«Выхожу один я на дорогу…». Размышления счастливого путника

…Большегрузы ревели, как самолеты на взлетной полосе, старенькие ЗИЛы чихали, посапывали, преодолевая подъемы, джипы жестко урчали, иномарки неслись с дробным шелестом. Я шагал и прислушивался к звукам за спиной: угадаю – не угадаю? Чаще угадывал, но случалось – и ошибался. Уловил не то урчание, не то пыхтение… ближе, ближе – не выдержал, обернулся. По дороге полз грузовик, над которым возвышался шар сена размером с двухэтажный дом – как он только продрался через теснину Дарьяла? А то вдруг стало настигать мычание. Я не успел ничего сообразить, как мимо прогромыхала полуторка с коровами в кузове. К шелесту шин внезапно примешалось назойливое позвякивание – через несколько секунд меня обогнал свадебный кортеж, машины которого были увешаны бубенцами.

…Я шагал и шагал по солнечному шоссе, что рассекло горный хребет. Почему я иду? Почему пошел? Как и зачем решился? Что позвало меня в очередной раз в этот путь? Как всегда – дорога. Но почему именно эта? «Выхожу один я на дорогу…» Так бывает. Какая-нибудь поэтическая строчка западет в память и будет неотвязно преследовать тебя, пока… пока каким-то чудесным образом не вплетется в твою судьбу. За Лермонтовым проследовал Пушкин, который проехал-прошагал по дорогам северных и полуденных краев больше 30 тысяч верст. Многое оставил нам поэт. В том числе и эту дорогу. На ней все привычно, знакомо, узнаваемо и всегда неожиданно и неповторимо. «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» – это своеобразный дорожный дневник поэта, его восприятие дороги. Между мною и Пушкиным путь длиною… Нет, не берусь судить о его верстах – это мне не по силам, но знаю точно – дано пройти по нему. Рядом с поэтом, след в след с теми, кто до и после него одолевал этот путь. …Город уходил, растворялся в дожде и тумане, и до другого большого солнечного города по ту сторону невидимых и неслышных в облаках Кавказских гор были многие километры пути. Я шагал по обочине, узкой, присыпанной щебнем обочине Военно-Грузинской дороги, которая рассекла Кавказский хребет, протянувшись на двести верст от Владикавказа до Тбилиси. Военно-Грузинская дорога как торговый путь была известна еще до нашей эры, о ней сообщали древние писатели Страбон и Плиний, затем арабские путешественники и грузинские хроники. Тогда она была узкой опасной тропой. По ней две тысячи лет через хребты, разделяющие страны и народы, ходили пешком или с обозами, которые двигались не быстрее пешего. После подписания в 1783 году Георгиевского трактата о протекторате России над Грузией русско-грузинское общение заметно оживилось. Была основана осетино-русская крепость Владикавказ. Эта дорога в то время была единственной транспортной связью двух государств.После присоединения Грузии к России в 1801 году дорога эта приобрела важное стратегическое значение. С тех пор она и стала называться Военно-Грузинской. Все, сколько было войн по обе стороны Кавказских гор, оставили шрамы, царапины, ссадины на перевалах, рядом с вершинами, по берегам рек.Уже почти сто лет мчатся через Кавказские горы автомобили – с севера на юг, с юга на север. Тоннели, широкие мосты, извилистые карнизы Дарьяла, ярусы Земи-млетского спуска, вырубленные в крутых лавовых склонах Гуд-горы, километровые столбы, знаки – все для колес, для больших скоростей. На подъеме к Крестовому перевалу установлен щит с надписью: «Дорога не космос, далеко не улетишь». Бежит, торопится дорога. И меня торопит, подгоняет. «Садись – подвезу!» – «Не могу» – «Почему не можешь? Садись – с ветерком поедем». – «Надо пешком». – «Зачем пешком? Может, у тебя денег нет – не надо денег. Садись – тебе хорошо и мне веселее». Примерно так было. В долине Арагви грузовик минут пять ехал рядом со мной – шофер упрашивал, почти умолял сесть в кабину. Сначала я пытался объяснить, мол, командировка, работа такая, но в ответ мне лишь хитро улыбались: «Зачем такое говоришь? Я знаю, тебе печать нужна – будет печать, сделаем. Кто остальное узнает?» Тогда я стал говорить другое: дескать, иду на спор. Смеялись, кивали уважительно головой, поднимая вверх большой палец – молодец! Скоро привык к таким разговорам, даже развлекался ими. Мелкие капли сыпались в лужи, как зерна, и было неизвестно, что произойдет через полчаса: потоки воды обрушатся с темных туч на дорогу или все-таки прорвется солнце. Только эта мысль. Горы затянуты туманом, Терека не слышно. И невольно цепляешься взглядом за навесы, будки, сараи, пещерки на склонах, густые кроны, под которыми можно будет переждать непогоду. Лaдно. Мысль взвешивает, сравнивает, глаза смотрят, а ноги работают. Час, другой. Вдруг приходит уверенность: «потоков» не будет, может, и солнце не появится, но ливня не будет – это точно. Дождь продолжал моросить. Я ускорил шаг. Чувствовал: за хребтом сияет солнце. И не ошибся.Солнца в пути мне часто не хватало. Как ни уверенно шагается в прохладной тени от нависающей над дорогой скалы или под мелким дождем, но с нежарким солнцем веселее. Светило, как неназойливый попутчик – можешь не замечать его, не думать о нем, но оно всегда рядом, всегда идет в ногу. В Дарьяльском ущелье до самых вершин лежала густая тень. Я вышел в дорогу ранним утром. Между скал гулял ветер. Небо над «воротами» («Дариал» по-персидски означает «врата аланов») было серым, холодным, чужим и непонятным. Вдруг над скалой заметил бледную корочку месяца. Отлегло: ясным будет день! Но шло время, горы торопились сомкнуться, выдавливая из теснины и реку, и дорогу. Все так же было сумрачно в ущелье. Лишь впереди на склонах желтел свет – до него было еще очень далеко. Но что это? В сотне шагов на темном асфальте заплясали светлые пятна. Будто через толщу воды прорвался солнечный луч и стал шарить по речному дну. Откуда свет? Слева открылось боковое ущелье. Ослепительный белый диск висел над ледниками. Лучи близкого солнца превращали в пар снега, сжигали травы, плавили камни в узком скалистом коридоре и уже подбирались к дороге. Я сбросил рюкзак и устроился на камне посреди солнечного пятачка. Пригревало. Прикрыл глаза, и тепло коснулось век. Горы, всю дорогу горы – холмы, скалы, хребты, вершины. Спуски, подъемы, петли, мосты через пропасти. Шаг свободный, легкий, как полет, напористый, упорный, тяжелый, осторожный, прыжки по травянистым склонам с серпантина на серпантин. Такой он Кавказ. Главной горы дороги – Казбека – я не увидел. Он был закрыт облаками. Шел и думал: что, как там, по ту сторону хребта? И все время казалось – там другой мир, другие горы и другие люди. Я спешил увидеть их. Все так и оказалось. После Крестового перевала горы стали округляться, от подножий до вершин пенились обрызганной солнцем зеленью. Далеко внизу, как на дне глубокого сна, серебрилась ниточка белой Арагви. Теплый ветер с долин, которые лежали ниже, доносил запахи песка и моря. «Мгновенный переход от грозного Кавказа к миловидной Грузии восхитителен. Воздух с юга начинает навевать на путешественника» – все, как два века назад. В пути одна крыша для дороги и для путника – небо. Земле под ним надежно и покойно в любое время года и дня. Путник неприхотлив, и он вполне счастлив под защитой неба, если только сверху не обрушиваются на его голову потоки воды, через перевалы не врываются в долины студеные ветры. Ну а если… В поселке нашел гостиницу. На крыльцо вышел администратор в костюме, будто только что снятом с манекена: «Мест нэт!» Я не стал спорить (да и бесполезно) – «нэт» так «нэт». Устроился на турбазе. И неплохо устроился, меня даже накормили непривычно сытным ужином – путник путником силен. Но долго не мог уснуть – ныли суставы и до боли ломило в щиколотках. В этот день я прошел почти полсотни километров……Крепость стояла у самой дороги. Вокруг не было других построек – лишь зеленые горы и чистое прохладное небо. Зубчатые стены и башенки храмов Ананурской крепости были освещены закатным солнцем. Я остановился в сотне метров от древнего сооружения (оно выросло неожиданно из-за поворота и сразу стало существовать вне времени и места) и полез в рюкзак за фотоаппаратом. Присел, поднялся на цыпочки, шагнул в сторону – на переднем плане в глазок видоискателя упрямо лез дорожный знак, предупреждающий об опасности обвала. Я уже собрался проскочить вперед, но потом подумал: пусть знак останется. Пусть все будет, как сначала увиделось. Перед дорожным знаком шоссе замедляет свой бег и дальше мимо крепостных стен оно бежит уверенно, без оглядки и спешки. Так есть, и так всегда было.Много памятников вдоль дороги. Каждый, кто проходил по ней, оставлял свой след. По этим следам шли другие путники и оставляли свои следы. Главное – их не перепутать, не смешать, не стереть. Одна дорога, но у каждого свой маршрут, своя судьба. В Жинвали (древнегрузинские хроники сообщают о богатом городе Жинвани, который орды Тамерлана сумели взять и разрушить лишь во время своего седьмого нашествия) у дороги стоит старая сторожевая башня. Я бы не обратил на нее внимания – подобных сооружений немало в долине Арагви, если бы мне не рассказали ее историю. Башня находилась раньше на том месте, где сейчас играют волны Жинвальского водохранилища. Строители гидроэлектростанции перед затоплением долины решили перенести древний памятник на новое место. Опыта подобных работ ни у кого не было. Неподалеку вели раскопки археологи. Обратились к ним. Ученые показали, как маркировать камни, разбирать старую кладку. После смены в тоннелях рабочие торопились к башне. Осторожно выковыривали ломами камни, каждый помечали краской. Через короткое время башня уже стояла у нового поселка Жинвали. Рядом с новой трассой дороги. Так было – так пусть будет.Храм Джвари над слиянием Куры и Арагви и церковь Цминда Самеба (Святой Троицы) на горном отроге перед Казбеком – даже чтоб только мельком в щелку между занавесками на окне туристического автобуса увидеть их, стоит вернуться сюда. Я не знаю, когда это произойдет, смогу ли вообще вырваться в эти края, но знаю точно: часто буду хотеть именно этого.Храмы и крепости – это эпохи и народы, взгляд с поднебесных вершин на деяния людей и лик дороги. Но есть скромные памятники на обочинах, о которых ничего не сказано в путеводителях. После Дарьяльского ущелья открылась залитая солнцем долина. Над ней парил мраморной крест. Он был установлен на бугорке чуть ниже дороги. Я спустился, потом поднялся по тропе к памятнику. Обошел вокруг. В нише под крестом торчала тоненькая свеча. На кончике восковой палочки дергался огонек. Его зажгли совсем недавно – свеча была еще почти целая. Кто зажег ее у дороги? Кто зажжет следующую?…..Я был настроен на решительную жесткую ходьбу – только при этом условии можно было в короткий срок перевалить через Кавказский хребет. Вскоре определился свой неутомительный ритм – пять километров в час. Пять тысяч метров довольно точно укладывались в шестьдесят минут, несмотря на спуски и подъемы. Но в то же время я не преследовал цель промчаться сломя голову двести километров до Тбилиси. Меня не теребили мысли – успеть! не опоздать! проскочить! Я не пришпоривал время, не подхлестывал и не понукал себя – шагал, как шагалось и думалось. Мне почему-то казалось, что именно так в прошлом веке продвигались по дороге «тергдалеули» – без колебаний, суеты и оглядки молодые грузины шли «испить воды Терека», увидеть и осмыслить мир по ту сторону Кавкасиони.Я заранее не планировал остановок. Отдыхал, когда уставал, пил воду из родников, когда донимала жажда (нарзанного источника, правда, ни одного не пропустил). Ложбинка, где разводил костер и кипятил в кружке чай, сразу становилась близкой, почти домашней – превращалась в родной очаг. Торопился обжить его – сюда рюкзак, там харчи, тут место для костра, усердно ел глазами каждый камешек, каждую веточку. И всегда думал: неужели десяток шагов отойдешь и забудешь? Отходил и забывал. Правда, в конце пути все ложбинки, где чаевничал, и все костры неожиданным образом припомнились….Четвертую ночь Пушкин провел в Душети, я ночевал рядом в селении Жинвали. И конечно же, были Тифлис и серная баня после дороги! И был банщик, уже второе столетие работающий здесь под низким каменным потолком – «долго тер он меня шерстяною рукавицей и, сильно оплескав теплой водою, стал умывать намыленным полотняным пузырем. Ощущение неизъяснимое, горячее мыло обливает вас, как воздух!»В пути нас роднило многое. Я читал «Путешествие», и казалось, листаю свой дорожный дневник. * * *Все. Можно ставить точку. Но я все время повторяю: «Выхожу один я на дорогу…»    Выхожу один…Выхожу!