Второе рождение. Если класс не дружен, он асоциален, утверждает психолог

Елена Александровна ЛЕВАНОВА – тот самый педагог-психолог, к которому обратились за помощью родители подростков, попавших в беду на Дубровке. Елена Александровна с подростками с вожатских лет! Доктор педагогических наук, нашла сегодня возможность создать психолого-педагогический институт воспитания «Грани». Она не считает трудным детский возраст от десяти лет до пятнадцати, называя его, вослед Жан Жаку Руссо, «вторым рождением человека».

– Но почему «вторым рождением»?

– Потому что до десяти лет подростка формируют родители, а с десяти ребенок вполне может «делать себя» сам. Подправить себя прежнего. Этот возраст очень восприимчивый, чувствительный. А «опасен» тем, что именно в эти годы подросток значительно меняется физиологически, но родители и учителя, не будучи знакомы с этими его проблемами, не способны почувствовать то же, что и он, и, значит, им управлять. Мы видим лишь «верхушку айсберга». Об остальных девяти десятых личности можем только догадываться.

– Но что нам, родителям и педагогам, неизвестно о физиологии подростков? Кажется, об этом немало пишут.

– Неизвестно многое. На первых курсах в пединститутах, конечно, проходят анатомию, возрастную психологию. Но студенты плохо увязывают свои знания с поведением реальных подростков. Например, рост трубчатых костей опережает у ребят развитие мышечной ткани. Ну и что? А то, что подросток становится неуклюжим, неловким, у него начинается раскоординация движений. Ребенку хочется присесть, сложиться, полежать, сунуть руки в карманы, ему дискомфортно. А мы закрепляем в нем эту неуклюжесть, когда начинаем возмущаться: «Развалился за партой!», «Ишь, устал он! Это я устал!». А ему нельзя поднимать больше пяти килограммов!

– Иначе говоря, мы сами делаем подростков «трудными»? Но ведь когда пытаемся на них воздействовать, они часто уходят от разговора, как бы прячутся от нас.

– Надо понимать, что младший школьник пускает в свою «зону интимного, близкого общения» и родителей, и учителей. Ему привычно жаловаться педагогам, открыто просить у них заступничества, ходить по улице, держась за палец отца или матери. Даже когда мы его «погоняем»: «иди туда – сделай то», он воспринимает это как некую социальную защиту для себя.

Но десятилетний ребенок выталкивает нас из этой зоны. Он хочет партнерских, равных отношений со взрослыми именно потому, что уже вполне разумен. Да и мы сами то и дело твердим ему, что он стал взрослым.

Другой частый протест ребенка – против формы предъявленных к нему требований. Когда наш резкий тон вызывает резкий тон подростка, взрослый должен остановить себя и кое-что понять. Если в этот момент он не поможет ребенку, причины детской раздражительности, конечно, со временем уйдут. Подросток их перерастет, реакции торможения в коре головного мозга как бы пересилят реакции возбуждения. А вот грубая форма общения с нами и социумом останется. И тогда из ребенка вырастет взрослый, который без конца конфликтует.

– Я тоже считаю, что инициатива налаживания испорченных отношений между взрослым и ребенком, как бы первый ни был обижен, должна принадлежать взрослому.

– Мы, конечно, не должны проходить мимо детской грубости, нужно дать понять, что мы живые, не принимаем такой стиль общения. Но сказать это надо доброжелательно. Вам даже может показаться, что ребенок вас не слушает. Нет, это не так. У него словно маленький магнитофончик, который все за вами записывает. Я это хорошо знаю, потому что коллектив моего института работает по программе социальной помощи подросткам – «психопластика личности». Осенью на время каникул на четыре дня мы вывозим классы в загородный лагерь и вбрасываем в детей очень много информации по саморегуляции психики, играем с ними в ролевые игры, занимаемся тренингами с восьми утра до одиннадцати вечера. Нас иногда спрашивают: можно ли изменить подростков за столь короткий срок? Но ведь мы их и не торопим! Спустя полгода мы опять встречаемся с ними в лагере и тогда понимаем, что они за эти шесть месяцев благополучно «переварили» нашу информацию, ничего ими не забылось! А на следующий год мы опять с ними встречаемся, снова два раза по четыре дня.

– Всего шестнадцать дней активной «педагогики» в течение двух лет!

– А эффект замечательный. Дети плачут, когда расстаются с нами, говорят, что такого внимания им никто в жизни не оказывал. Тогда и приходишь к выводу, что они не ждут от взрослых и от своих одноклассников ничего особенного – только нормальных человеческих отношений. Вот что стало ныне дефицитом! Грамотно выстроенная воспитательная работа, уважение людей друг к другу! Не знаю, как обстоит дело в регионах, но в московских школах до 40 процентов учителей не имеют специального педагогического образования. Я сочувствую учительству. Потому что совершенно согласна с мнением Ушинского, что труд умственный, педагогический не имеет себе равного, он самый изматывающий. Но как можно преподавать, не зная, например, того, что в раннем подростковом возрасте детям хочется все знать, идет жадное информационное накопление, и тут им противнее всего – изучать правила русского языка? А педагог не только требует, чтобы эти правила от зубов отскакивали, но и берется судить о личности ребенка по его грамотности! Да не торопитесь вы с оценками!

– В вашей концепции есть принцип «работать на опережение». Что это значит?

– Мы не работаем отдельно с детьми «группы риска». Мы приглашаем к себе весь класс. Что есть в нем, что жизнь намешала, то и сопровождаем в течение тех двух-трех лет, о которых я уже говорила. Наша задача, чтобы у подростка сформировалось свое правильное отношение к курению, алкоголю, к друзьям, к улице на том основании, что есть в жизни другие вещи, которые гораздо интересней. Собственно, сама «психопластика» – это такая духовная организация личности, которая позволяет детям адекватно реагировать на любые внутренние и внешние изменения, которые происходят с ними, их товарищами, обществом. Мобильно и гибко. Когда человек прямолинеен, как телеграфный столб, его очень быстро можно сломать. Мы учим тому, как выжить в самых трудных условиях и не уйти в пьянство, наркоманию, суицид. Надо жить!.. Я разрабатывала эту программу двенадцать лет.

– Теперь я понимаю, почему к вам обратились родители детей, пострадавших на Дубровке.

– Это ведь только называется «отработать шестнадцать дней». После тренингов с детьми мы встречаемся с их родителями, для каждого ребенка разрабатываем свои рекомендации, дети ведут свои психологические дневнички. Не для нас, для себя. Они должны себя познать. Без этого не может произойти то самое «второе рождение»! Воспитание – это ведь не когда учитель читает ученику мораль. А он научит ребенка почувствовать в себе душу, живую и бесценную, и подросток сам начинает прокладывать свой путь к другим людям, потому что они так же дороги и интересны ему, как он сам дорог себе.

Надо, надо принять другого человека – иначе вокруг тебя не возникнет сообщество! Сначала в классе, потом в вузе, потом в мире взрослых, когда ты вырастешь. Если мы не вернем в школу воспитание, мы выпустим из нее в наше общество хаос! Уже выпускаем.

– А что ребенок должен принять в другом ребенке?

– Принять то, что у него есть! Он – «такой»! А в подростковом возрасте детей особенно возмущает непохожесть на них других детей. Мы эти стеночки отчуждения разрушаем. Очень важно работать не с одним ребенком, трудный он или легкий, а со всем классом. Что толку, если к психологу приведут Ваню, тот даст мальчику умные советы, а потом Ваня вернется в класс, и выяснится, что эти советы к этому классу неприменимы? Я вообще противница общих рекомендаций. Но, работая со всем классом, можно через отношения детей друг к другу выработать у них и отношение к разным социальным явлениям, которые стоят за спиной каждого ребенка. В лагере подростки, решая всем классом творческие задания, могут часами спорить. А знаете, с чего начинается рост личности ребенка? С разговоров. Даже сплетничая потихоньку, мама и дочка или подруги могут выработать свое отношение к кому-то или к чему-то. Так развивается критическое свойство ума. Рассказывая детям о наших делах, о взаимоотношениях с другими взрослыми, мы передаем им свой жизненный опыт, хотя кто-то и считает это «бестактным». А хорошо ли, что сегодня 80% подростков в Москве живут в состоянии эмоционального отторжения от своей семьи? Что они порой нарочно ссорятся с родителями или одноклассниками, лишь бы те позволили им выговориться?!

– Некоторые педагоги утверждают, что детям достаточно общения на уроках литературы, истории, граждановедения. Но мне кажется, что «диалоги», выстроенные ради получения хорошей оценки, не открывают подростков друг другу. По крайней мере полностью.

– Я согласна. Рамок уроков недостаточно. Знаете, что мы снимаем с детей прежде всего остального, когда они приезжают в лагерь? Барьеры стеснительности. Это происходит с помощью творческих заданий. Даем задания и на выработку доверия друг к другу. Упади-ка спиной на руки друзей! Решишься?.. К сожалению, в тех школах, где была полностью разрушена воспитательная работа, педагоги сначала наломают много дров, прежде чем у них появятся хорошие результаты. Многие из них сегодня не помнят даже того, что надо не «готовить ребенка к жизни», а проживать ее вместе с ним.