«Не могу не поделиться…» – слышу в телефонной трубке бодрый приятный голос. С его обладательницей мы знакомы давно, и всякий раз она удивляет. То новым стихотворением, которое стало песней под гитару (голос сочинительницы, на мой слух, с годами становится только выразительнее и ярче), то рассказом о постановке спектакля по ее пьесе.
В Правдинске Нина Кронидовна Козловская – человек известный. Возглавляла долгое время единственную в городе школу, слава о которой вышла за пределы Калининградской области. И хотя затейница и вдохновительница многих славных дел сейчас на заслуженном отдыхе, но никак не согласовывается это словосочетание с ее образом жизни.
-Как много хочется успеть сделать! – слышу ее мягкий голос. – Задумала вот написать про своих учителей. Есть такой должок. Разбирала свои архивы, нашла в любимой «Учительской» воспоминания выпускников разных лет. «Вы мне не поставите двойку за жизнь?» – многообещающе сказано. Хочется что-то подобное написать. Недавно перечитывала «Уроки французского», помните те пронзительные слова о вине перед учителями?
Ну вот всегда так! После телефонного разговора появилось и у меня сложное чувство какой-то внутренней неуспокоенности. Как там у любимого писателя сказано? «Странно: почему мы так же, как и перед родителями, всякий раз чувствуем свою вину перед учителями. И не за то вовсе, что было в школе, нет, а за то, что сталось с нами после», – нашла я сразу эти нужные мне сейчас слова у Валентина Распутина.
…Он так всегда стремительно появлялся в нашем классе, что, казалось, будто не входил, а влетал. Его напористость, энергичность, эмоциональность в разговоре и поступках поначалу даже пугали нас, робких пятиклассников, привыкших к ласковому и спокойному тону первой учительницы. Звали мы его Семенванычем, он, будучи директором школы, вел у нас историю. На уроках никогда не стоял на месте, ходил между рядами, озадачивал вопросами, увлекал рассказами. Бывало, сильно удивлял необычным советом: «Вот вечером, укладываясь спать, положите себе руку не на живот, а повыше и спросите себя, как же прожит день, что доброго и полезного сделано». А то еще читал не очень понятные тогда нам стихи: «А как у вас с величием души? // Все остальное, кажется, в порядке. // Но, не играя в поддавки и прятки, скажите, как с величием души?»
С величием души у нас, видимо, было не очень. Уж очень строг был к нам директор. Однажды я крепко на него обиделась. Даже не хотела в школу идти, мучила его несправедливость по отношению ко мне, лучшей ученице класса. А случилось это так. В субботу, когда я направлялась домой, Семен Иванович поручил мне передать нашей первой учительнице, чтобы в понедельник она приехала и забрала для начальной школы оборудование. Но об этом наказе я вспомнила только в понедельник утром, когда увидела входящего в класс директора. Солгать ему я не посмела и услышала строгое: «Иди сейчас же назад и скажи!» (Тогда ведь о мобильниках и слуху не было.)
Морозным ранним утром я шла пешком по укатанной дороге, и на лице у меня постепенно образовывалась ледяная корка от слез. И хотя расстояние до нашей деревушки я одолела непривычно быстро, одна щека все-таки побелела от мороза. Но ни от родителей, ни от учительницы не услышала я тогда осуждающих слов в адрес директора. Думаю, пожалей они меня в тот злополучный день, что-то в моем характере сложилось бы по-другому.
То раннее морозное утро я запомню на всю жизнь. С него началось мое взросление и постижение себя. Но директор Верх-Аллакской школы, что на Алтае, Семен Иванович Толмачев об этом не узнает. Он уйдет из жизни рано, так и не дождавшись нашего взросления и ответа на главный вопрос: «А как у вас с величием души?»
Надежда ТУМОВА, редактор отдела писем и социальной защиты «УГ»
Комментарии