…Мы открываем пытливому читателю еще одну потаенную страницу из жизни Александра Сергеевича Пушкина, «русского национального поэта, феномена удивительного», как отзывался о нем знаменитый критик Белинский. Почему, спрашивается, потаенную? Оттого что писать об этой стороне – бытовой жизни великого поэта – было раньше как-то не принято. Многое просто замалчивалось! Конечно же, эти сведения пытливый читатель не найдет ни в одном школьном учебнике по литературе. Но если не приводить их, то не получается целостного пушкинского образа. Предпримем попытку по-новому посмотреть на многое из жизни поэта. С чего же мы начнем наш рассказ? А вот с чего…
Исключительный интерес для нас, ценителей Пушкина, представляют малоизвестные, уже порядком подзабытые воспоминания о нем выдающегося переводчика Гете и Шиллера Александра Николаевича Струговщикова (1809-1878), который оставил после себя незаконченные «Записки». В них приятель и тезка поэта подробно сообщает нам о событиях одного из малоизвестных периодов жизни Пушкина.Оговорюсь: влияние творчества Пушкина на Струговщикова огромно – со временем тот станет поэтом, будет печататься в журналах и альманахах; правда, все это произойдет потом, много лет спустя после их знакомства.Следует упомянуть, что знакомство и последующие приятельские отношения между двумя Александрами возникли не на литературном поприще, не в литературных кругах и даже не на почве литературных интересов. Начало литературных переводов Струговщикова (баллада «Певец», первый его перевод из Гете, будет напечатана в VII томе «Библиотеки для чтения» лишь в 1834 году!) еще впереди.Очевидно, столкнулись они за зеленым сукном, ища фортуны, среди страстных и завзятых, разгоряченных вином игроков. Сюда наш герой приходил с целой компанией молодых и веселых офицеров-гвардейцев Финляндского и Преображенского полков. Здесь рекой лилось вино, офицеры шутили и ругались, проигрывали и выигрывали большие деньги, делали долги, оставляя долговые расписки, – и все это получалось как-то поразительно легко и удивительно непринужденно, по-молодецки! И в рамках светских приличий!Вот что мы читаем в «Записках» Александра Николаевича Струговщикова, уже чиновника Министерства народного просвещения, после короткого сообщения о его женитьбе на Анне Алексеевне Качаловой, имевшей место быть 11 октября 1831 года:«В это время я делал все на авось, и сам не понимаю, как прожил первый год; я продолжал игры, счастье мне благоприятствовало, и я первый год женитьбы прожил до 33 тысяч; а откуда взялись – сам не знаю; разумеется, выиграл в карты, но как же это?Странно, когда у нас есть деньги, большую часть мы их проигрываем; когда нет – выигрываем; нужда – лучший учитель. Жил в Миллионной в доме с колоннами направо от дворца; квартира прелесть; к этому времени принадлежит мое знакомство с Пушкиным; он был у меня раза три поутру и на нескольких вечерах; кроме того, я бывал у него и сохранил о нем, как о человеке, самые лучшие впечатления; но сам я много виноват перед ним, что, пригласив его раз на вечер, повел его к одному из живших в доме офицеров Рындину, у которого также был вечер; Пушкин, как светский человек, не показал виду неприятности; но как общество было довольно грязненькое, то он, поставив карты две и заплатив деньги, поспешно ушел. С тех пор, хотя я с ним виделся у него и у других, он у меня не бывал; я сделал неловкость, охотно в ней сознаюсь, и совершенно оправдываю поведение Пушкина в отношении ко мне. Пред тем я несколько раз играл с ним в довольно большую игру, и в расчетах наших (хотя он часто оставался должен, но всегда на другой день приносил обратно деньги) царствовала та джентльменская простота, вежливость и деликатность, какой лучше желать нельзя. Родственник его, известный игрок князь Оболенский, кажется, питал неудовольствие на мой с ним поступок, а недоброжелательство Оболенского происходило оттого, что я его, как заявленного шулера и игрока, никогда не приглашал. Он являлся иногда незваный».Речь в «Записках» идет, по-видимому, о князе Николае Николаевиче Оболенском, известном игроке и родственнике поэта по линии Веневитиновых. Известно и то, что среди долгов Пушкина, оплаченных опекой после его смерти, значится его счет князю Оболенскому. А офицер, с которым «по маленькой» играл поэт, – это подпоручик Преображенского полка Петр Дементьевич Рындин, весельчак и заядлый игрок, впоследствии он числился членом Петербургского Английского собрания…Переводчик заканчивает свой короткий рассказ о знакомстве с Пушкиным и переходит к подробному изложению дальнейших событий своей жизни. Не будем пенять ему за это!Относительно точной даты знакомства можно высказать одну версию. Пушкин с молодой женой – московской красавицей Натальей Николаевной – приехал в Петербург в октябре 1831 года. Ранее он проживал с ней все лето в Царском Селе, а значит, подобная встреча могла состояться лишь в конце октября или в ноябре 1831 года, в любом случае не раньше!Кстати, князь Николай Николаевич Оболенский жил также на Миллионной, что и наш герой. Переводчик часто играл с ним в карты, а Пушкин, судя по всему, иногда бывал у него, как у родственника. Здесь тот и повстречал Пушкина.Правда, сообщению нашего героя несколько противоречат строки из письма поэта к Михаилу Осиповичу Судиенке, отставному штабс-ротмистру, в прошлом адъютанту графа Бенкендорфа:«Надобно тебе сказать, что я женат около года и что вследствие сего образ жизни моей совершенно переменился, к неописуемому огорчению Софьи Остафьевны и кавалергардских шаромыжников. От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединенные с уплатой карточных долгов, расстроили дела мои».Поясню: штабс-ротмистр Судиенко, со слов поэта, «его приятель, товарищ холостой жизни», у которого часто Пушкин занимал на 2-3 года и которому всегда в срок отдавал деньги. С ним поэта связывали и литературные дела: тот – будущий автор книг по истории Малороссии…А огорченная Софья Остафьевна – содержательница известного в Петербурге в 1820-1840-х годах увеселительного заведения для холостых людей, где, конечно же, среди прочей светской молодежи бывал молодой поэт…Возможно, это признание поэта приятелю не стоит понимать буквально: Пушкин мог, разумеется, не предаваясь «большой игре», ставить «по маленькой», изредка участвуя в карточных вечерах у своих приятелей…Тогда все сходится!Наш герой на протяжении своих «Записок» далее нигде не упоминает имени Пушкина. Оба имели общих знакомых – Глинку, Брюллова, Кукольника, Никитенко – и не пересеклись. Очевидно, они больше не встречались. За исключением свидетельства о том, что переводчик был в последней квартире Пушкина 29 января 1837 года, когда его знакомца и приятеля не было уже в живых. Мы имеем в виду карандашную зарисовку Струговщикова, изображающую поэта на смертном одре, с лаконичной надписью: «Пушкин. 29 Генв. 1837».Что можно еще добавить в этой истории?Копия «Записок» до сих пор хранится в Пушкинском доме.Как попал, спрашивается, к нам этот рисунок? Пройдет много лет – и этот талантливый карандашный набросок Струговщикова впервые будет воспроизведен в книге Щеглова «Дуэль и смерть поэта», вышедшей в Ленинграде в 1928 году…
Комментарии