…Хочу рассказать про моего дедушку, он не воевал, не видел танков и самолетов, не жил на оккупированной территории. Тяжело вздыхая, дед, снимает очки и теребит в руках газету. Помолчав с минуту, говорит: «Что тебе рассказать? Жили, работали, ничего не видели. Про нас кино не снимешь. В войну мне было двенадцать». Я чувствую, что деду тяжело вспоминать, и не тороплю его.
«Летом сорок первого до нас, маленьких детей из деревни, – вспоминает дед, – мало доходило это горе. А вот как начали приходить похоронки, тут и прошибло, стало ясно, какая великая беда пришла на нашу землю. Если к кому-то в дом приходила горькая весть, все село собиралось в избе. Взрослые как могли утешали, а нам, детям, было просто очень тяжело. Все знали, что завтра эти люди могут сидеть у тебя в доме.
Зимой я устроился в колхоз кормить овец. Три долгих месяца таскал тяжеленные вязанки с сеном.
Ждали вестей. Ни радио, ни, естественно, телевизора не было. Единственным источником информации оставались районные газеты. Мы выписывали «Сталинский колхозник». Кто мог себе позволить – «Волжскую коммуну». Передавали газеты из рук в руки.
В сорок втором пришлось еще тяжелее: конца войны не видно, а скудные запасы заканчиваются. Тогда мы ели все: коневник, лебеду, липовые листки. После уборки картофельного поля детвора бегала собирать гнилые клубни. Их сушили, перетирали в муку, добавляли ольховые сережки и просянную шелуху и пекли лепешки.
Отец часто писал. Каждое письмо – это событие. Читал его старший, кто знал грамоту. В нашей семье – я. Мать плакала и крестилась», – тяжело вздыхая, заканчивает свой рассказ дедушка.
А я думаю: могут ли теперь удостоверения «Труженик тыла», «Ветеран труда» и грошовые пенсии компенсировать исковерканное детство?
Так не дай же Бог нам повторить их судьбу. Дети военного времени хлебнули лиха. Пусть страшное слово «война» уйдет навсегда в прошлое.
Нина ВАНИНА, ученица 9-го класса, с. Старое Похвистнево, Самарская область
Комментарии