Вот такая история

Не хочется повторять, что все познается в сравнении, но, когда читаешь художественные и исторические книги, очень часто возникает вопрос: о чем, собственно, речь? Например, в романе Дюма «Три мушкетера» Планше, слуга д’Артаньяна, имел жалованье 30 су в день. Это много или мало? Кольцо Атоса было продано ростовщику за 2000 ливров – удачная продажа или грабеж средь бела дня? Лошадь главного героя была оценена в 3 экю – сколько на эту сумму можно было прожить в Париже того времени?

О реальной стоимости и покупательной способности денег мы можем судить, только скрупулезно вчитываясь в текст, дабы понять, какое количество товаров и услуг тот или иной персонаж мог выручить за энную сумму пистолей, луидоров, дублонов и т. п. Ну или по эмоциям: «О, какая отличная сделка!» или «Эх, обобрала меня старуха-процентщица!».

А ведь эта проблема на самом деле куда серьезнее и глубже, нежели просто правильное понимание произведения. Потому что касается она того, как в разные времена и в разных странах оценивались дела людей. Вспомните Иуду, которому заплатили 30 сребреников за то, что он указал на Иисуса. Конечно, кощунственно рассуждать, много ли это или мало, ибо оценивать предательство в таких категориях – дело последнее. Тем не менее в пересчете на понятную нам валюту 30 сребреников (тирских шекелей) – это примерно миллион рублей.

Согласно сборнику «Статистика Российской империи» средняя зарплата учителей в 1856 году составляла порядка 200 рублей в месяц. Если вспомнить, что сегодня среднестатистический педагог в нашей стране зарабатывает почти 50000 рублей, вроде бы можно возрадоваться, как далеко шагнули прогресс и цивилизация в плане оплаты учительского труда. Но, пересчитав те рубли на эти, мы внезапно выясним: если бы нам сейчас платили, как при царе, средняя зарплата была бы более чем в пять раз больше – примерно 275000 рублей в месяц. К слову, в 1890 году пуд (16 кг) муки стоил от 30 до 40 копеек, за гривенник (10 копеек) на рынке Иркутска можно было приобрести бутыль молока, за пятиалтынный (15 копеек) – стакан сметаны, за двугривенный (20 копеек) – фунт телятины или медвежатины. А лимон стоил целых 40 копеек за штуку. Но ведь это в 1890‑м. А в 1856‑м?..

Чтобы облегчить и упростить понимание прошлого, было бы неплохо создать какой-нибудь интернет-портал, на котором любой желающий мог бы в любой момент узнать «что почем» применительно к разным векам и разным валютам.

Продали Аляску, выручили 7,2 миллиона долларов. Гроши! Правда, в пересчете на наши деньги это составило 11362481 рубль 94 копейки. Но и это тоже на самом деле пустой звук, если мы не знаем, сколько в 1867 году «весил» целковый и сколько можно было купить на 1 копейку.

Помните, Том Сойер и Гек Финн неожиданно стали обладателями сундука, набитого золотыми монетами? Как сказано в романе Марка Твена, «деньги сосчитали. Оказалось, что их немногим больше двенадцати тысяч долларов». По нынешним меркам $12000 – сумма, безусловно, немалая, хотя подержанная иномарка обойдется вам заметно дороже. Но ведь опять же Твен имел в виду не нынешние «зеленые», а куда более весомые золотые доллары образца 1849 года. Там одного только благородного металла 20 кг! По нынешним мировым ценам в $1729,3 за тройскую унцию (31,1 г) этот клад можно оценить чуть более чем в $1 млн или 60 млн рублей. Теперь становится более понятно потрясение Тома, Гека и всех других персонажей романа.

Или же взять Древнюю Грецию. В художественных и исторических текстах об этой стране часто упоминается талант. Который, как известно, не пропьешь. Не будем останавливаться на том, что талант как денежная единица во времена расцвета Афин стоил как два хороших дома, на эту сумму целая семья могла жить несколько десятилетий, за один талант можно было купить 2,5 тысячи литров самого дорогого хиосского вина. Важно понять, что так было не всегда, и если во времена Гомера за один талант давали 16,8 кг золота (да он, собственно, и был мерой веса золота), то после реформ Солона (конец VI века до н. э.) вес аттического таланта составлял около 26,2 кг, но серебра, которое, как известно, намного дешевле золота.

В общем, пока не поймешь, что на данную сумму можно купить, все эти фразы про зарплаты в сотни миллионов или премии в тысячи чего бы то ни было лишены всякого смысла. Моя первая зарплата в должности учителя, например, составила 100 рублей. Спустя несколько лет я зарабатывал 700000 рублей. Потом – 2400 рублей. Понять эту финансовую круговерть можно, лишь если ты знаешь историю нашей страны, понимаешь, что у нас происходило в 90‑е, сколько стоили буханка хлеба, килограмм сахара, проезд в общественном транспорте и т. д.

Но если, как я уже сказал, относительную ценность валюты можно выразить тем или иным способом (пусть даже и используя нечто вроде пресловутого индекса бигмака), привязав все это к временной шкале, то порой возникают мысли совсем иного рода…

Вот мы, например, сегодня совершенно спокойно можем понять, что корова в начале прошлого века и правда могла стоить 20 рублей. Нас это почему-то не особо волнует. Точно так же мы бесстрастно воспринимаем информацию о том, что Раскольников, если верить Достоевскому, за свою клетушку платил 6 рублей в месяц, притом что Гоголь мог себе позволить выложить за свои апартаменты 25, а Пушкин – 250.

Несмотря на то что истинный смысл всех этих сумм доходит до нас с трудом или вовсе оседает где-то рядом, мы все-таки понимаем: нельзя сегодня вот так прямо, в лоб сравнивать одни цифры с другими, всегда нужно учитывать, когда и где они фигурируют, откуда появляются и куда исчезают нолики, почему это явление вполне закономерное и т. д. Да, говорим мы себе, это же и так понятно, что за одну и ту же работу или услугу в таком-то году могли заплатить столько-то, в другом – в сто раз больше, а в третьем вообще дать одну лишь расписку с обещаниями.

Итак, рубль 2022 года – это совсем не то же самое, что рубль 1994 года и тем более 1913 года, не говоря уже про 1671 или 1798 год. Времена менялись, цены тоже. Мы это понимаем. Но почему-то у нас не укладывается в голове, что ценность человеческой жизни, слова и долга в разные времена тоже была разной. Поэтому оценивать действия того или иного государственного деятеля, который жил 30, 50, 200 или 600 лет назад, с позиции современной морали и права – это то же самое, что хотеть сегодня получать столько же, сколько я получал в лихие 90‑е, но без учета деноминации, естественно.

…В одном фантастическом рассказе есть сюжет: миром правит жестокий и ненавистный тиран, чтобы разобраться с ним, группа ученых конструирует машину времени, отправляется в прошлое, на несколько лет назад, и пытается его там устранить. Безрезультатно. Тогда они прыгают еще глубже, во времена, когда нынешний тиран был юношей, чтобы избавиться от него. Но и это не удается. В результате они делают последнюю попытку и, застав тирана младенцем, убивают его. А когда возвращаются назад, в будущее, их встречают суровые поборники истины, живущие в светлом и справедливом будущем, где нет никаких тиранов. Они заявляют, что нет прощения тем, кто поднял руку на ребенка, и уводят ученых, чтобы осудить их за убийство.

Не кажется ли вам, что мы, люди XXI века, не имеем морального права осуждать тех, кто жил в другие времена? И ровно по той же самой причине – тогда все было совсем не так, как теперь. Это касается как времени, так и места, поскольку за одну и ту же сумму в одной стране можно было купить столько, а в другой – много больше. Или меньше. И за одно и то же действие здесь могли похвалить и наградить, а там – посадить на кол или сжечь. Вот такая, понимаешь, история…