Воздастся по вере… Из жизни енисейских старообрядцев

​По одной речушке проскользнул длинный, явно самодельный катерок. Скорее всего это вороговские староверы доставляют грузы к скитам, где обитают их собратья по вере. Я хотел последовать за суденышком, но оно скрылось за островком, а потом бесследно исчезло, нырнув в какой-то канальчик, выводящий к Дубчесу.

На этом енисейском притоке, а точнее на водоразделе Дубчеса и Елогуя – более северного притока, находятся самые крупные старообрядческие монастыри и скиты, а также маленькие семейные поселения – заимки. В 1951 году они были обнаружены с воздуха. Зимой сюда добрались каратели. Пока не наступило половодье, солдаты находились в скитах, резали рабочий скот, волов, на которых иноки пахали поля. Черноризцев морили голодом, издевались над ними, подвергали физическим пыткам. Самых непокорных раздевали, нагишом запрягали в сани, ездили на них наперегонки, стегая кнутами. Впоследствии пустынники и поддерживавшие их крестьяне были арестованы, а все постройки, иконы, книги сожжены. Некоторым молодым черноризцам удалось скрыться в тайге. Именно они и возродили дубческое иночество. «Чем глубже в тайгу, тем крепче вера», – говорят енисейские староверы.Все существующие здесь поселения связаны между собой родственными и религиозными нитями. Единственная деревня в среднем течении Дубчеса – Сандакчес – стала своеобразной столицей енисейских староверов. Отсюда каждую весну по большой воде на самодельных деревянных лодках-илимках в отдаленные верховья «круг благодетелей» завозит продукты для подвизающихся отцов. Все остальное время года жители скитов и заимок живут изолированно, рассчитывая на свое подсобное хозяйство и дары природы. Старовер из деревни Назимово Прокопий Увеналиевич Горчанев (такие старинные имена у староверов не редкость) рассказывал мне, что из Дубческого монастыря с оказией ему пришло письмо-треуголка, в котором сообщалось, что отец его находится при смерти и его переместили в усыпальницу. Сын так и не смог к нему добраться.В моем путевом дневнике имена и фамилии староверов, с которыми сталкивала дорожная судьба. Каждая встреча – новая деталь, штрих, дополняющие образ сибирского старовера. Та же Тоня Шутова из Фомки рассказала о том, как питаются староверы.- Ваш хлеб быстро сохнет и сыплется, а то и плесенью берется, потому как он мертвый. А наш, домашний, на закваске из тертого картофеля, – живой. Ты его хоть сколько храни, он дух свой хлебный не теряет. Наши мужики в тайгу его и на месяц, и на три берут. Если что, размочат и на квас ставят. Квасок к хлебушку – первое дело. Мы его для цвета на сухой тыкве делаем. Можно на моркови. Постоит он, чуть уработается – и в подпол, в лагуны. В Петров пост это самое милое питье…Изба Шутовых расположена на высоком берегу Енисея. Из окна мне была видна вся река и ее гористый темно-зеленый противоположный правый берег, который закрывал небо. Я уминал жареную картошку, черпая ее ложкой прямо со сковороды, жевал душистый хлеб, смакуя его поджаристую корочку, похрустывал огурцами и луком. Эта изумительная снедь, которую подарила мне дорожная судьба, завладела мной целиком. Я лишь изредка отвлекался от еды, чтобы хлебнуть из кружки квасу и послушать словоохотливую хозяйку. Речь шла о постах, вернее о разрешениях, которые зависят от типа поста и «чина» святого соответствующего дня. Каждому посту свой срок и свой порядок. Старообрядцы выделяют такие типы разрешений: сухоядие, горячая пища без растительного масла, горячая с маслом, разрешение на соковую кашу…- А сейчас какое разрешение? – спросил я у хозяйки.Она улыбнулась, кокетливо сверкнув золотым зубом, и махнула рукой, мол, тебе все разрешается. Все, да, наверное, не совсем, ужин, например, обошелся без спиртного. Староверы, впрочем, его не жалуют. Особенно водку. При случае в праздники употребляют бражку. В деревне Сумароково молодой старовер Иван Селитков, приютивший меня на время дождя, угостил прохладной, со специфической горчинкой брагой какого-то непривычного фиолетового цвета (как оказалось, напиток был настоян на черемухе). От табачного да винного зелья в суровом северном краю устоять трудно даже древлеправославным обитателям енисейских берегов. «Кержак все жрет особо, а винцо так вкупе пьет», – говорят сибиряки. Мне встречалось немало бородачей, которые не прочь были разделить с гостем вечернюю чарку, попадались и такие, которые водили более тесную дружбу с зеленым змием. Одни при этом грустно сетовали, что они не настоящие староверы, а так, лишь одна видимость, другие уверяли, что при случае отмолят сей грех.- Вы не обижайтесь, что я вам в отдельную чашку квас наливаю. Она у нас, как и ложка, специально для гостей, – объяснила Тоня Шутова.На пустынном берегу напротив деревни Чулково, где в тиховоде за «каргой» – каменистым мыском я приводил в порядок свое суденышко, ко мне на моторке лихо подкатил молодой старовер. Мускулистый, с аккуратной, длинным клинышком бородой, в ковбойской шляпе, он был похож на какого-то иностранного биолога, исследующего дикую природу Севера. Мы познакомились, разговорились, и я узнал, что тридцатипятилетний Михаил Москвичев окончил всего лишь три класса. Как, кстати, и его многочисленные братья.- А зачем тут больше? – удивился он. – Азам в миру научишься, все остальное природа даст…Дикая природа для енисейского старовера – это его родной дом, храм, школа жизни с детских лет. Корнелий Ромашев из поселка Индигино, с которым я возвращался на теплоходе из Игарки, отрываясь от «Стоглава», который он читал всю дорогу (подозреваю, что это была вообще единственная книга, которую он в жизни держал в руках), рассказывал:- У меня десять детей, и все при мне. Я их с детства к нашей жизни приучал. Бывало, всех посажу в обласок, он едва воду не черпает, и везу на какой-нибудь островок. Вот, говорю, Енисей течет, вот солнышко встает, вот радуга, а там, смотрите, щука всплеснулась. Благодать вокруг. И даже когда север волну гонит или пуржит, все одно радость. Небеса нам, людям, силу свою выказывают. Тем и мы сильнее становимся…Енисейские поселения староверов, пережив лихолетья, в отличие от других деревень сегодня процветают. И часто исключительно благодаря дарам природы. Школьное образование старовера, как правило, ограничивается начальными классами. Все остальное ему дает тайга. Правда, нередко живущие особняком (однако не в изоляции!) старообрядцы теряют чувство меры и в погоне за наживой вылавливают и выбивают все живое вокруг себя. «Грезят кержаки», – говорят сибиряки. Тем более что с помощью современной техники, оружия, ловчих приспособлений, с которыми староверы, несмотря на недостаток образования, обращаются весьма умело, охота и рыбалка превращаются в наверняка добычливые и выгодные занятия. Мне рассказывали, что вокруг иных староверческих поселений тайга зимой исполосована мотонартами, как шахматная доска.Река и тайга с их богатствами позволяют жить в минимальной зависимости от цивилизованного мира и государственной опеки. Некоторые ревнители веры даже от пенсий отказываются. Но жизнь все-таки берет свое, духовная сила старообрядчества уже не так сильна, как двести-триста лет назад. Большинство староверов по-прежнему считают, что радио и телевизор – это «бесовские кумиры», безвозвратно губящие душу, а кинотеатр или дом с телевизором – «идольский храм», где «прославляется дьявол». Тем не менее охотники-промысловики пользуются передатчиками, держат в таежных избушках приемники, по которым слушают сводки погоды. Девчата, попав в город, не прочь и современные наряды примерить, а парни охотно и в компьютер заглядывают. Кстати, и старики к этой технической «химере» уважительно относятся (часто, правда, сурово сдвигая брови и неистово крестясь), прежде всего как к источнику полезной информации. И что немаловажно, по их мнению, тем же компьютером в отличие от телевизора человек способен управлять по своей воле и разумению. Кстати, во время странствий по диким местам я заметил, что живущие там племена и народности довольно свободно и охотно пользуются техническими новинками прогресса. Те же спутниковые тарелки на юртах монгольских кочевников. Или солнечные батареи в тропиках. Мне кажется, что мифологизированное сознание дикаря допускает все что угодно, любое чудо может иметь место в его жизни. И скорее мы можем принять за сказку непривычный для нас уклад обитателей лесов, гор и пустынь, их быт и ритуалы, чем они удивятся тому же компьютеру. Тем более что для того, чтобы научиться управлять им, особо образованного ума не надо. Достаточно той сметки и живости, которая была выработана в процессе выживания среди дикой природы. Возможно, это имеет отношение и к староверам. В их столь непривычной для нас среде младшие во всем берут пример со старших, однако и старики отдают дань силе, сноровке и предпринимательской активности молодежи. От той же пенсии редко кто уже отказывается. Разве что обитатели скитов. Но туда, увы, мне не пришлось заглянуть. Может быть, в следующем путешествии в этот удивительный край…Своеобразие быта и культуры староверов – самое, пожалуй, яркое и сильное впечатление во время путешествия по Енисею. Надолго оно останется в памяти. А главное, не без пользы. Ну, во-первых, мне посчастливилось заглянуть не в пыльный музейный, а в живой мир давно ушедшей от нас старины, древней русской культуры. А во-вторых, видеть мир и свою жизнь через мировоззрение людей другой веры, уклада, жизненных принципов, социальной ориентации – это тот бесценный жизненный опыт, который, я уверен, не придется носить за плечами….С Михаилом Москвичевым мы мчались на моторке по Енисею, который, раздвинув берега, вольно катил свои воды. Молодой старовер уговорил меня поехать с ним проверить самоловы (веревка с крючками, растянутая по дну реки) и медвежью ловушку (проволочную петлю, укрепленную между бревен). Моя лодка на время осталась в бухточке. Ее единственные стражи – камни, вода и низкие облака. Этого здесь достаточно. Воровство среди кержаков считается самым тяжким грехом.С громким карканьем вылетела из таежной чащи ворона. Блеснула белым крылом чайка. Над мелководьем закружил коршун-падальщик, и тут же сверху донеслось: «Пили-пили». Это он, говорят, так пить просит. Но ведь вокруг воды хоть залейся! Нет, уточняют знатоки, ждет дождя, чтоб на лету глотать капли. Заломив шляпу, чтобы прикрыться от солнца, Михаил всматривался в даль. Мы держали курс на низкий мыс, покрытый светло-зелеными кудряшками тальника с застрявшими между ветвей сухими водорослями, оставшимися от весеннего половодья. Сразу за выступом проверили береговую ловушку, установленную в кустах черемухи над заваленным плавником приплеском. Пусто. Хотя медвежьих следов вокруг на песке было много. Потоптался косолапый возле приманки и ушел – в тайге в эту пору много и других лакомств. Потом подняли самолов. Попался налим, зацепилась стерлядка. «Путняя рыба – будет и на пироги, и на юшку», – поигрывая мускулами, весело сказал Михаил. Он стоял на носу лодки, держа на весу за жабры большую рыбину. Борода его озорно развевалась на ветру. Что там в бездонных голубых небесах, среди белого кипенья облаков – неизвестно. В земных же пределах, посреди енисейских разливов – погожий день и желанная добыча. А главное – своя вера и своя воля. Это и есть счастье.