Возрождение мечты из ядерного пепла

В начале июня вышел последний эпизод американо-британского проекта «Чернобыль» от канала HBO. Рейтинг сериала достиг высшей отметки на ресурсе IMDb, каждый день о нем выходят десятки материалов, как хвалебных, так и ругательных.

Американский сценарист Крейг Мазин еще пять лет назад увлекся темой чернобыльской катастрофы. Сначала им двигал сугубо исследовательский интерес, но потом Крейг благодаря отчетам и воспоминаниям очевидцев и участников событий понял, что история оживает, обретая человеческое лицо – страха, боли, надежды, веры и любви. Решившись написать сценарий сериала на эту тему, он сам пошел на риск. Тем более что раньше он занимался молодежными комедиями и пародиями – в его послужном списке вторая и третья части «Мальчишника в Вегасе», третья и четвертая части франшизы «Очень страшное кино». Кому-то такой переход покажется странным, но сам Крейг считает его естественным, отмечая, что от комедии к драме пе­рейти легче, чем от драмы к комедии.
Тысячи томов исследований, расследований, докладов, дискуссий, продолжающихся до сих пор, а благодаря сериалу возобновившихся с новой силой, бессильны перед тем, чтобы сказать всю правду о катастрофе. Вышло несколько документальных фильмов о Чернобыле, но нет никакой уверенности в том, что все прояснилось. А художественное, драматически выверенное произведение просто не обязано этого делать – ловить истину в последней инстанции, драма и жизнь функционируют немного по разным законам.
Но искусство способно вновь обратить внимание человечества на проблему, расшевелить его короткую память. Последнее не оскорбление, а скорее констатация факта, дело естественное – невозможно постоянно помнить обо всем плохом, что случилось, как в частной жизни, так и в историческом масштабе. Срабатывает так называемый эффект вытеснения.
Тому пример – реакция Владимира Вейцмана, полковника в отставке, участвовавшего в ликвидации последствий аварии. На предложение посмотреть сериал он ответил, что не будет этого делать, потому что видел все это в жизни и не хочет больше. Точно так же многие ветераны Великой Отечественной предпочитали помалкивать о войне. Сериал снят скорее для нас, сколько бы лет нам ни было – пятнадцать или сорок пять. Вряд ли это поможет человечеству избежать какой-нибудь глобальной катастрофы в будущем, но уж точно обратит внимание на то, что инстинкт жизни человечества пока преобладает над его тягой к саморазрушению, хотя баланс хрупок.
Еще в 1988 году Надежда Кожушаная задумала сценарий фильма с рабочим названием «В голубой нашей юности», где акцент делался не на самой катастрофе, а на трагической истории любви. Речь там шла о Владимире Правике и его любимой жене Надежде. В ночь аварии он, начальник пожарного караула, дежурил на атомной станции. Всего через шестнадцать дней он умер в больнице, а жене остались его письма, в каждом из которых он говорит о своей любви и надежде на долгую счастливую жизнь. По-моему, именно эту тему счастья, утраты и веры в возрождение мечты из ядерного пепла удалось зацепить создателям сериала.
Действие «Чернобыля» хронологически укладывается в период с 26 апреля 1986 года, когда произошел роковой взрыв на четвертом энергоблоке, до самоубийства Валерия Легасова, случившегося на вторую годовщину аварии. Легасов – ученый, внесший огромный вклад в устранение последствий аварии, а также предавший огласке правду о случившемся и сделавший многое для того, чтобы предотвратить подобные трагедии в будущем. В четырех сериях рассказывается об аварии и ликвидации последствий, а в пятой, подобно фильму Джона Форда «Мистер молодой Линкольн», – о суде над виновными в аварии, где Легасов выступил свидетелем, разгласив в том числе факты, неугодные генеральной линии и противоречащие официальной версии. В этой серии больше всего пафоса, речь Легасова похожа на речь юриста из «Убить пересмешника». Но, по-моему, это неизбежный закон жанра, художественный прием.
Однако помимо этого пафоса в сериале есть вполне прорисованные и провоцирующие эмпатию человеческие истории – линия Людмилы и Василия Игнатенко, простой советской семьи, строившей свое семейное счастье и лишившейся его из-за катастрофы; сцена с бабушкой, не желающей уходить с зараженной земли, так как она там прожила всю жизнь; история солдата, нежестокого по натуре, который оказывается в отряде по зачистке территории от всего живого (людей увозят, а животных убивают). Сцена, в которой убивают бабушкину корову, во многом штамп и сильный эмоциональный прием, опять же отсылающий к драме «Иди и смотри», но она работает в заданных условиях.
В отличие от основных критиков сериала мне не показалось, что герои «Чернобыля» – картонные (картонный Скарсгард? Картонная Эмили Уотсон?.. Это те, что из «Рассекая волны»? Хм…), мне не показалось, что авторы очерняют советскую действительность, партийное руководство, выполняют заказ Госдепа, выставляют советских граждан какими-то не такими (да люди там все, люди!). Вообще очернить что-либо с помощью искусства невозможно, это вредное заблуждение.
Несмотря на то что протагонист – Легасов, а его антагонист – система, на другом уровне я увидел в качестве героя именно народ, сражающийся с самой смертью во имя будущего человечества. И эту фразу не стоит понимать плакатно, здесь работа идет на уровне инстинкта, а не идеологии. Чем атомизированнее человек становится, тем сложнее ему понять, что во имя кого-то, кроме себя, можно жертвовать собой.
Александр Миндадзе в своем фильме на ту же тему «В субботу» поднял вопрос о том, что во время самых жутких катаклизмов, когда жизнь человека и человечества висит на волоске, в каждом из нас обостряется жажда жизни. Это до сих пор не преодоленная данность – ну не умеет никто ценить каждый миг своей жизни, когда все хорошо или, по крайней мере, ровно. Это проблема, заданная еще Достоевским в рассуждении о смертной казни. Такие глобальные катастрофы, как чернобыльская авария, возвращают нас к этому вопросу.
Отрадно, что нет единодушной, идеологически однородной критики, как и одобрения сериала. Его критикует «Российская газета», его критикует Colta из противоположного лагеря, в Америке нашлось немало скептически настроенных рецензентов помимо отозвавшихся благодушно. Для одной британской сценаристки в «Чернобыле» «недостаточно толерантности», для кого-то другого в нем навалом «антисоветчины». И все как-то забывают, с какой охотой в 80‑е и 90‑е, в эпоху бума видеопрокатов, у нас глотали и более топорно сделанную антисоветчину.
Это говорит о том, что мы имеем дело с ядерным Расёмоном. В фильме Куросавы рассказана история убийства самурая и изнасилования его жены. На суде каждый – жена, разбойник, дух убитого мужа, свидетели – рассказывает свою версию, которая совершенно не сходится с показаниями других. В конце концов врет даже очевидец событий, преследуя свою цель. Он оказывается единственным порядочным человеком. И это обычная криминальная история, каких много. Что касается Чернобыля, это глобальная катастрофа, к которой имеем отношение мы все. Мы ее наследники, и, если мы не можем все время держать ее в памяти, она вытесняется в бессознательное и живет, неизбежно влияя на нас. И самым смешным было бы считать кого-то одного носителем этой самой правды, истины в последней инстанции. Все мы участники этого Расёмона, и все мы будем об этом тысячу лет спорить.
Я помню, как в моем детстве, когда миновало лет десять после катастрофы, одним из вопросов мироздания, который меня занимал, вызывая страх и трепет, был как раз Чернобыль, радиация как невидимый убийца. И вот сейчас я будто бы вернулся в то состояние ребенка с еще незамусоренными мозгами, пусть и с каким-то накопленным багажом. Но если бы меня тогда спросили мнение о катастрофе и о сериале, я бы сказал о первом: «Это ужасно и очень страшно», а о втором: «Очень захватывающе, молодцы, круто сняли». И захотел бы что-нибудь на эту тему посмотреть и почитать еще. Иногда даже жаль, что жизнь больше не кажется такой ясной и понятной, а мотивы людей – очевидными. Бесконечные дискуссии, обвинения, разделения.