне лично было бы интересно посмотреть, какие показатели в каких регионах наработаны. Например, есть критерий «стабильное качественное развитие» или «хорошие результаты в обучении», но что значит «хорошие результаты в обучении»? Надо было разработать показатели, свидетельствующие, как мы понимаем этот критерий. Я уверена, что в разных регионах это понимание разное, и было бы очень интересно посмотреть, что в разных регионах считают качественным обучением, качеством оценки. Дальше в документах сказано, что мы оцениваем качество. Чего: образовательного учреждения или образовательного процесса, качества образования конкретного ученика или конкретных детей? Тут нет абсолютно никакого методологического и методического подхода. То, что проблема оценки качества очень важна, что она должна выстраиваться, сомнений нет. Это предусмотрено в нашей программе «Столичное образование-4», и мы предприняли некоторые шаги по формированию оценки качества образовательного процесса, но пока есть только подходы. Я противница того, когда оценивают работу образовательного учреждения только по результатам сдачи ЕГЭ, по итогам тестирования или какого-то «среза» знаний. Ведь это не показатель качества знаний, а то, что мы раньше называли ЗУНами. Поэтому, если серьезно отнестись к нацпроекту, если наши методические службы вникнут в эти процессы, в том числе и в то, как оценивалось качество работы учителей и школ, проведут какую-то аналитическую и, как вы правильно сказали, исследовательскую работу, сделают определенные выводы из этого, думаю, это будет хорошим содержательным продолжением национального проекта.