Вспомнить бы начальникам начало…

Девочка, работающая на радио, получает по 400-500 тысяч в месяц. Однокашница, попавшая в банк, первая красавица их курса, получает вместе с ежемесячными премиальными 700 тысяч и всякие там бытовые бесплатные услуги: транспорт, обед, лечебные. В школе таких денег не зарабатывает даже заслуженная учительница России, ведущая полторы ставки.

– Конечно, семьдесят тысяч за месяц квалифицированного труда – это очень мало, – сказал при встрече с учителями глава районной администрации, – но ведь вы получаете их за восемнадцать часов работы в неделю, а я работаю по двенадцать часов ежедневно, так что за свой час работы мы получаем с вами одинаковую плату.

Горько это было слышать, особенно молодым: ведь на подготовку к каждому из восемнадцати учебных часов они затрачивают три-четыре часа своего времени. Да что там три-четыре часа? Весь день, круглые сутки учительской жизни – одна беспрерывная подготовка к новому уроку.

Нередко молодых в школе ругают: апатичны, ленивы, самонадеянны, невежественны. Чего только не услышишь от иной шестидесятилетней учительницы, научный и педагогический багаж которой мог бы позволить ей самой уже писать учебники, а не только планы к урокам. “Молодые ничего не хотят”, – слышно чаще всего среди других упреков там, где начинающий учитель предоставлен сам себе и всем своим многочисленным стрессам и бедам. Ничего не хотят? Да не есть ли это тревожный признак того, что человек оказался в отчаянии, в плену той обиды и душевной боли, из которой не видит выхода, избавления?!

Конечно, молодым всегда трудно: нет знания жизни, нет материальных средств, опыта, связей, зачастую нет и квартиры, зимней одежды (девочка из банка купила своей маме сапоги за четыреста тысяч – устойчивые, теплые, как раз для Сибири, а ее однокашнице – учительнице самой сапоги покупают родственники, потому что деньги на них она и за год не заработает), но особенно трудно, когда они чувствуют свое подвижничество ненужным, невостребованным, неоцененным.

Конечно, многие школы ищут самостоятельный выход: в одной, например, доплачивают молодым за “переполненность” класса (из-за нехватки учителей и кабинетов приходится набирать в класс куда больше “законных” двадцати пяти человек), в другой – молодых обеспечивают бесплатными проездными билетами, в третьей – у каждого молодого педагога есть свой наставник, который помогает ему не только в решении педагогических, но и бытовых, правовых проблем, выступая как бы посредником между администрацией и начинающим учителем, не всегда признающимся в своих нуждах.

Есть школы, директора которых постоянно держат под контролем заработок молодого учителя, изыскивая всевозможные пути, чтобы обеспечить начинающему педагогу прожиточный минимум.

Не все директора соблюдают интересы педагога при составлении расписания (например, молодую женщину с маленьким ребенком ставят все время на первые уроки, хотя живет она в другом районе). Подчас они не оплачивают молодым уроки при замене другого педагога (“отгуляешь в отпуск”, – говорят учительнице, не знающей, где взять денег на обед сегодня, чтобы до этого отпуска дожить). Не выплачивают своевременно под’емных, не представляют молодых к премии (“пусть больше старается”). Словом, именно молодые учителя оказываются в том катастрофическом положении, которое справедливо именуют экстремальным и бесчеловечным.

Получается, что выжить в современной школе могут только пенсионеры: их пенсия вместе с зарплатой по двенадцатому разряду и составляет сегодняшний прожиточный минимум.

Результат? Школа дряхлеет: есть коллективы, где пенсионеры и учителя предпенсионного возраста составляют две трети! Да, конечно, есть опыт, есть культура, мудрость, ответственность, но при этом и болезни, и все спутники старости.

Несколько лет назад, при более стабильной политической и нравственной ситуации, мне довелось провести анкетирование в разных классах по теме “Школа будущего”. Очень многие дети, особенно подростки, утверждали, что лучший учитель – это молодой учитель, потому что ему ближе интересы и психология воспитанников, а среди молодых лучший учитель – это мужчина…

И вот – сначала ушли из школы мужчины, а теперь экономическая политика в образовании изгоняет из класса всех молодых. Эта беда пострашнее многих других школьных проблем, на ее предотвращение надо бросаться всем миром, как на тушение пожара. Пока в системе образования и его профсоюзе нет какой-либо структуры, которая корректировала бы и поддерживала жизнеспособность молодежи в школе. Раньше этим занимались и обкомы комсомола, и клубы “Эврика”, и клубы коммунаров, и Фонд педагогической инициативы. Сегодня же, обзвонив десятки директоров школ, бухгалтеров, районных и городских экономистов и представителей профсоюза, кадровиков, я не смогла получить общей картины – сколько всего в школах учителей – “первогодков”, каковы их самая низкая и самая высокая зарплата, жилищные условия, семейное положение, получают ли они какие-либо доплаты, ссуды, пособия… Все мои собеседники ссылались друг на друга, а экономист одного из районов очень даже оскорбилась: “Я вам что, профсоюз, что ли, заниматься такими делами”.

Между тем во многих районах, где катастрофически не хватает учителей и некоторые предметы не ведутся, именно молодые, пришедшие по доброй воле, по страстному желанию всю жизнь работать с детьми, не выдержали и первого полугодия – под разными предлогами уволились. Замены им – молодым, с современным высшим образованием, с дополнительными профессиями, со знанием иностранных языков и языков программирования – нет. Придет ли в такой ситуации кто-то на их место из университетских стен на будущий год, неизвестно: ведь каждый из нас идет туда, где его ждут и любят. Или хотя бы обеспечивают прожиточный минимум за работу, которую в современных условиях нарастающей безответственности и безнравственности нельзя рассматривать иначе, как подвиг бескорыстия.

Галина ФРОЛОВА

Новосибирск