Вундеркиндология Тяжкое бремя детского интеллекта

Вундеркинды – что ж, придется пользоваться этим довольно избитым словом – не представляют собой ничего нового.

Многовековая история западноевропейской цивилизации знает немало людей исключительного интеллекта, в очень раннем возрасте обнаруживавших зрелость научного мышления, – некоторые великие умы эпохи Возрождения в свое время были такими чудо-детьми. В обиходе вундеркиндами, как правило, называют подростков, которых принимают в университет в возрасте 12-13 лет после того, как они успешно сдают экзамены продвинутой школьной программы по очень ограниченному набору точных и естественных дисциплин.
Вместо того чтобы дождаться 17-летия своего чада, когда его уже можно будет считать более-менее взрослым, родители договариваются с инспектором по зачислению в университет и обрекают своего весьма смышленого отпрыска и дальше заниматься тем же самым ограниченным набором дисциплин, только уже в квазиуниверситетской среде. В результате вундеркинд оканчивает университет – как правило, с блестящими результатами – в возрасте обычного абитуриента; потом защищает докторскую диссертацию, когда его ровесники оканчивают университет; выходит из постдокторантуры, когда они начинают писать диссертацию, и обычно больше не появляется за пределами своего профессионального окружения. (Лишь некоторые возвращаются потом к обычной жизни, просто чтобы доказать, что они нормальные люди и тоже могут создавать семьи и иметь детей).
Неудивительно, что порой этот идеальный ход событий нарушается – общество так или иначе оказывается неспособным поддержать попытку с ходу сделать академическую карьеру. Точнее говоря, иногда все настолько явно не складывается, что общество это замечает. О том же, что идет не так на более глубинном уровне, можно только догадываться.
Раз уж обычные студенты сталкиваются с громадным множеством проблем и не застрахованы от постоянного давления со стороны агрессивной среды престижного университета, то можно ли вообразить вундеркинда, который бы втайне не испытывал невыносимые мучения?
Те, кто не имеет отношения к университетской среде, даже представить себе не могут, сколько тратится средств и сил, сколько людей привлекается для проведения воспитательных мероприятий – и все это лишь ради того, чтобы студент мог окончить университет в 18 лет!
Вундеркинды, по сути, оказываются способными завершить учебу, только если они почти не появляются в университете. Они не знают, что такое студенческая жизнь: избавленные от радостей и горестей, знакомых любому старшекласснику, они потом лишаются еще одного важного жизненного опыта. Они совершают скачок из бедного впечатлениями детства сразу во взрослый мир высокообразованных профессионалов. Вот в чем проблема.
Расхожее представление о том, что вундеркинды проявляют себя исключительно в области точных и естественных наук, на самом деле неверно: в любой интеллектуальной сфере есть свои вундеркинды. Причин для такого заблуждения я вижу две. Во-первых, не столь уж редкая способность к весьма абстрактным областям знания (и глубоко интеллектуальным занятиям вроде шахмат и музыки) связана с углубленностью в себя: она не требует общения с реальным миром, тем более с миром людей. Для того чтобы стать блестящим математиком или шахматистом, не нужно никакого жизненного опыта. Вундеркинд-историк или социолог – это почти что нарушение всякой логики.
Во-вторых, лишь в очень редких случаях теория воспитания вундеркиндов может дать хоть сколько-нибудь убедительный ответ на вопрос, зачем вообще отправлять столь молодых людей в университет. Ни один инспектор по зачислению на отделения истории, литературы и даже экономики не допустит к обучению 13-летнего ребенка, потому что его мало чему можно будет научить – именно научить, не натаскать.
Сам я специалист по судебному контролю в области законодательства. Не думаю, что я сумел бы объяснить 13-летнему человеку проблемы судебных полномочий в законодательной области, даже если аналитический склад ума и эйдетическая память позволили бы ему выбрать стопроцентно правильные варианты ответов в тесте по конституционному законодательству. На самом деле даже очень одаренный 18-летний студент может получить лишь смутное представление о том, в чем, собственно, вся соль великих судебных решений, известных политической истории.
Университет – это не просто следующий после школы этап образовательного конвейера. Это одновременно и качественный, и количественный скачок, это совершенно новый опыт. Да, разумеется, можно взять одаренных студентов-математиков, выделить для них в университетском городке специальную территорию, набрать талантливых преподавателей и добиться того, чтобы эти студенты сдали выпускные экзамены. Но того же эффекта можно добиться (при том, что дистанционное обучение способно творить чудеса), даже если вундеркинды останутся сидеть по домам, – все равно они и так не посещают университет.
Да, конечно, когда-то университет можно было (с очень небольшой натяжкой) приравнять к школе-интернату. В бытность мою студентом даже на последних курсах в одиннадцать вечера нас фактически запирали в здании общежития (и это при раздельном обучении). Те, кто учились до нас, должны были все поголовно каждое утро приходить на молитву. Теперь же жизнь в университете хоть и отличается от обычной, но все же кампус перестал быть охраняемой замкнутой территорией, а студентов больше не караулят, не пасут и не стерегут. Закон признает их взрослыми, и они всячески утверждают это свое право. Мы относимся к ним соответственно. Даже если бы от нас этого не требовал закон, мы все равно не стали бы поступать по-другому. Иначе три-четыре года учебы лишь тормозили бы студентов в их развитии, делали их совершенно ни на что не годными и (я возвращаюсь к нашей главной теме) неспособными сформировать собственное суждение о современном обществе, – а ведь именно этому мы, преподаватели, пытаемся их научить.
Так почему же родители посылают 13-летних в псевдоуниверситет вместо того, чтобы дать им возможность получить всестороннее образование вместе со сверстниками? Не потому ли, что наши школы просто не способны создать интеллектуальную среду под стать одаренному ребенку?
Дэвид РОБЕРТСОН
Перевод Ольги Юрченко